Она не знала, что она делает, у нее не было никакого плана, что делать дальше после выстрела. Но она решила идти на яхту. Она приложила приклад к плечу и прицелилась. Вот точка на перекрестие, ее надо наводить туда, куда хочешь попасть. Перед глазом прыгали какие-то цифры. она присмотрелась: «100, что такое 100?» Может, я что-то делаю не так? Она опять припала к оптике. С одной стороны моргает 100, а с другой — светится 200. Она направила ствол на другую яхту, подальше. Теперь цифра горела 550. А моргало 100. «Кажется, я поняла!» Она опять начала рассматривать кнопочки. Глядя в оптику, она начала нажимать. Во, есть, 200 и 200, и ничего не моргает.

Она опять навела точку на мужчину. Все, она нажала на спуск. Она ждала выстрела, но раздался сухой щелчок. А, патрон надо дослать. Она передернула затвор. И опять все заново. Спуск, она опять ждет выстрела. Но ничего вроде как нет. Но почему-то ее толкает в плечо и бьет в глаз, но она видит как что-то там брызгает, и мужчина заваливается на пол. Там вроде еще кто-то был, но уже не видно. Она вскакивает и бежит вниз что есть сил. Только быстрее добежать, пока в рубку не зашли! У нее еще одна обойма. Если что, она будет отстреливаться.

Она уже почти добежала до трапа, как вдруг у микроавтобуса открылась дверь. Она не ожидала и растерялась.

Я сначала хотела подняться в рубку и уже поднялась, но тут же спряталась. Там разбираться не будут, так же разрывную влепят, а потом будут разбираться. Спецназ так работает.

Я прикинул: как минимуму трое в кают-компании, где еще пятерых искать? Я двинулся по коридору. Где-то голоса, прислушался. Там. За поворотом говорили двое. Я быстро вышел за поворот, они сначала соображали. Один стоял, прислонившись спиной к переборке, а второй сидел на леерах. До них было метра полтора. Я, не останавливаясь, тут же воткнул нож тому, кто стоял у переборки, в бок и моментально толкнул второго. Он потерял опору и свалился головой вниз в узкий трап. Вытащив нож, я еще раз вогнал его, но только на этот раз в печень. Посмотрел вниз, второй лежал так, что и доктора не надо — перелом позвоночника. Минус четыре.

Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать, кто не спрятался — я не виноват. Куда вы попрятались? Я решил идти в кают-компанию. Дорогу помнил. Уже почти дошел, когда с пирса раздался выстрел. «Твою мать! Что, нельзя тихо?» — я уже побежал, и тут навстречу выскочил Гриша, я опередил его на секунду. Он бежал с опущенным пистолетом, а я — с поднятым и направленным вперед. Он еще стоял, а я уже воткнулся в него и практически с ним ввалился в кают-компанию. Перелетев через упавшее тело, я сделал кувырок через плечо и, лежа на палубе, всадила пулю Бубену в ногу. Он завизжал как поросенок. Не теряя ни секунды, я направила ствол на женщину:

— На пол.

Она подчинилась. Кто-то бежал к кают-компании. Я повернул ствол и стал ждать.

Увидев вышедшего человека, Вера остановилась. Между ними было метров десять. «Что, теперь всё, меня убьют?» Сердце чуть не выскакивало из груди. «Нет, я так просто не дамся!» Она направила на него ствол. Он успел выхватить пистолет. Вера нажала спуск. Пуля прошила грудь, падая, он все же успел нажать на спуск, но сил направить пистолет на Веру не хватило. Она же, ни секунды не теряя, бросилась на палубу. Вот, ее цель достигнута. И что теперь делать? Тут раздался выстрел откуда-то изнутри, через пару секунд — еще один.

— Алинка!!! — закричала Вера и бросилась в открытую дверь. Увидев, что кто-то пробежал по проходу, она побежала за ним.

На входе появился человек, я выстрелила. Грохнул выстрел. Не понял, что за черт, почему две дырки. Одна в эту сторону.

— Алинка!! — услышала я Верин крик.

— Я тут! — в каюту влетела взъерошенная, запыхавшаяся, с винторезом на перевес Вера. — Это я!

Сказать, что я была в шоке — ничего не сказать. Я не знал, что сказать. И сказала что первое пришло на ум:

— А что так долго, сколько можно ждать? — мы захохотали.

— Смотри, кто тут у нас. Он твой.

— Не убивайте меня, пожалуйста. Я заплачу!

Вера встала перед ним.

— Ну, здравствуй, братец. Я же сказала — вернусь. Помнишь меня, Нику — сестренку свою?

— Ника, это ты? Ника, сестренка, пойми, пожалуйста, я не хотел.

— Тварь ты, подонок, — он пополз к ее ногам, она молча подняла ствол. — Смотри сюда!

Он посмотрел.

— Ника, прости меня, не убивай, я не хотел, я не мог поступить…

— И ты меня прости, — чужим голосом произнесла она, и винторез дернулся, потом еще, и еще, и еще, и так пока не кончились патроны.

Я посмотрела на женщину и подошла к ней.

— Ну что, как тебя там! Встань!

Она встала. Увидев меня, она открыла рот.

— Ты…?

— А ты кого хотела увидеть? Или у тебя экземпляры не бунтуют? Ты же сама женщина, поставила бы себя на их место. Ты беременная?

— Нет, — замотала она головой.

— Значит, дура, я тебе шанс давала, — я развернулась, пошла к выходу и, не глядя, выстрелила несколько раз.

Прошло всего минут десять с того момента как я вогнал нож первому. Да-да, бой в замкнутом пространстве всегда скоротечен. Думаешь прошла целая вечность, а всего пять минут, а ты жив еще.

Как я устал носить эту оболочку! Какая она тяжелая! И вообще, как я хочу спать! Долго они будут тут меня мурыжить? Где, интересно, Вера? Наверное, в соседнем кабинете. Правильно ли я поступил? А у меня разве был выбор? Выбор есть всегда, и то, что произошло на этот раз — это тоже выбор.

Я устало смотрел как в кабинет входят и выходят люди, что-то берут, что-то говорят. Мужчина, сидящий напротив меня, что-то им отвечает.

— Ну что, Самбурова Алина Викторовна, правильно?

Я посмотрел на него безразлично. Он рассматривал мои документы.

— Люда, ты сколько лет в органах? — обратился он к женщине лет двадцати семи-восьми, сидевшей за одним из столов и что-то писавшей.

— Семь, а что, ты не знаешь?

— Вот видишь, — обратился он ко мне. — Семь, и она только старший лейтенант. А тебе всего, — он заглянул в паспорт, — девятнадцать, и, судя по твоей липовой ксиве, ты уже старлей.

— Капитан, что ты хочешь? Ты меня тут за ксиву держишь? — спросил я.

— Нет, за убийство с особой жестокостью. Ты хоть представляешь, сколько тебе светит?

— Нет, и не хочу.

— А светит тебе как как минимум двадцатка. И заметь — это при хорошем раскладе для тебя.

— И что?

— Я предлагаю сознаться.

— Капитан, ты дурак, что ли? В чем сознаваться? Я не отрицаю, что убила их. Всех. А кто стрелял с берега — не знаю.

— А винтовка оказалась на яхте почему-то?

— Короче, я на 51, говорить не буду. Мне надо позвонить и мне нужен адвокат.

— Адвокат тебе будет. Только, думаю, он тебе мало чем поможет.

— Мне нужен мой адвокат, а своего чисовского прибереги для шпаны. Отведи в камеру, я устала.

— Вот придет следователь, он и определит тебя. Как ты попала на яхту?

— Я уж сказала, на чьем-то плече, была без сознания, — я медленно повернул голову и посмотрел в окно. — Все, больше ничего говорить не буду.

В кабинет вошел пожилой мужчина в штатском, за ним следом полковник в милицейском кителе, еще один в штатском. Опера встали, приветствуя их.

— Полковник ФСБ Якушев, — представился он.

Я заметил как капитан зло скривил губы. Было ясно, что у них заберут это дело.

— ГРУ, полковник Соколов, — Представился второй. И тут же задал вопрос: — Где вторая?

— Сейчас приведут.

Я посмотрел на Андрея. Мы обменялись взглядами. Я понял, что все будет хорошо.

— Почему она в наручниках? — спросил он. — Надеюсь, вы не применяли к ним силу?

— Никак нет, — ответил капитан.

Вскоре привели Веру, сняли наручники.

— Мы их забираем, — коротко сказал он. — Вещи, документы, оружие.