Прогулка по потайной галерее на этот раз нисколько не взволновала Ребекку. А лицо Жака, когда он изучал хитроумный вход, расписанную дверь и интерьер комнаты, напротив, было искажено страданием. Он все методически осмотрел, словно это было для него какой-то неприятной обязанностью, которую непременно нужно выполнить. Казалось, ему было важно вникнуть в каждую деталь, свидетельствовавшую о деградации и падении отца и деда.

Наконец он кивнул, подавая знак, что готов уходить. С тех пор как они покинули свою комнату и спустились в галерею, он не произнес ни слова.

– Жак, пожалуйста, поговори со мной! – взмолилась Ребекка, когда они наконец снова оказались у себя. – Я знаю, все это тебя ранило, мучительно, жестоко, что очень виновата. Но поверь, у меня не было намерения причинить тебе страдание. Я понятия не имела, что могу найти в этом «потайном кабинете».

Она подняла глаза и встретилась с ледяным пристальным взглядом мужа.

– Я не желаю говорить об этом, Ребекка. И никогда не стану обсуждать это снова, тебе понятно? Обещай никому не говорить о том, что ты обнаружила, особенно матери, потому что это убьет ее.

Ребекка похолодела. Хотя она знала доброту Жака, его враждебный тон ее испугал. Но в конце концов, ведь этими ужасными вещами занималась не она, а его отец. Единственное, что она сделала, – так это вытащила все на белый свет!

– Жак, как ты только мог подумать, что я способна рассказать об этом кому-нибудь? Что же, по-твоему, я за человек?

Его мрачный вид говорил ей, что в данный момент никакими увещеваниями его не проймешь. Ребекка вспомнила, что в старину властители часто убивали тех, кто приносил плохие вести. Вряд ли, конечно, можно считать справедливым того, кто вымещает свой гнев таким способом, но понять его можно. Пусть Жак сейчас сердится, но он скоро отойдет от потрясения, и все снова станет на свои места.

– Оставайся здесь, пока я не возвращусь, – произнес он тем же враждебным тоном.

Она ничего не ответила, только смотрела, как он повернулся к столу, осторожно взял книги, как будто они были отравленными – а они такими и были, – и покинул комнату.

Чувствуя себя совершенно опустошенной и униженной, Ребекка упала поперек кровати, слезы обиды и отчаяния обожгли глаза. На нее накатила волна тоски по Арману, превратив эти слезы в безудержные рыдания, страшный вой одиночества.

Когда плакать уже не осталось сил, она задремала с мыслями об Армане. И они поплыли в ее снах, как легкие облака.

После полудня, как всегда, было тепло и влажно. Ребекка сидела на каменной скамье в задней части сада под ивой, надеясь перехватить Люти, когда та выйдет из дома по каким-нибудь делам.

Настроение было мрачное, так по крайней мере казалось самой Ребекке, хотя в ее грустных размышлениях можно было отыскать и кое-что забавное.

Прошло уже немало дней с того утра, когда Жак застал ее с книгами Эдуарда, но надежды, что он снова вернется к своему обычному состоянию, не оправдались. Шли дни, а Жак становился угрюмее, все больше времени проводя в своем кабинете. Ребекка подозревала, что это не только из-за дел.

Не раз и не два она замечала, что от него пахнет вином. Когда семья собиралась вместе, он был хмур и замкнут.

Удивляло также поведение Маргарет. Казалось, она чутко следила за настроением Жака. Ребекка часто ловила на себе ее осуждающий взгляд и находила это довольно досадным. Наверное, Маргарет считала ее ответственной за его состояние. «Даже если бы это было из-за меня, спрашивается, какое Маргарет до этого дело? Интересно, что бы она сказала, узнай, что Жак сделал со мной?»

Но Ребекка была уверена: расскажи она Маргарет о своем несчастье, у той все равно не появилось бы никаких оснований думать, что Жак причинил Ребекке какое-то страдание. Вероятно, она как считала их брак идеальным, так бы и продолжала считать. С ее точки зрения, идеальный брак – это тот, который основан на общности духа, а неприличные плотские желания, по ее мнению, только пачкают высокий дух.

Последние несколько дней Ребекка очень много думала об этом. Ведь когда Жак вошел в комнату с предложением организовать пикник в дюнах, прежде он уже обсудил это с Маргарет. Сначала он спросил у кузины, хочет ли она пойти, а не у жены. Были и другие моменты, привлекшие внимание Ребекки, например, то, как чутко Маргарет внимала каждому слову, сказанному Жаком. Опытная кокетка, Ребекка хорошо знала, что мужчину легко можно купить, если внимательно его слушать. И вот бескровная Маргарет соблазняла Жака своим особым способом; на него же, с учетом его несчастья, такого рода приемы действовали гораздо сильнее, чем на нормального мужчину.

Эти размышления привели Ребекку к неожиданным выводам. Итак, Маргарет в известной степени ее соперница. Что за чушь! Пусть берет Жака, если ей так хочется. Странно, хотя Ребекке Жак был совсем не нужен, она все равно почувствовала себя уязвленной. А ведь она ему изменила. И к тому же между Жаком и Маргарет могли быть только платонические отношения, и никакие больше. Тем не менее у Ребекки возникло ощущение, что ее предали.

Ребекка горько улыбнулась. «Как удивительно устроены человеческие существа, какие мы странные и противоречивые!»

Казалось, Фелис единственная в доме пребывала эти дни в неизменно солнечном настроении. Она устроила еще несколько небольших званых вечеров, и, хотя состав гостей постоянно менялся, Джошуа Стерлинг неизменно присутствовал. Это было не случайно, напротив – по решению самой Фелис, поскольку список гостей составляла она. С одной стороны, Ребекку радовало, что Фелис забыла о своем горе, но с другой – ее беспокоил этот ухажер. Впрочем, может быть, следовало просто порадоваться за Фелис. В конце концов, хорошо, что хотя бы кто-то в этом доме получает удовольствие. Во всяком случае, своими страданиями Фелис это заслужила.

Новостей из Флориды никаких не было. Ребекка встречала все пакетботы на пристани, но Арман не писал никому. Даже матери. Иногда Ребекка думала, что ее сердце от тоски разорвется на части.

В довершение ко всему не далее как вчера Маргарет прочла ей очередную лекцию.

Это было утром в саду. Они срезали цветы для дома. Маргарет, которая до сих пор молчала, вдруг повернулась к Ребекке:

– Ребекка, я знаю, что ты на меня рассердишься, но я просто обязана сказать тебе это.

Захваченная врасплох, Ребекка осторожно поставила только что срезанную розу себе в корзину и хмуро посмотрела на Маргарет.

– Вот что, Маргарет: если это очередная проповедь, то прошу тебя, оставь ее при себе. Я не желаю ничего слышать, я не в настроении. У меня сейчас просто нет сил на это. И без того тошно.

– Но есть вещи более важные, чем твое настроение, Ребекка. – Губы Маргарет вытянулись в тонкую ниточку. – Такие как долг и честь!

Ребекка даже не пыталась сдержать стон. Снова честь!

Она не успела сказать и слова, как Маргарет ринулась в атаку.

– Разве ты не замечаешь, как несчастлив бедный Жак? Тебе что, безразличны все его дела?

– О каких делах ты говоришь, Маргарет? – удивленно посмотрела на нее Ребекка. – Насколько мне известно, бизнес у него идет прекрасно. Во всяком случае, ничего другого он мне не говорил.

Маргарет неодобрительно хмыкнула:

– Может быть, потому, что он видит, что ты не проявляешь к нему никакого интереса. Ведь тебя в нем все раздражает. Разве не так? Может, если бы ты…

У Ребекки не было настроения выслушивать советы кузины, как она должна вести себя с мужем.

– Мне кажется, – бросила она, – что ты зря тратишь столько энергии на лекции о том, как должна вести себя жена. Откуда, спрашивается, у тебя такой опыт?

Маргарет покраснела и упрямо сжала губы.

– Возможно, такого опыта у меня и нет, но это не мешает мне видеть, как несчастлив бедный Жак!

– Жак! Жак! – Ребекка начала выходить из себя. – Только об этом ты и можешь говорить? Ты бы хоть раз обратила внимание, как несчастлива я! Справедливости ради. Почему всегда только Жак?