Он очнулся в медицинской палатке. Попытался поднять голову. В глазах все расплывалось, но он все же увидел, что находится здесь один. Рядом стояла лишь пустая раскладная кровать.

– Проснулись? – Над ним склонился бородатый человек, одетый в халат хирурга. От него пахло дымом и кровью.

Жак почти ничего не чувствовал, кроме небольшого головокружения. Это, несомненно, свидетельствовало о том, что ему в качестве наркоза давали много опия.

– Бой закончился? – спросил он слабым голосом.

– Все закончено, майор.

– Мы победили? Доктор сурово улыбнулся:

– О да, мы победили. Англичане разгромлены. Война закончена.

– Но я не понимаю… – Жак сделал жест, показывая на комнату. – А где же раненые?

– Говорят, после сражения генерал произнес такие слова: «Наших солдат хранила непогрешимая рука Провидения». Мы потеряли только семь человек убитыми, и шесть были ранены. – Доктор помрачнел. – К несчастью, вы оказались в их числе.

– И что за ранение у меня, доктор? – прошептал Жак. – Тяжелое?

– Вашей жизни ничто не угрожает, сэр. Но ранение ваше тяжелое, тяжелее не бывает. – Доктор отвел глаза. – Скрывать от вас правду бессмысленно. Не вдаваясь в детали, могу только сказать, майор, что этот штык сделал из вас евнуха. Ужасное невезение, ведь вы так молоды. Никогда больше вы не сможете иметь интимные отношения с женщинами.

Жак закончил свой рассказ; они молча смотрели друг на друга. Так продолжалось довольно долго, пока Ребекка, которая все это время так и оставалась стоять на коленях на полу, не почувствовала, что у нее онемели ноги. Она пошевелилась.

– А генерал Джэксон, он знал о твоем ранении?

– Нет. – Жак подался к ней. – Ребекка, я понимаю, как тебе сейчас больно, я все понимаю, но… я очень много об этом думал и решил, что есть возможность нам жить вместе и быть счастливыми. Насколько мне известно, мое общество тебе всегда доставляло удовольствие; о себе я даже не говорю, потому что люблю тебя больше всего на свете. Обещаю никогда не обращаться с тобой дурно и дать тебе все, что будет в моих силах. Мы будем жить дружно и мирно, уважая друг друга, не посвящая никого в наш секрет. – Он сделал короткую паузу. – О моей… моем положении во всем мире знает еще только один человек.

– Это доктор, который тебя оперировал? – проговорила Ребекка лишь затем, чтобы не молчать.

Жак покачал головой:

– Нет, доктор умер еще до того, как я покинул Новый Орлеан. От малярии. Человек, о котором я говорю, – Арман.

Ребекка тихо вскрикнула и поднялась на ноги. Ее всю охватил горячий стыд. Какой скандал! Арман! «Значит, он знает, что я стала женой Жака только на словах! Он теперь, наверное, смеется надо мной!»

– Ты же утверждал, что не сказал даже родителям! – воскликнула она, чувствуя, что теряет над собой контроль. – Зачем же ты рассказал об этом Арману?" Почему из всех ты выбрал именно его?

Жак поднял руки, как будто защищаясь от удара.

– Это случилось ненамеренно, уверяю тебя. После моего возвращения домой как-то вечером мы с Арманом крепко выпили. Я был в полном отчаянии и испытывал острую необходимость перед кем-нибудь выговориться. Но тебе не следует ничего опасаться. Он будет хранить этот секрет. Я знаю, ты его не любишь, но Арман человек чести и слова. К тому же он не посторонний, а мой брат. Арман поклялся, что никогда никому об этом не расскажет, и я ему верю.

Ребекка смотрела на своего мужа, и постепенно, по мере того как до ее сознания стала доходить суть всего того, что он ей рассказал, ее начало мелко трясти. Где-то в глубине себя она почувствовала чудовищную боль, которая, сворачиваясь в клубок, переплеталась с не менее страшным гневом, поглотившим всю ее без остатка. Будто ей глубоко внутрь засунули острый нож! Этот человек по имени Жак, ее муж, только что разрушил все ее надежды и мечты, навсегда погубил ее жизнь. И она моментально возненавидела его со всей страстью, на какую была способна.

А Арман и не думал над ней потешаться. Ни над ней, ни над ее положением. И не только потому, что сочувствовал ее несчастью. Когда до него дошла весть о намечаемом бракосочетании, он понял, что это будет трагедией также и для него.

Он, конечно, пытался спрятаться от правды, снова и снова повторяя себе, что это не любовь, а только безрассудная страсть, увлечение, и что со временем он это в себе переборет.

Но в конце концов он вынужден был признаться себе, что любит Ребекку всем своим сердцем, всей душой. Ему было бы ужасно трудно пережить ее возвращение в Индию. Теперь же, когда она станет женой Жака и будет навсегда потеряна для Армана, видеть ее, встречаться с ней лицом к лицу во всякий его приезд на Берег Пиратов – вот истинное мучение!

Нет, потребности смеяться у него не было: он чувствовал к ней глубокую жалость и сочувствие и был взбешен поступком брата. Как мог Жак на ней жениться? Неужели он решил, что если разрушена его собственная жизнь, то он имеет право погубить и ее? Арман знал, что у брата слабый характер, и все же не мог поверить, что тот способен на сознательную жестокость. Именно так он и расценивал эту женитьбу.

Арман долго и трудно спорил с собой, следует ли ему появляться на свадьбе. Причина, по которой он наконец склонился к решению пойти, несколько удивила даже его самого. То, что могут обидеться Жак или Эдуард, его заботило мало. Ему не хотелось обижать Ребекку. Он решил поехать также ради Фелис, поскольку его отсутствие ей наверняка было бы неприятно.

Вид светящейся от счастья Ребекки причинил Арману нестерпимую боль. Представляя, какое жестокое разочарование ее ждет, он много пил, желая покинуть праздник, как только станет возможно. Ему это удалось еще до того, как выстроилась очередь целовать невесту. Подобной процедуры он перенести просто не мог, и кроме того, это был бы настоящий поцелуй Иуды.

Вначале он направил коня в Ле-Шен, но затем изменил намерение и повернул к Бофору. Арман долго скакал не останавливаясь. Было уже совсем темно, когда он, совершенно опустошенный, остановился, резко натянув поводья, у портовой таверны. От выпитого вина и ощущения окончательной и бесповоротной потери Ребекки Арман был готов крушить все, что попадалось на пути.

Человеком он был необщительным и потому таверны посещал не часто. Так, только от случая к случаю, направляясь на Берег Пиратов или возвращаясь оттуда, останавливался у «Головы кабана», чтобы пропустить кружечку-другую пива. Однако Энни Кондон, полногрудая хозяйка таверны, знала его в лицо.

Арман занял столик в самом темном углу. К нему, вихляя бедрами, приблизилась Энни, веселая, симпатичная девушка. Ходили слухи, что она долго не задумывалась, выбирая мужчину.

Энни остановилась у стола и, уперев руки в бока, приветливо посмотрела на него своими теплыми голубыми глазами.

– Господин Молино, сегодня один из тех редких вечеров, когда мы имеем счастье видеть вас!

– Принеси мне кружку рома, – проговорил он, не поднимая глаз.

– Кружку? Я не ослышалась? – уточнила она, вскинув брови. – Что-нибудь празднуете?

– Праздную, это верно. Ведь не каждый день случается такое событие, когда женится брат, – отозвался он с хриплым смехом.

– Господин Жак? Я ничего об этом не слышала.

– А почему ты должна была слышать? – Арман бросил на нее пристальный взгляд. – Так ты принесешь мне ром?

– Принесу, принесу, дорогой. Только не надо кипятиться. – Энни направилась к бару.

Арман оглядел таверну. В этот поздний час она была уже почти пуста, кроме него, в зале находились только трое. Он облегченно вздохнул. Сейчас ему меньше всего хотелось бы вступать с кем-нибудь в разговоры.

Энни возвратилась с ромом, поставила кружку перед Жаком, но не уходила.

– В чем дело, Энни? – спросил Арман, подняв голову.

– Сегодня такая противная погода. Там, – она сделала жест головой в сторону дверей, – ужасно холодно, как у… – Энни остановилась, подбирая выражение, но, так и не найдя, с улыбкой добавила: – С другой стороны, отличный вечер.