– Кирилл, ты же не обидишь мою сестру? – неожиданно спросил Леонид. Я в ответ только покачал головой. Впрочем, уже через секунду на меня смотрел все тот же неугомонный заместитель с вечной полуулыбочкой на устах. – Это хорошо. Итак. Когда свадьба?

– А ее может и не быть, – пожал я плечами, разом стирая с лица приятеля его улыбку.

– А в лоб? Кирилл, я серьезно. Ведь не посмотрю на разницу в силе.

– Да угомонись ты, Аника-воин. – Я толкнул насупленного Бестужева, и тот рухнул в кресло, не переставая сверлить меня недовольным взглядом. – Ни Ольга, ни я пока не собираемся устраивать свадьбу.

– Но-о… вы же… вы… Да что, я не видел, как вы друг на друга смотрите, что ли?! – возмутился Бестужев. М-да уж, заявочка. Р-романтик, чтоб его… – Да вы когда в одной комнате находитесь, Эфир с ума сходит… Я же не бездарный, чувствую!

Оп. А вот этого я не замечал… хотя, если подумать, иначе и быть не могло. Мы же с Ольгой постоянно в резонансе. Ничего удивительного, что сами этих возмущений не чувствуем. А вот окружающие… М-да. Хорошо, что я разблокировался только в кабинете Валентина Эдуардовича. Иначе, боюсь, никто из гостей и не подумал бы, что Посадская просто пошутила в своем репертуаре.

– Так, Леонид, угомонись. Во-первых, спасибо, что сказал о возмущениях. Мы с Ольгой просто не замечали своего влияния на Эфир… в этом плане. Во-вторых. Да, мы действительно очень хорошо относимся друг к другу. Только не забывай, что это не просто наша с Ольгой влюбленность, а еще и результат воздействия наших мам. Уж не знаю, как и что наворотили эти биологи и евгеники, но крышу у нас сносит капитально. И именно поэтому мы не хотим торопиться.

– Чтобы если вдруг… то не пришлось пожалеть? – понимающе протянул Леонид.

– Именно. Представь, года через полтора воздействие сойдет на нет, и мы с Ольгой вдруг поймем, что совершенно не подходим друг другу. А кольцо уже на пальце. И что, добиваться аудиенции у государя, чтобы просить о разрешении на развод, которого тот еще может и не дать? Были бы живы мамы – можно было бы узнать у них, сколько продлится этот… эффект, а так… Лучше мы подождем.

– А я читал, что невозможно заставить двух людей полюбить друг друга… – вздохнул Леонид. – После того разговора, помнишь, когда ты только-только к нам приехал? Вот тогда я очень много информации нашел по этому поводу. И все источники сходятся в одном: невозможно насильно привить любовь к кому-нибудь. Заставить возжелать… э-э… физически, так сказать, – пожалуйста. А вот чтобы как у вас с Ольгой…

– Я не думаю, что родители делали что-то подобное. Скорее, воспользовались уже заложенным соответствием и как-то обеспечили срабатывание механизма «отбора», так сказать. Но как они это сделали, я не понимаю. И Ольга тоже. А рисковать мы не хотим. Так что со свадьбой придется подождать как минимум до моего официального совершеннолетия. А там уж видно будет. – Я развел руками.

Леонид покивал и, бросив взгляд на браслет, неожиданно выругался:

– Извини, Кирилл. Но я опаздываю. Вот-вот должны начать собираться гости, и мне нужно присутствовать. Сегодня детский сад на моей шее. – Последние слова Леонид договаривал уже с порога и, выкатившись в коридор, исчез. А через секунду дверь вновь открылась, пропуская уже переодевшуюся к пиру Ольгу.

Я окинул взглядом ее точеную фигурку, облаченную в какое-то невообразимое кремовое платье, одновременно облегающее и словно струящееся… и невольно замер в восхищении.

– Ты бесподобна, – хрипло проговорил я, когда девушка, явно заметившая произведенное ею впечатление, подошла… нет, скользнула по паркету, словно проплыла, и оказалась в шаге от меня.

– Спасибо. – Оля медленно кивнула и вдруг, тряхнув головой, с улыбкой попросила: – Кирилл, закройся на секунду, пожалуйста! А то так недолго и манию величия заработать. Ох. Вот так-то лучше. Честно говоря, никогда не верила, что мужчины способны на такое… такое чувство.

– Что ж мы, по-твоему, совсем «чурбаны бесчувственные»? – возмутился я, когда ко мне вернулась способность говорить.

– Нет, конечно, просто… просто я всегда считала, что мужчина так смотрит на женщину, когда… ну…

– Ну да, а факт, что мы способны восхищаться красотой как таковой, вам и в голову не приходит, – вздохнул я.

Ольга виновато развела руками. Но тут же улыбнулась и протянула мне… ленту. Под цвет вечернего платья, разумеется.

– Вот, возьми… – проговорила она и, помявшись, добавила: – И прости. Я больше не сделаю такой ошибки, как в случае с Платоном. Никаких игр втемную… Отец прав, это унизительно.

Я и не подозревал, что у Валентина Эдуардовича такой талант воспитателя… Хм. Что ж, честь ему и хвала. Я-то думал, что придется устраивать еще не один сеанс аллопатического лечения, а оно вон как вышло. Отрадно!

Если бы еще не слуги, каждые пять минут долбящие в дверь, я был бы вообще счастлив, а так пришлось прервать Ольгины извинения на самом интересном месте… Ну да ладно, пир не вечен, и у нас впереди целая ночь.

Поправив соскользнувшее одеяло, я полюбовался сладко посапывающей Ольгой и, осторожно выбравшись из кровати, побрел в ванную. Закончив с утренними процедурами, вернулся в комнату и, окинув взглядом разбросанные по ней вещи, хмыкнул. М-да, зажгли, называется. Впрочем, ничего удивительного. Пир хоть и не обязывал шататься по залу с приклеенной улыбкой, вежливо раскланиваясь с гостями, тем не менее оказался штукой не менее тягомотной, нежели дневной прием. В общем, нам с Ольгой просто необходимо было сбросить пар… и вот, честное слово, получилось просто замечательно…

Впрочем, вру, кое-что интересное на пиру было, но не думаю, что моя нареченная одобрит происшедшее. Я бросил взгляд на явно не собирающуюся просыпаться Олю и, решив ее не будить, полез в шкаф, куда вчера по приезде в усадьбу забросил свой бессменный рюкзак. Отыскав под амуницией спортивный костюм и кроссовки, я быстренько оделся и отправился на пробежку. Оля? Пускай спит. Времени только шесть утра, а у меня к тому же есть одно дело, во время разруливания которого ее присутствие совсем нежелательно.

Кивнув охраннику, я дождался, пока тот ответит на мое приветствие и откроет ворота, после чего Рыжий взревел двигателем и буквально прыгнул вперед, на пустынную по раннему времени улицу боярского городка. Понеслись мимо меня длинные каменные ограды, за которыми сливались в одну серо-черную пелену ветви голых деревьев. Редко-редко навстречу попадались автомобили, среди которых, к моему удивлению, не было ни одного столь любимого именитыми вездехода. Впрочем, для них пока слишком рано. Сейчас время небольших грузовичков доставки и легковых машин, принадлежащих едущим по делам слугам или небогатым боярским детям. А вот за мной машин не было, хотя я и обогнал пару-тройку тихоходок. Я еще раз сосредоточился и, убедившись, что Эфир за спиной чист, облегченно вздохнул. Ну да, да, дую на воду. Но мне действительно очень не хочется повторения опыта с Платоном… кстати, надо будет заглянуть в «Девяточку», пострелять, поболтать. Заодно узнаю, чем черт не шутит, может, Шутьев что-нибудь сказал… интересное. Хотя… скорее, это ему что-то сказали. Уж больно тих и незаметен был боярич вчера на пиру. Даже не поел толком, хотя на столе прямо перед ним лежали такие замечательные перепела… я пять раз просил его передать мне блюдо с этими птичками. А что? Они хоть и вкусные, но мелкие… на один зуб буквально! А паштеты… нет, положительно, Валентину Эдуардовичу просто несказанно повезло с зазнобой. Раиса просто кудесница кастрюль и поварешек…

Так, бубня про себя бессмертное Там творение Владимира Маяковского «Ешь ананасы, рябчиков жуй…», я заглушил двигатель «Лисенка» у спуска к памятному пруду и, закинув шлем на сгиб локтя, принялся спускаться к пристани. Судя по тому, что рядом с моим мотоциклом не оказалось ни одной машины, я сделал вывод, что приехал первым, и, оказавшись у зеркала пруда, уверился в своей правоте. Тихо, прохладно… и никого. Уток с лебедями – и тех нет, улетели по осени.