Это был Бантлинг, Си-Джей не сомневалась. Больше не сомневалась. Ни одно из дел не раскрыли, ни одно не связали с другими. Никого не арестовали, никаких подозреваемых не было. Пока.
Но будет ли это теперь иметь значение? Си-Джей снова вспомнила разговор с Бобом Шурром из прокуратуры Куинса, состоявшийся два дня назад. Она почти боялась услышать ответ, который уже знала. Даже если можно будет передать дело в суд — на что было мало надежд, учитывая отсутствие улик в каждом случае и вероятный отказ жертв дать показания в суде, — не истекли ли сроки давности? Изнасилование в Чикаго произошло более десяти лет назад. Си-Джей сомневалась, что останется время для передачи дела в суд, но не очень удивилась, когда по системе «Лексус-Нексус» нашла законы штата Иллинойс и выяснила, что там срок давности составляет десять лет. Как и в ее случае, тут ничего не поделаешь.
Но последнее изнасилование в Калифорнии произошло чуть больше шести лет назад. Си-Джей знала, что в последние годы некоторые штаты изменили законы, ужесточив наказания за преступления на сексуальной почве. Калифорния определенно являлась одним из наиболее либеральных штатов. Си-Джей нашла свод законов штата Калифорния на сайте и принялась искать срок давности по преступлениям на сексуальной почве. Ей захотелось расплакаться, когда ока прочитала ответ.
Шесть лет с даты преступления. Она опоздала на пять месяцев.
Глава 36
Доминик провел выходные, допрашивая нынешнего и предыдущего начальников, коллег по работе, соседей и девушек Уильяма Бантлинга. Он пытался выяснить, что представляет собой Бантлинг и как никто не заметил, что он не такой, как они, что на самом деле он чудовище, не человек. Волк, который жил, работал, играл среди овец, убивая их по одной, но никто — даже пастух — ни разу не заметил лап с когтями, или больших ушей, или острых как бритва зубов.
Хотя большую часть предварительных допросов уже провели другие сотрудники спецподразделения в течение первых сорока восьми часов после обнаружения тела Анны Прадо, Доминик посчитал необходимым через несколько дней снова связаться с каждым свидетелем. Детективы хорошо поработали, но Доминик любил дать людям день или два, чтобы переварить случившееся, подумать обо всем на досуге. Обычно через несколько дней на ум приходит что-то, о чем люди вначале не вспомнили или на что раньше не обращали внимания, а теперь это казалось им подозрительным.
— Знаете, агент Фальконетти, я тут подумал и вспомнил, что мой милый сосед Билл почему-то любил выносить большие восточные ковры, скатанные в рулон, из дома в машину в три часа ночи. Как вы считаете, это может что-то значить?
Еще через несколько недель Доминик снова встретится со всеми свидетелями и повторит вопросы. Он давно обнаружил, что, если проверить дно реки несколько раз подряд, иногда удается найти золото.
Бантлинг родился в Кембридже, в Англии, 6 августа 1959 года, в семьи Алисы, домохозяйки, и Франка, плотника. Он перебрался в Нью-Йорк в 1982 году и учился в институте модных технологий, который закончил в 1987 году и получил диплом дизайнера по интерьерам. Пару лет после окончания института Бантлинг работал в нескольких небольших фирмах, специализирующихся на отделке помещений, не занимая высоких должностей. Фирмы располагались в самом Нью-Йорке или его окрестностях. Затем в 1989 году он перебрался в Чикаго и там получил место дизайнера в небольшой фирме, занимающейся проектированием мебели. Через восемь месяцев она обанкротилась, и с декабря 1989 года Бантлинг работал торговым представителем в «Индо-экспрешнс», расположенной в Лос-Анджелесе. Он пять лет трудился там и жил в Калифорнии, перед тем как перебраться в Майами в июне 1994 года, где устроился в «Томми Тан дизайнс» на Собе.
Все соседи на Лагорк-авеню говорили в основном одно и то же: Бантлинг казался довольно милым, но они его практически не знают. Коллеги по работе описывали его как старательного и успешного торгового агента. Он очаровывал покупателей, а на переговорах за закрытыми дверьми был страшен, как змея. Пока он не приобрел друзей — они фактически отсутствовали, — имелись только несколько приятелей, которые в один голос утверждали, что плохо его знают. Однако Доминик привык, что в делах об убийствах это обычная проблема. Узнав, что лучший друг оказался серийным убийцей, человек иногда даже не хочет признавать, что знал его, не то что был лучшим другом. Ведь таким образом можно запятнать себя. Но судя по показаниям соседей, коллег по работе и всех, с кем Бантлинг имел дело, можно было сделать вывод: Бантлинг предпочитал одиночество.
Единственным исключением оказался Томми Тан, начальник Бантлинга в Майами последние шесть лет. Доминик дважды разговаривал с Таном. Тот был шокирован, узнав, что его лучший сотрудник подозревается в серии убийств. Тан сломался и расплакался, а потом признал, что Бантлинг вел себя немного надменно, но в остальном считался «знающим свое дело и умеющим увлечь». Он только хвалил Бантлинга, который был его лучшим торговым агентом и находил «великолепные, скрытые жемчужины по всему миру». «Великолепные жемчужины» покупались за копейки в странах «третьего мира» и продавались за тысячи долларов в модных магазинах США. Тан был богатым человеком. Неудивительно, что он так любил Бантлинга.
Доминик задал неприятный вопрос, но Тан отрицал существование сексуальной связи между ним и Бантлингом и клялся, что тот имел дело только с женщинами. Он настаивал, что у Бантлинга всегда была какая-нибудь девушка — их видели в его машине или вместе с ним в клубах на Собе. Девушки всегда были очень симпатичные и яркие, на них смотрели другие мужчины. И Бантлинг предпочитал блондинок. Сказав это, Тан снова разрыдался и оросил слезами одетую в нечто розовое от Версаче грудь Хуана. Доминик закончил допрос.
Никакой миссис Бантлинг никогда не существовало, даже потенциальной, и, как выяснили сотрудники спецподразделения, не имелось и никаких маленьких Бантлингов, бегающих где-то по свету. У Бантлинга определенно было много знакомых женщин, но, похоже, никто не продержатся дольше одного или двух свиданий, и для этого имелись основания. От шести или семи женщин, которых к этому времени удалось допросить, спецподразделение узнало немало. Определенно у Бантлинга имелись свои заморочки — кнуты, цепи, веревки, садомазохистские игрушки, видеозаписи. Все это отпугивало большинство женщин, с которыми разговаривали полицейские, хотя все они были не девочками и повидали немало интересных вещей в спальнях. У всех сложилось одинаковое мнение о Билле Бантлинге: в нем словно жили два человека — один днем, другой ночью. Он вел себя как истинный джентльмен во время дорогих ужинов, а в постели показывал себя полной сволочью.
Три девушки, которых допросили полицейские, были засняты на пленку в домашних видеофильмах, коллекцию которых Эдди Боуман и Крис Мастерсон обнаружили в спальне Бантлинга. Когда несколько партнерш не желали участвовать в том, что даже для них переходило все границы представлений о сексе, Бантлинг приходил в ярость и выгонял их из дома, не удосуживаясь вызвать такси или отвезти домой. Одну девушку он даже выбросил на свою аккуратно подстриженную лужайку перед домом совершенно голой, в слезах. Ей пришлось стучать в дверь к соседям, чтобы попросить хоть какую-то одежду и разрешения позвонить.
— А если подумать, агент Фальконетти, то вы правы! В моем соседе Билле было что-то странное!
В Соединенных Штатах у Бантлинга родственников не было, его родители погибли пять лет назад в автомобильной аварии в Лондоне. Журналисты раньше полицейских добрались до оставшихся в Англии родственников, но никто из них по-настоящему не помнил мальчика, которого они описывали как тихого и угрюмого. Не нашлось ни школьных друзей, ни приятелей в городе. Никого.
Вечером в субботу Доминик с Мэнни отправились по клубам, где в последний раз видели всех девушек, портреты которых теперь висели на Стене: «Кробар», «Ликвид», «Руми», «Бар рум», «Левел», «Амнезия». Полицейские заново допросили всех барменов и других работников, на этот раз у них были с собой и цветные фотографии. Как полицейские уже знали, Бантлинг любил ходить по клубам. Несколько официанток уверенно опознали в нем частого посетителя. Он всегда очень модно одевался и всегда появлялся с новой, молодой симпатичной блондинкой. Однако никто, к сожалению, не помнил его с пострадавшими со Стены и никто не мог с полной уверенностью утверждать, что он в определенную ночь был в определенном клубе.