Оставив чертыхающегося американца, бормотавшего невразумительное про странную русскую душу, нашел Бера. Сын, наоборот обрадовался, узнав, что возможно встретим врагов. Количество воинов немедленно было увеличено до сорока, дополнительно Бер собирался взять несколько пушек, на случай возможного морского сражения.

Отплытие пришлось отложить на день, изменившиеся планы требовали более тщательной подготовки. Для большинства Русов, предстоящий поход стал своего рода соперничеством: каждый спешил предложить свои услуги. Снак пришел лично в сопровождении трех работников с медными кувшина по пять литров.

— Самый лучший для Макс Са, — лавочник похлопал по пузатому боку кувшина, — такой хороший самогон только для Макс Са. С Будилихи прислали двоих сноргов, непревзойденных охотников на песцов, нерп и белых медведей. Хотя ареал распространения белых медведей не доходил до наших земель, их шкуры появились в продаже усилиями сноргов. Эти бесстрашные охотники уходили на север на пять-семь дней пути, выслеживая опасную добычу. Шкура белого медведя ценилась очень высоко — в Макселе на нее можно было получить коня или десяток овец. Именно на одной из таких шкуря я провел вчерашнюю ночь.

Тиландеру пришлось повозиться с Богданом, прежде чем смог забрать у него второй комплект парусов для «Катти Сарк». В прошлую попытку исследовать британские острова, один парус порвался, не выдержал резкого шквалистого ветра. Наученный горьким опытом, американец полчаса ругался с Богданом, прежде чем получил желаемое.

12 апреля в День Космонавтики, мы отплыли из Макселя, провожаемые половиной города.

— Порт придется расширять, — я видел, что население толпилось на скалах, не умещаясь на территории порта. Крутя штурвал, Тиландер всегда сам выводил парусник из дельты реки в море, американец кивнул, соглашаясь с моими словами. Первую остановку произвели на Гибралтаре, я заблаговременно мысленно связался с Пансо и нас ожидали туши оленей на вертеле.

— Чужих белых людей не было, — коротко ответил неандерталец на мой вопрос о французах. Находясь в племени заметил, как изменилась расстановка сил у неандертальцев. Больше половины их женщин были жены и дочери «христоверов» из Будилихи. Их, обреченных на смерть, у меня выторговал Пансо, после взятия Будилихи. Если тогда «христоверки» были на положении пленных самок, в настоящее время они просто помыкали своими мужьями-неандертальцами. Разновозрастные детишки с чертами обоих родителей, просто шныряли между ног, тянули еду у нас из-под носа, абсолютно не боясь чужаков.

— Пара сотен лет и из них сформируется новый народ, — Тиландер слегка пнул особого наглого мальчугана трех лет от роду. Тот, не испугавшись, резким движением выдернул кусок мяса из рук американца и моментально смылся, заставив нас рассмеяться.

— Я знаю кто был предками цыган, — мне трудно было говорить не переставая смеяться, лицо обиженного американца выражало удивление и негодование.

— Цыгане? Да какие цыгане, это точно будущие сицилийцы или корсиканцы, — американец кинул вслед мальчугану деревяшку и едва не нарвался на взбучку от мамаши воришки. Дородная баба, некогда бывшая женой одного из «христоверов», уперев руки в бока, отчитывала моего труда отборным русским матом, перемежая его с неандертальскими неприличными звуками. В конце, ухватившись своей левой рукой за промежность, женщина смачно выплюнула в лицо Тиландеру слово «жум» и удалилась, гордо неся голову, и шурша лохмотьями бывшего платья.

— Что значит жум? — Пансо не смог скрыть улыбки на вопрос американца.

— Это тот, которому не нужна самка, — пояснил праправнук Санчо, обгрызая лопаточную кость оленя.

— Как не нужна? — не понял Тиландер, все еще не успокаиваясь.

— Импотент, — вставил я в промежутке между приступами смеха. — А может и онанист, если судить по ее жесту.

Бер и Пансо не знали значения этих слов, но лицо Тиландера стало еще комичнее, после моих объяснений: теперь уже смеялись все, даже дети неандертальцев кричали «жум» показывая пальцем на взбешенного американца.

Только мне удалось успокоить толпу — бывшие «христоверки» слишком хорошо меня знали, чтобы не подчиниться. Пара их окриков и все смолкло: мужчины-неандертальцы вернулись к трапезе, а дети оставили нас в покое. Влияние женщин в этом племени меня удивило, пришлось поговорить с Пансо, объяснив ему опасность женской вседозволенности.

Когда прошли Гибралтар, Тиландер взял курс на запад, чтобы подойти к британским островам, миновав течение пролива.

На пятый день плавания, впереди показалась земля. Пользуясь секстантом, Тиландер определили, что мы находимся на траверзе мыса Лизард. Так он обозначался в моем атласе, доставшимся из библиотеки Дойчей. Продвигаясь к северу вдоль береговой линии, даже с расстояния примерно в пять километров, заметили крупное поселение на берегу.

— Давай к берегу, — по команде Тиландера парусник сменил курс, понемногу приближаясь к земле. Поселение, нет, скорее городок, потому что были видны крупные каменные строения, расположился в широкой бухте, ближе к северному концу.

— По карте двадцатого века здесь располагается город Фалмут, — я закрыл атлас, до берега оставалось всего полтора километра. Можно было различить фигурки размером с мой мизинец. На берегу что-то происходило и стало ясно что именно, когда на небольшом баркасе взметнулось белое полотнище.

— Нас встречают, — произнес американец, не сводя взгляда с небольшого корабля, отошедшего от берега под косым парусом и направлявшегося к нам.

— Всем приготовиться к бою, — гонг на паруснике объявил боевую тревогу. В мое прежней жизни от англосаксов ничего хорошего не происходило. Так почему в этом мире должно быть по-другому?

Я недооценил размеры корабля, отправившегося нам навстречу. По мере уменьшения дистанции, стало ясно, что это одномачтовая шхуна, а не баркас. Шхуна шла под косым парусом, основной четырехугольный парус корабль почему-то не поднял. Когда дистанция сократилась до двух сотен метров, на неприятельском корабля стали убирать парус.

— Убрать паруса, — прозвучала команда Тиландера. «Катти Сарк» под одним кливером медленно дрефовала, сближаясь с неизвестным судном. Отлив нес шхуну прямо на нас, но моряки там тоже знали свое дело. В воду ушел якорь, шхуна замедляя ход, стала дрейфовать параллельно нашего парусника.

— Кто вы такие? — донесся на ломаном английском голос с неприятельского корабля. Тиландер, приложив рупор к лицу, ответил:

— Это парусник «Катти Сарк» императора Русов Макс Са. С кем мы говорим?

— Порывы ветра заглушили ответ со шхуны. Американец повторил свой вопрос и в этот раз до нас отчетливо долетел ответ:

— Это земля короля Альфреда Четвертого, истинного короля саксов и пиктов. Если ваши намерения не враждебны, следуйте в порт и будьте гостьми.

Я переглянулся с Тиландером — слишком все просто получалось. Мы появились на четырехмачтовом паруснике, наша палуба полна вооруженных людей. А нас просто так приглашают в гости.

— Мы не враги, — подсказал ответ Тиландеру, — следуем в ваш порт.

На «Катти Сарк» взметнулись паруса и парусник величаво проследовал к северу, оставляя судно саксов по левому борту. Те возились, поднимая якорь — Тиландер заложил галс, чтобы дать возможность саксам пойти впереди.

— Я не знаю карты дна, — ответил он на незаданный вопрос. Дождавшись шхуны саксов, мы продолжили движение по кильватерному следу. Подходя к берегу, американец довольно хмыкнул, оценив пристань: здесь были швартовочные тумбы, и группа людей ожидала нашего прибытия. Корабль саксов стал на якорь, не пришвартовываясь — вся пристань оказалась занята парусником «Катти Сарк». У саксов даже оказался трап: Бер сошел первым с пятью воинами. Встречавшие не выказывали враждебности, их мечи так и оставались в ножнах. Двое из группы встречавших, сделали несколько шагов, становясь перед Бером. Мой сын проигнорировал приветствие, следя как по трапу спускаемся мы с Тиландером.