— Чепуха! И что же, по-твоему, все это значит?

— Не знаю.

Лин уже сказала все, что хотела сказать, и ей стало еще страшнее. Оказывается, слова придают опасениям форму. А она рассчитывала избавиться от них. Нет, не рассчитывала — это слишком определенное слово. В ней жила робкая надежда на то, что ответные слова Энн прояснят и исправят положение. Но маленькая дрожащая надежда уже померкла и исчезла.

Энн встала, резко отодвинув стул, прошла к огню и опустилась перед ним на колени, вдумчиво перекатывая на ладони два комочка угля. Не вставая, она обернулась и заговорила.

— Ты говоришь, что не знаешь, что все это значит. И я не знаю. Сложно, правда? Не представляю, что сказать. В последнее время мы стали предметом пристального внимания. Не хочу думать, что ты желаешь нам новых неприятностей. Ты же постоянно твердишь, как привязана ко мне и… — она усмехнулась, — все видят, как ты привязана к Филипу. Так позволь спросить, зачем тебе понадобилось распускать о нас сомнительные слухи? Вот это я бы очень хотела узнать.

Линдолл повернулась к ней. За плечом Энн ярко пылал огонь. В глазах Энн полыхали яркие, обжигающие искры.

— Никаких слухов я не распускаю. Обо всем этом я рассказала только тебе.

— И на том спасибо. Видишь ли, ты ведь и вправду могла навредить Филипу. Откровенно говоря, мы не можем позволить себе вновь стать предметом газетных статей. Филип так честолюбив, и ты это знаешь. Такую работу, какой занят он, поручают только перспективным сотрудникам, огласка навсегда погубит его репутацию. А теперь я расскажу тебе всю правду. Надеюсь, наша дружба и здравый смысл помешают тебе сделать из мухи слона. Нелли Коллинз знакома с Джойсами — они жили в ее доме. Неделю или десять дней назад я получила от нее письмо. Она прочла о нас в газетах, узнала, что Энни мертва, и попросила меня о встрече, чтобы выяснить, как она погибла. Она показалась мне чересчур назойливой особой, нам предстоял переезд и уйма хлопот, и я не ответила на письмо. Не знаю даже, что с ним стало. Полицейские тоже спрашивали о нем, но я не смогла его найти.

— Полицейские?

Энн уже успела справиться с гневом и теперь смотрела Линдолл прямо в глаза.

— Да. Видимо, мисс Коллинз кому-то рассказала, что собирается встретиться со мной. Мечтать не вредно — что еще я могу сказать? Разумеется, я ее не приглашала. Но она всем разболтала, что якобы едет ко мне. Зачем она отправилась в Руислип и почему погибла — понятия не имею. Что касается подслушанного тобой разговора в салоне — знаешь, дорогая, твой рассказ напоминает бред сумасшедшего. Коллинз — очень распространенная фамилия. Ты могла услышать ее где угодно, в том числе и в салоне парикмахера. Но почему ты связала этот нелепый разговор со мной? Лин, неужели ты готова подтвердить под присягой, что видела меня в том салоне?

— Нет… но мне показалось, что там ты…

— И ты решила, что слышишь мой голос. Значит, об этом ты и заявишь — о голосе за дверью? А ты уверена, что это был мой голос?

— Нет, не уверена, — отозвалась Линдолл. — Мне только показалось, что это твой голос.

— Потому, что ты будто бы видела меня входящей в салон?

— Может быть.

Энн добродушно засмеялась.

— И что же осталось от твоей увлекательной истории, дорогая? На твоем месте я бы ее никому не рассказывала. Прости, но ты поступила некрасиво. Конечно, ты не хотела подслушивать, но все равно подслушала чужой разговор… — она вскинула руку. — Нет-нет, я несправедлива! Я не хотела. Но откровенно говоря, Лин, больше я не хочу доставлять Филипу никаких неприятностей.

Линдолл промолчала. При упоминании о Филипе у нее сжалось сердце. Сказать ей было нечего. Ее выдали глаза.

Похоже, Энн все поняла. Изящным движением она поднялась и с улыбкой застыла на месте.

— Ладно, забудем об этом — мы и так чуть не поссорились. Просто нам с Филипом неприятна огласка, она чересчур обременительна, и нам не хотелось бы начинать все заново после того, как шумиха наконец-то утихла. Поэтому, будь добра, никому не рассказывай, что якобы слышала, как я говорила о бедной мисс Коллинз в парикмахерской.

— Я не рассказывала об этом никому, кроме тебя. Напрасно я это сделала. Больше никто ничего не узнает.

Линдолл опять ощутила холодное дыхание страха, который погнал ее по темному коридору прочь от застекленной двери. Она дала обещание молчать. Надо раз и навсегда забыть тот странный случай. Лин не знала, что ей придется нарушить свое обещание и припомнить все подробности разговора, подслушанного в салоне Феликса. Она и не подозревала, какие обстоятельства подтолкнут ее к этому поступку. Но даже если бы знала, страх не был бы так велик, как в ту минуту.

Энн прошла мимо нее и села за стол, уставленный сияющим серебром и фарфором. Ее щеки порозовели, она улыбалась.

— Выпей еще чаю, дорогая.

В тот вечер Филип Джоселин пришел домой пораньше. Открыв дверь своим ключом, он услышал, как Энн говорит по телефону. Он постоял минуту, прислушиваясь не столько к словам, сколько к звукам голоса, и гадая, почему голос Энн знаком ему и в то же время кажется чужим, как и сама Энн. Филип вовсе не собирался подслушивать. По-видимому, Энн договаривалась с парикмахером о визите.

— Это салон Феликса? Говорит леди Джоселин. Да, по поводу визита к мистеру Феликсу. Он на месте?.. Нет? В таком случае передайте, что его лечебное средство не подходит для моих волос. Скажите ему, что я очень обеспокоена. Да, я хочу как можно скорее встретиться с ним. Продолжать пользоваться этим средством я не могу, мне необходимо другое. Я могу прийти завтра днем — кажется, завтра его день? Хорошо, свяжитесь с ним и узнайте, в какое время можно подойти, а потом перезвоните мне. Я буду дома весь вечер.

Она повесила трубку, обернулась и увидела стоящего в дверях Филипа.

— Я не слышала, как ты вошел.

— Ты увлеклась разговором.

— Я просто договаривалась о визите к парикмахеру.

Она прошла к окну и поправила шторы.

— Я слышал. Удивительно, какую уйму времени женщины тратят на прически.

С легкой полуулыбкой она вернулась к столу.

— Мои волосы совсем запущены, вот я и хочу поскорее привести их в порядок. Говорят, мистер Феликс — опытный мастер, но его средство для лечения волос мне совсем не подходит.

— Значит, я тоже не стану пользоваться им.

— Завтра я пойду к нему и попрошу подобрать мне что-нибудь другое… А почему ты сегодня так рано?

Филип подошел к столу и положил на него портфель.

— Я взял работу домой. Наверное, засижусь допоздна.

— Когда будем ужинать?

— Как обычно. А потом, если можно, я хотел бы выпить кофе.

— Ну разумеется! — она опять улыбнулась и вышла из комнаты.

Филип поймал себя на мысли: «Типичная домашняя сценка с участием мужа и жены — очаровательной, любящей жены». Энн действовала ненавязчиво, но Филип то и дело отмечал, что она твердо придерживается именно этой роли В квартире царил идеальный порядок, вода всегда была горячей, умело приготовленную еду подавали минута в минуту. В любое время для Филипа находились улыбка и ласковое слово. С тех пор как Энн вернулась, он ни разу не видел, чтобы она вспылила или забыла о чувстве юмора. Девушка, на которой он когда-то женился, не обладала такой уравновешенностью и тактом. Если ей что-нибудь не нравилось, она заявляла об этом напрямик. Когда Филипу приходилось работать по ночам, Энн заявляла: «Какой же ты зануда!»

Открыв портфель, он принялся перебирать бумаги. Да, Энн изменилась во всех отношениях, от чего он только выиграл. Но почему-то это его не радовало. Мало того, перемены в Энн ему не нравились. Пожалуй, именно в таком расположении духа Бен Джонсон написал строки:

Наряд ваш выше всех похвал,

Вы словно собрались на бал,

Прическа, пудра, шлейф духов —