Нахмурившись, Гарт заглянул в глаза Филипу и уточнил:

— Значит, ты не веришь, что она — Энн?

— Еще вчера вечером на этот вопрос я ответил бы: «Не знаю».

— А сегодня?

— А сейчас я склонен думать, что ко мне подослали Энни Джойс.

В тот же день Энн позвонила Дженис Олбани.

— Говорит Энн Джоселин. Не могли бы вы помочь мне?

— А что случилось? — откликнулась Дженис. — Чем я могу помочь?

— Вчера ко мне заходила Лин. Кажется, вы приглашали ее на чай на прошлой неделе, и у вас она с кем-то познакомилась, а я забыла, с кем именно. Но у меня сложилось впечатление, что эта женщина состоит в родстве с людьми с которыми я встречалась во Франции. Лин ушла, а меня до сих пор мучают мысли и сомнения… Вы же знаете, как это бывает.

— Наверное, вы имеете в виду мисс Силвер? Они с Лин о чем-то беседовали и, кажется, упоминали о вас.

— Мисс Силвер живет в Блэкхите?

— Нет, в Монтэгю-Меншинс, пятнадцать, — и после паузы Дженис добавила: — В Блэкхите живет ее племянница.

— Кто она, эта мисс Силвер?

— Общая любимица, прямо из прошлого века. Она носит расшитые бисером туфли и завитую челку. В работе ей нет равных.

— А в чем заключается ее работа?

— Она частный детектив.

Глубоко вздохнув, Энн прислонилась к столу. Комната наполнилась пульсирующим туманом. Откуда-то издалека слышался голос Дженис, рассказывающей об убийстве Майкла Харша. До Энн долетали лишь обрывки фраз и постоянный припев: «Мисс Силвер умница!» Наконец она сумела выговорить:

— Нет, похоже, я ошиблась. Не знаю, почему я решила, что она может оказаться… сама не понимаю… Кстати, не стоит говорить мисс Силвер, что я расспрашивала о ней — это может показаться странным.

— Разумеется, я ничего ей не скажу.

Энн положила трубку, но еще долго не могла прийти в себя.

Позднее она направилась в салон. Задерживаться под вывеской «Феликс», возле витрин, задрапированных синими шторами, она не стала. Войдя и бросив: «У меня назначена встреча с мистером Феликсом», она прошла мимо девушки за прилавком, прошагала по коридору между кабинками и открыла зеркальную дверь. Ненадолго застыв в темноте, как это сделала Линдолл, она направилась прямиком к полоске света, виднеющейся под дверью. Она открыла дверь, вошла и тут же была вынуждена прикрыть ладонью глаза.

Комнату освещала лампа с темным матовым абажуром, повернутым так, что дальний угол оставался в тени, а конус слепящего света был направлен прямо на дверь и входящих. Отвернувшись, чтобы привыкнуть к яркому свету, и проверяя, задвинут ли засов, Энн думала: «Дурацкий прием! Так было и в прошлый раз — я растерялась и забыла запереть дверь. Хотела бы я сказать ему об этом!»

Она снова прикрыла ладонью глаза, обернулась и раздраженно выпалила:

— Будьте любезны, уберите свет!

Комната была обставлена скудно — квадратный ковер на полу, письменный стол почти посредине, два простых стула с прямыми спинками по обе стороны стола и лампа на столе. На дальнем стуле, почти теряясь в тени, сидел мистер Феликс. Подняв руку в перчатке, он слегка поправил абажур. На пол упал луч света. Человек, питающий пристрастие к метафорам, сравнил бы его с рассекающим мечом.

Усевшись на ближний к двери стул, Энн осмотрела знакомую ей по двум предыдущим встречам комнату и плотного мужчину в мешковатом пиджаке. Никакая другая одежда не сделала бы его настолько бесформенным и незаметным в тени. Перчатку на руке Энн заметила, когда ее собеседник поворачивал абажур; он подался вперед, и она обратила внимание, что у него густые рыжеватые волосы; стекла больших круглых очков изредка поблескивали в луче света, отражающемся от белой стены. Больше Энн ничего не видела и не пыталась увидеть. В этой игре не было ничего опаснее, чем слишком много знать.

Отодвинувшись от лампы, она услышала:

— Зачем вы пришли? Я вас не звал.

Голос был негромким и хриплым. В нем не слышалось ни тени акцента, однако интонации указывали на знакомство с каким-то другим языком помимо английского. На этот счет у Энн имелись свои соображения, но ей и в голову не приходило сосредотачиваться на них, а тем более высказывать их вслух. Лучше смириться с тем, что позволено, делать, что прикажут, и не задавать вопросов. Если бы только не… Она ответила вопросом на вопрос:

— Зачем вы это сделали? Я же объяснила: она безобидна.

— Значит, вот зачем вы сюда явились — задавать вопросы о том, что вас не касается?

Ей следовало бы оборвать разговор и уйти, в ее душе закипал гнев. На миг ей стали безразличны возможные последствия. Этого человека она ненавидела всей душой целых сорок восемь часов — за то, что к ней приходили полицейские, за то, что Джоан Толлент разболталась в присутствии Филипа, за Нелли Коллинз, которая и вправду никому не причинила бы вреда. Разумеется, о второй причине можно было и не упоминать: собеседник Энн не знал о существовании Джоан. Но логика не имеет никакого отношения к примитивным инстинктам. Ненависть продолжала бурлить, и Энн выпалила:

— Если это меня не касается, тогда почему же меня допрашивали полицейские?

Бесстрастный голос немедленно отозвался:

— Объясните, что вы имеете в виду.

— Она проболталась о предстоящей встрече со мной.

— Но ведь она обещала…

Энн зло расхохоталась.

— Она разговорилась по дороге в Лондон со своей попутчицей! Выложила все, что знала про Энни Джойс, и добавила, что едет на встречу со мной!

— Откуда вы знаете?

Энн нерешительно призналась:

— Мне рассказали об этом полицейские.

— И это все? Договаривайте. Кто эта попутчица?

Энн еще не решила, стоит ли говорить ему всю правду. Он отреагировал слишком быстро — значит, придется ответить. Но Энн надеялась, что сумеет объясниться коротко. Пусть остальное додумает сам. Придав лицу выражение искренности, она произнесла:

— Некая мисс Силвер.

— Это вы узнали от полицейских?

— Нет… мне сказала Линдолл Армитидж.

После краткой паузы он продолжал расспросы:

— А ей это откуда известно? Она знакома с мисс Силвер?

— Они познакомились в гостях.

— Откуда вы знаете?

— От Линдолл.

— Расскажите подробно. И как можно точнее.

Энн почти слово в слово повторила все, что услышала от Линдолл.

— Как видите, Нелли Коллинз разговорилась, не подозревая, что у ее собеседницы есть связи в полиции. Мисс Силвер подробно передала полицейским разговор с Нелли Коллинз: та объяснила, что встречается со мной под часами на вокзале Ватерлоо без четверти четыре в понедельник, и они решили проверить эти сведения. К счастью, весь этот День до одиннадцати часов я ни на минуту не оставалась одна.

— Потому, что точно следовали инструкциям, — мягко объяснил мистер Феликс, — они и обеспечили вам надежное алиби. Надеюсь, теперь вы понимаете, как важно выполнять приказы и не задавать вопросов?

Сидя перед лучом света, отделяющим ее от собеседника, Энн обдумывала его слова. Они звучали убедительно. Ей действительно приказали привезти в город Айви Фоссет и оставить ее переночевать. Ей посоветовали пригласить к себе Лиллу Джоселин или другую подругу или родственницу, и задержать ее в квартире с трех до семи часов. Она и вправду не стала задавать никаких вопросов. Она не задавала их даже себе. Она подчинилась приказам, а Нелли Коллинз погибла. В ней нарастало раздражение. В конце концов, какая разница, жива или мертва какая-то болтливая женщина? Повсюду в мире льется кровь, в воздухе пахнет горем. Незачем принимать близко к сердцу чужие беды — лучше постараться выжить любой ценой.

— Что вы сказали полицейским? — расспрашивал мистер Феликс. — Повторите слово в слово.

Когда Энн умолкла, он кивнул.

— Вы прекрасно выдержали допрос. Вряд ли они снова решатся побеспокоить вас. Но я не понимаю одного… Эта Линдолл — почему она вдруг заговорила с вами о Нелли Коллинз? Почему придала такое значение ее смерти? И действительно ли придала? Вы повторили ее слова, а теперь я хочу узнать, каким тоном они были произнесены. В какой атмосфере проходил разговор? С чего он начался? Как развивался — переходил от одной темы к другой и между делом коснулся того, что вы пересказали мне? Или Линдолл навестила вас именно для того, чтобы поговорить о Нелли Коллинз?