На следующий день Линдолл зашла проведать Энн Джоселин. Избегать встреч было невозможно — особенно потому, что Лилла, едва знакомая с Энн, провела у нее несколько часов, помогая распаковывать вещи и наводить порядок. Даже если Энн уже не требуется помощь, Лин, как ее подружка на свадьбе, была просто обязана нанести визит. Ноги нехотя несли Лин. Если бы она не предупредила Энн заранее, она не удержалась бы и повернула обратно. Но это же немыслимо! Лин поспешила отмахнуться от подобных мыслей, чтобы случайно не поддаться их влиянию. Она еле переставляла ноги, слыша в ушах гулкий стук собственного сердца.

На улице было очень холодно. Казалось, низко повисшие тучи вот-вот разразятся снегопадом. Злобный ветер подстерегал Лин за каждым углом, жалил ей лицо, колени, ноги в тонких шелковых чулках, пытался сорвать с головы шляпку. Идти было недалеко, но Лин успела выбиться из сил.

Ей следовало бы порадоваться теплу залитой золотистым светом гостиной Энн, но Лин предпочла бы вновь очутиться на холодной улице. Энн с улыбкой открыла дверь, они расцеловались — точнее, Энн подставила прохладную щеку, а Лин вежливо прикоснулась к ней ледяными губами. При этом Лин пронзила мучительная боль. До сих пор она дорожила своей любовью к Энн, хранила ее в сердце, превозмогая боль. Но теперь она вдруг поняла, что в душе у нее царит пустота — от любви не осталось и следа. Лин даже не подозревала, что ее лицо смертельно побледнело, а глаза стали огромными и настороженными.

— Что случилось, Лин? — встревожилась Энн. — Ты замерзла? Скорее садись к огню. Чай уже готов, сейчас принесу чайник.

Она вернулась, когда Линдолл снимала перчатки. Придвинувшись к камину, она протянула ладони к пламени. Ее вдруг охватило странное ощущение нереальности происходящего. Уютная комната, тепло, цветы в вазах от Лалик, фамильный чайный сервиз — яркие чашки с золотыми и яблочно-зелеными ободками, серебро времен королевы Анны, Энн в голубом платье и жемчугах, с сапфировым кольцом на пальце — все это казалось бесконечно далеким. Ничто не долетало до Лин из этого приятного уголка.

Она медленно отстранилась от камина, отпила предложенного чаю и раскрошила ломтик кекса. Внезапно странное ощущение улетучилось. Ей вновь стало тепло, она опять очутилась в комнате перед камином, рядом с Энн, наливающей ей вторую чашку чаю. Казалось, она только что проснулась после кошмарного сна и до сих пор не верила в свое спасение. Потягивая чай, Лин слушала рассказ Энн о том, как быстро они устроились на новом месте.

Внезапно Лин произнесла слова, ради которых пришла к Энн. Она сомневалась, что сумеет выговорить их вслух, но знала, что умалчивать о них нельзя. Эти слова жгли ее мозг, отравляли ее существование, мешали думать о другом.

Поставив чашку на серебряный поднос, она спросила напрямик:

— Где ты делаешь прическу, Энн?

Энн Джоселин слегка удивилась.

— Перманент я сделала в Уэстхейвене, как только вернулась в Англию, — кажется, я уже говорила тебе. Получилось недурно. Конечно, завивка портит настоящие локоны, а волосы у меня вьются от природы, но их следовало привести в порядок — не могла же я вернуться домой пугалом!

Линдолл потянулась за чашкой, но ее рука повисла над подносом. Она опустила руку и принялась водить пальцем по узору на подносе.

— А где ты причесываешься здесь, в городе?

— А почему ты спрашиваешь? Хочешь что-нибудь посоветовать?

— Нет, просто так. Ты знаешь салон «Феликс»?

Наконец-то она решилась. И оказалось, что сделать первый шаг не так уж трудно. Остальные наверняка дадутся еще легче. Но смотреть в глаза Энн Линдолл не могла и уставилась на край серебряного подноса, на засохшую каплю чая. Когда-то она упала на поднос, потом постепенно высохла. Значит, все в мире действительно меняется. Капля чая высохла. И стала крохотным бурым пятнышком на зеркальном подносе.

— Не помню, — пожала плечами Энн. — Кажется, это имя я где-то видела. А в чем дело?

— Я проходила мимо салона, и мне показалось, что в дверь вошла ты. Это было в среду на прошлой неделе.

— Возможно, это и вправду была я… не помню. В то время я ходила по магазинам. Кстати, пудры и помады своих оттенков я так и не нашла. Нелегкое это дело. Линдолл подняла голову. Ее глаза застилал туман, но их взгляд показался Энн Джоселин укоризненным.

— Энн, я должна сказать тебе… должна признаться… Тонкие изогнутые брови Энн приподнялись.

— Что случилось, дорогая? — ласково спросила она. Ласка в ее голосе была приторно-сладкой, как сахарин, она обволакивала и оставляла горький привкус. Энн явно рассердилась. Но Линдолл уже не могла остановиться и пойти на попятный. Что-то подталкивало ее вперед.

— Мне показалось, что в салон вошла ты, а я направилась следом. Я думала, что ты заметила меня, но решила, что я не хочу с тобой разговаривать, вот я и вошла в салон…

Энн впилась в нее взглядом блестящих от гнева глаз.

— И, должно быть, мы встретились и долго беседовали — в этом твоем сновидении!

— Нет. В салоне тебя не оказалось.

— Как странно!

— Я вошла в магазин при салоне и застала там двух женщин. Продавщица что-то искала на полке, повернувшись к двери спиной. Никто из них не заметил меня. Я решила, что ты в одной из кабинок, и начала заглядывать в них, потом заметила дверь в конце коридора и открыла ее — сама не знаю, зачем. Я попала в темный коридор с лестницей и несколькими дверями. Одна из них была прикрыта неплотно, в щель пробивался свет. Я услышала твой голос: «Я могла бы написать Нелли Коллинз сама. Она безобидна». Какой-то мужчина ответил: «Это не вам решать». Я повернулась и выбежала из салона.

Энн помрачнела. Линдолл хотелось отвернуться, но она не могла. Глаза Энн приковывали ее взгляд — презрительные, отвергающие не только слова Лин, но и ее саму, глупую девчонку-выдумщицу.

— Право, Лин, что за история! И ты думаешь, я в нее поверю?

Линдолл промолчала. Ее взгляд стал скорбным и неподвижным.

Энн вдруг рассмеялась:

— Продолжай! Ты хотела что-то добавить? Очередной увлекательный выпуск дешевого детектива? Что же случилось потом?

— Я вернулась домой.

— Блестящий финал.

— Я не знала, тебя ли я видела. До того дня я ни разу не слышала о Нелли Коллинз.

— Нелли Коллинз?

— Да. Это имя я впервые услышала в салоне, а сегодня увидела в газете. Она умерла. Ты знала об этом?

— Линдолл, о чем ты говоришь?

— В газете было написано, что она приехала на вокзал Ватерлоо в понедельник без четверти четыре, чтобы с кем-то встретиться. Там был список примет, полиция просила о помощи всех, кто видел мисс Коллинз или того, с кем она встречалась. Ее нашли мертвой на улице в Руислипе на следующее утро. Никто не знает, как она туда попала — в Руислип она не собиралась. Она приехала в Лондон из Блэкхита. Она хотела встретиться с тобой, не так ли?

Лицо Энн стало замкнутым и бесстрастным, как запертая дверь.

— Ты все выдумала, а не вычитала в газете. Как я могла встретиться с ней? Я была здесь с Лиллой.

— Да, ты была здесь с Лиллой. А мисс Коллинз ждала тебя. Видишь ли, я встретилась с ее попутчицей. В дороге они разговорились, и мисс Коллинз объяснила, что торопится на встречу с тобой. Ее собеседницей оказалась знакомая Дженис Олбани. В тот же день я познакомилась с ней на чаепитии. Она спросила, где я живу, и едва я упомянула фамилию Лиллы, она удивилась совпадению и сообщила, что только что ехала из Блэкхита в обществе мисс Коллинз, которая сегодня встречается с леди Джоселин — не родственница ли я ей? Я сразу подумала, что это какая-то ошибка: я помнила, что в тот день ты переезжала на новую квартиру, а Лилла помогала тебе. У тебя просто не хватило бы времени на встречи. А эта женщина добавила: «Мисс Коллинз будет ждать леди Джоселин под часами на вокзале Ватерлоо, без четверти четыре».

Лицо Энн осталось замкнутым, но губы растянулись в улыбке. Ее яркая губная помада казалась гневной. У Линдолл вдруг возникло чувство, что Энн ее презирает. Накрашенные губы выговорили: