Через пять минут, когда телефон зазвонил, она не сразу заставила себя подойти. В трубке раздался голос Филипа.

— Лин, это ты?

— Да, — ответить ей удалось только со второй попытки.

— Ты одна? Мне необходимо увидеть тебя. Я сейчас приду.

Он повесил трубку, а Лин стояла на месте, пока до нее не дошло, что скоро придет Филип — значит, надо приготовиться к его приходу. Проходя по холлу, она заглянула в приоткрытую дверь кухни и сообщила:

— Сейчас зайдет мой кузен, сэр Филип Джоселин.

В ту же минуту в дверь позвонили. Лин открыла ее, приложив палец к губам и указывая на дверь кухни.

Филип удивленно поднял брови, снял пальто и сам повесил его. В гостиной он спросил:

— Что все это значит? Кто здесь?

— Полицейский.

— С какой стати?

— Потому, что я подслушала один разговор, и они не знают, рассказала ли она… Энн… Он перебил:

— Теперь уже ясно, что это была Энни Джойс, — выдержав паузу, он торжествующе добавил: — Я нашел дневник Энн.

— Ее дневник?

— Да. Конечно, я знал о нем — как и ты. Но только два дня назад я выяснил, что она записывала все… — он осекся. — Лин, это немыслимо! Я не хотел, не собирался читать его. Я только надеялся найти в нем упоминания о том, что она рассказывала мне, после чего я перестал верить своему чутью. И я нашел эти отрывки! Она описала, как я сделал ей предложение, наш медовый месяц, перечислила все, чего не следовало знать никому, кроме нас, — вплоть до мелочей. И Энни Джойс вызубрила их наизусть.

Линдолл ошеломленно уставилась на него. Незнакомка, разлучившая их, исчезла, она никогда не была и не могла быть Энн. Только теперь Лин смогла вспомнить, что когда-то любила Энн. Но дар речи к ней еще не вернулся.

Филип рассказал, как нашел дневник.

— Я был уверен, что она держит его под рукой — на всякий случай, несмотря на прекрасную память. И я нашел его: две тетради, зашитых в матрас. Длинные стежки можно было бы распороть за считанные секунды. Они и привлекли мое внимание, когда я осматривал комнату. Наконец-то все объяснилось. Я поверил ей только потому, что привык руководствоваться логикой, а дневник стал ее союзником. Энн умерла три с половиной года назад. Тебе придется поверить в это, Лин.

Ей отчаянно хотелось поверить, но выразить свое желание она не могла. Она не знала даже, сумеет ли вообще ответить Филипу. Ее мысли вертелись на одном месте. Филип продолжал:

— Лин, именно об этом я хотел сказать, когда явился сюда сегодня утром. Энни Джойс была шпионкой, ее подослали ко мне. Она выдавала себя за Энн, следуя тщательно продуманному плану. Перед ней стояли определенные задачи. Вчера вечером она подсыпала мне в кофе снотворное и перерыла мои бумаги.

— Филип!

— Они были поддельными, а ключ к шифру — старым. Мы тоже кое-что предусмотрели. Я предположил, что она выполняет чьи-то приказы. Этого было достаточно, чтобы во многом разобраться. От своего сообщника она зависела в большей степени, чем от нас. Мы поняли, что в лучшем случае ее оставят в покое, и мы сумеем от нее что-нибудь разузнать. Но ее сообщник оказался безжалостным и просто избавился от нее, застрелив из моего револьвера или из другого оружия. А потом он решил унести мой револьвер и подвести под подозрение меня. Так и получилось.

Лин ахнула.

— Филип! Не может быть! Они не посмеют!

Он обнял ее.

— Лин, очнись! Еще как посмеют! Очнись и посмотри правде в глаза. Я пропал. Кодрингтон считает, что нам с тобой не следует видеться, и я готов признать его правоту. Но прежде я должен был встретиться с тобой: я не хотел, чтобы ты сочла меня преступником. По мнению полицейских, я осложнил положение, явившись сюда прямо из министерства и сообщив, что Энн умерла — я мог знать об убийстве только в том случае, если сам совершил его. Но я имел в виду мою жену, Энн Джоселин, а не Энни Джойс. Я подразумевал, что теперь убежден в смерти Энн, и еще не знал о смерти Энни Джойс. Лин, поверь мне!

— Конечно, я тебе верю.

Она рассказала о том, как увидела Энн — нет, Энни — входящей в парикмахерскую, как прошла по коридору, попала на площадку возле лестницы и увидела свет под незапертой дверью.

Он встрепенулся.

— Ты точно слышала это? Ты уверена?

— Да… и обо всем рассказала мисс Силвер.

— Кто она такая?

Лин объяснила.

— Потом пришел сержант Эбботт, я снова повторила свой рассказ, и, кажется, он отправился в тот салон.

— Это уже кое-что, — заметил Филип. — Ты понимаешь, насколько важны твои слова?

— Да. Филип, я рассказала обо всем Энн… то есть Энни.

Он замер.

— Не может быть!

— Это правда. Мне казалось, я должна сказать ей правду. Позавчера она обо всем узнала.

— Лин, глупая! Ведь она могла обо всем сообщить тому человеку!

Линдолл кивнула.

— Так сказала и мисс Силвер. Поэтому домой меня провожал полицейский. Сейчас он сидит в кухне и разгадывает кроссворд.

Он с облегчением начал: «Хоть у кого-то хватило ума…» когда в дверь позвонили. От этого звука Линдолл вздрогнула. Этого звонка она ждала весь вечер.

Филип обнял ее за плечи и вгляделся в бледное лицо.

— Нельзя, чтобы кто-нибудь увидел меня здесь. Кто бы это мог быть? Постарайся спровадить его поскорее!

Лин молча кивнула. Звонок повторился, и она направилась к двери, но по пути успела сунуть пальто Филипа в сундук Лиллы, где хранились одеяла, и плотнее прикрыть дверь кухни.

На пороге стоял Пелем Трент. Он вошел сразу же, непринужденный и дружелюбный, как всегда.

— Вы одни дома, Лин? А мне захотелось повидать вас. Лилла еще не вернулась?

— Нет, сегодня она работает допоздна.

Они стояли у двери. Пелем повернулся, закрыл дверь, и тут Лин выпалила:

— Я тоже хотела видеть вас. И задать один вопрос.

Он удивленно приподнял брови.

— Тогда давайте пройдем в гостиную. Я ненадолго, поэтому снимать пальто не буду.

Лин преградила ему путь к комнате, где остался Филип.

— Вы знаете салон «Феликс»?

Удивление переросло в изумление.

— Дорогая моя Лин, зачем вы затеяли эту игру в загадки? Мне действительно надо поговорить с вами…

Она решительно перебила:

— А по-моему, знаете.

— Что вы имеете в виду?

Она продолжала ровным тоном:

— Видите ли, я следила за ней. Но не потому, что заподозрила. Просто мне не хотелось, чтобы она подумала… впрочем, неважно. Я услышала, как она произнесла: «Я могла бы написать Нелли Коллинз сама. Она безобидна». А вы ответили: «Это не вам решать».

Он застыл на месте, потрясение глядя на нее.

— Лин, вы спятили?

Она покачала головой.

— В то время я еще не знала, что это вы… не знала вплоть до сегодняшнего дня, пока вы не повторили те же слова. Тем же шепотом вы произнесли: «Это не вам решать». И тогда я все поняла, а вскоре убедилась, что не ошиблась. Я рассказала мисс Силвер и полицейским обо всем, что услышала, но не упомянула про вас. Мне следовало сказать все, но я решила сначала встретиться с вами — ведь мы были друзьями.

Едва выговорив эти слова, она поняла, что опять ошиблась. Этот человек никогда не был ее другом. Рядом с ним она оказалась в опасности. Эта мысль не покидала ее весь лень, но законченную форму приобрела только сейчас. Лин вскрикнула, и Филип Джоселин бросился к двери гостиной, а констебль отвлекся от размышлений о том, что такое «освещение» из четырех букв. Он вскочил, распахнул дверь и увидел незнакомого мужчину в пальто, схватившего мисс Армитидж за плечо и приставившего револьвер к ее виску.

Это же зрелище заставило замереть Филипа Джоселина. Пелем Трент видел его, но не констебля, и мгновенно нашел выход. Хриплым голосом он бросил Филипу:

— Джоселин, если сдвинешься с места — я прикончу ее из твоего револьвера. Ты болван, если надеялся заманить меня в эту ловушку. Ты опять сыграл мне на руку, а девчонка тебе помогла. Я давно хотел сказать тебе об этом. Не слишком ли много ты мнишь о себе? Напрасно ты гордишься своим именем и семьей. Теперь в каждой паршивой газетенке этой страны появятся заголовки: «Сэр Филип Джоселин и его подруга покончили жизнь самоубийством». Остальное можешь себе представить сам. А я, чтобы все выглядело убедительно, подойду поближе. Иди вперед, Лин!