– Я рад, что это известно человеку, которому мы можем довериться.

Глядя на меня поверх спинки дивана, Элен понимала, что я говорю искренне, ибо на этот раз, вопреки обыкновению, необходимость что-то скрывать угнетает меня. Глаза ее сощурились, а губы искривились в сухой, почти сердитой усмешке, присущей всем Дэвидсонам.

– Не слишком удачно сказано, – заметила она.

– Что вы имеете в виду?

– Я вовсе не жаждала встретиться с вами сегодня.

– У вас поручение от нее? – воскликнул я.

– От нее.

На мгновение мне стало легче; она волнуется еще больше меня.

– Маргарет знает, что я пошла к вам, – сказала Элен. – Она, наверное, даже знает, о чем я намерена говорить с вами.

– О чем же?

Элен ответила быстро, словно желая поскорее покончить с этим.

– То, что вы предлагаете Маргарет, делать нельзя.

Я глядел на нее, не видя, и молчал.

Спустя минуту она продолжала, почти мягко, – самое трудное было уже позади.

– Льюис, мне кажется, вы обязаны отвечать за свои поступки.

– Обязан?

– Я так думаю. Ведь вы не хотите меня оттолкнуть? Вы уже не раз отпугивали других, я знаю.

– Я всегда уважал ее. Помолчав, я ответил:

– Вы разбираетесь в людях лучше, чем я.

– Боюсь, даже слишком хорошо, – сказала Элен. – Но вы, мне кажется, впадаете в другую крайность. И это дает вам определенные преимущества в тех случаях, когда вы задумываете то, что задумали сейчас.

– Вы думаете, я в восторге от себя?

– Разумеется, вы обеспокоены. – Она изучала меня своими проницательными блестящими глазами. – Не знаю, но на вид, я бы сказала, вы гораздо более счастливы, чем прежде. – И продолжала: – Я очень хочу, чтобы вы были счастливы, вы ведь это знаете.

– Знаю, – ответил я.

– Я хочу счастья и ей, – сказала Элен. – И вдруг, наперекор самой себе, улыбнулась. – Когда женщина приходит к человеку в вашем трудном положении и говорит: «Конечно, я желаю вам обоим самого большого счастья, но…», это означает, что она пытается чему-то помешать. Это верно. Но все же я очень ее люблю и всегда хорошо относилась к вам.

Наступило молчание.

Повысив голос, она произнесла резко и непреклонно:

– Но есть ребенок. И это решает все.

– Я его видел… – начал я.

– И это вас не остановило?

– Нет.

– Не могу вас понять. – Ее голос снова смягчился. – Я готова поверить, что жизнь с вами принесет ей больше радости, чем жизнь с Джеффри. Я надеялась, что вы поженитесь еще тогда. – И продолжала: – Но именно потому, что вы так подходите друг другу, именно потому, что вы словно созданы друг для друга, вам нельзя возвращаться к прежнему.

Впервые я почувствовал раздражение и замешательство, я не мог подыскать слов, способных ее убедить.

– Нельзя ни на йоту рисковать ребенком, – сказала она, отвечая на мои невысказанные возражения. – И не только ради него, но и ради самой Маргарет: вы и без меня знаете, что с ней будет, случись что-нибудь с ребенком.

– Я уверен, что с ним ничего не случится.

– Все равно рисковать нельзя. – Она продолжала: – Если с ребенком что-нибудь произойдет, не поможет и сознание того, что это не ваша вина и что так получилось бы все равно. Как, вы думаете, она будет себя чувствовать? – И добавила: – Она, наверное, знает все это не хуже меня. Не могу ее понять.

Я старался объяснить.

– В любом случае, – сказал я, – у нас с Маргарет все равно нет возможности действовать так, как бы нам хотелось. Мы оба понимаем, какую ответственность берем на себя.

– Если с ним что-нибудь случится, она никогда себе этого не простит.

– Простит или нет…

– Это всегда, всю жизнь будет стоять между вами, – сказала Элен.

– Я думал и об этом, – ответил я.

– Вы не имеете права, – вдруг вырвалось у нее.

Я сдерживал свой гнев, она же не сумела совладать с собой.

– Позвольте нам самим отвечать за себя, – сказал я.

– Это слишком легко, – возразила она. По натуре она была мягче сестры; мне еще никогда не доводилось видеть ее в такой ярости. – Знайте же, что если вы и дальше будете продолжать в том же духе, то не ждите от меня ни малейшего сочувствия. Я ни за что не стану помогать вам.

– Вы надеетесь, что это повлияет на наше решение?

– Очень надеюсь, – ответила она. – И если мне удастся не пустить ее к вам, я это сделаю.

Я старался быть сдержанным и понять ее.

Во время нашего разговора я понял, что в Элен чувство материнства торжествовало над всеми остальными. Она очень страдала от того, что у нее не было детей, и все еще ходила по врачам. Она была способна на пылкую материнскую любовь, присущую натуре эмоциональной, но холодной в сексуальном отношении; ей казалось, что любовь к ребенку и любовь к мужчине – чувства одного ряда.

Маргарет никогда бы этого не поняла. Для нее это были совершенно различные чувства. Материнское начало было в ней почти так же сильно, как в Элен, но она редко говорила со мной о сыне; хотя все время не переставала думать об угрозе, которая, как только что сказала Элен, нависла над нами. Она безумно любила своего ребенка. В ее любви к нему таилось больше страсти, чем могло бы быть у Элен, но эта любовь была не в силах побороть другое чувство, которое тянуло ее в противоположную сторону, – чувство, которое, в отличие от того, что вкладывала в него Элен, в основе своей не было ни возвышенным, ни дружеским и, хоть и несло в себе элемент материнской нежности, в целом было от этой любви столь же далеко, как от самоуничижения или бравады.

Элен очень проницательна, думал я; она понимает больше, чем другие, и на ее суждения о поступках людей можно было полагаться, если только в основе этих поступков не лежали отношения между мужчиной и женщиной. Когда она рассказывала о племяннике, подлизавшемся к тетушке, кнопки прочно удерживали на месте кальку, на которую она переснимала эти отношения; если же ей приходилось описывать чувственную любовь, то калька ерзала по столу, Элен блуждала где-то вокруг да около истины, но в точку не попадала. Она описывала дружбу, доверие, флирт и воображала, что именно это и есть чувственная любовь. Я вспомнил, что многие наблюдательные люди, которых мне доводилось слышать и читать и у которых калька точно так же ерзала по столу, – наблюдательные люди, и высоконравственные и развращенные, женились и выходили замуж, как герои романов Джейн Остин. Их наблюдения казались удобными, пока ты не попадал в беду, но если несчастье стояло рядом, они превращались в бессмысленный набор слов.

И все же я не мог просто отмахнуться от предупреждения Элен насчет ребенка. Будь я моложе, я бы постарался понять, чем вызвано ее волнение, и на этом бы успокоился. Теперь я уже не мог так ловко обмануть себя.

Я должен был ей ответить, хоть прямого ответа не было, должен был сказать, что со своей стороны готов взять на себя всю вину и все последствия, что я верю, мы сумеем устоять, сумеем выдержать все, что уготовит нам будущее.

Мое решение твердо, сказал я; не знаю, придет ли ко мне Маргарет, но я ее жду.