– Апсала вовсе не пытается от нас убежать, – произнес Маппо. – Она ведет нас. Какой смысл скрывается в этом факте? Я вам отвечу. Представьте: с такими умениями, которые скрываются в ее натуре, Апсале ничего бы не стоило сделать так, чтобы скрыться от нас навсегда. Однако она оставляет за собой след – столь же четкий для нас с Икариумом, сколь и имперская дорога.

– Кроме того, – пробормотал Скрипач, – здесь скрывается что-то еще, – он обернулся лицом к следу, сделал глубокий вздох и медленно выдохнул. – Девушка знает наши намерения, Крокус. Мы с Каламом собирались провести в жизнь одну шутку, и насколько мне известно, убийца еще не отказался от этой затеи. Скорее всего, Апсала придерживается той мысли, что в образе Ша'ики… ей удастся… помочь нам в осуществлении своих планов… Подобно тому богу, который однажды захватил маленькую девочку в свою власть.

Маппо сухо усмехнулся.

– О да, тебе удалось немало скрыть от меня с Икариумом, солдат.

– В интересах империи, – ответил сапер, отводя взгляд от пристальных глаз Трелла.

– Ага, перед нами еще один человек, который пытается воспользоваться восстанием в своих целях.

– Только не в своих, Маппо, – поправил его сапер.

– Возродиться в образе Ша'ики – вовсе не означает просто нарядиться в ее платье, Скрипач. Возможность стать богиней занимает сейчас все мысли Апсалы, всю ее душу. Подобное перевоплощение очень сильно изменит всю ее суть.

– Боюсь, она может так и не понять этой метаморфозы.

– Апсала – не дура, – вскипел Крокус.

– А я вовсе так и не говорил, – ответил Скрипач. – Нравится тебе это или нет, но Апсала примет на себя некоторое божественное высокомерие… Она демонстрировала подобные черты во всей своей красе еще на Генабакисе, и боюсь, что они так и не успели выветриться из маленькой головки. Вспомните только ее самостоятельное решение отправиться из храма Искарала вслед за своим отцом, в полном одиночестве…

– Другими словами, – произнес Маппо, – ты думаешь, что она верит в то, что способна противостоять воздействию богини, даже если примет на себя роль провидицы и боевого предводителя.

Крокус нахмурился.

– Мои мысли мечутся от одной к другой. А что, если божественный покровитель убийц потребует ее обратно? Что произойдет в том случае, если восстание внезапно возглавит Котильон, или даже Амманас? Погибший император вернется, чтобы дать волю мести.

Крутом повисла тишина. Скрипач ворошил эту мысль в своем сознании, словно голодная гончая жирную кость, уже на протяжении нескольких дней – именно тогда возможность подобного расклада пришла ему в голову. Представление о том, что убитый император, превратившись во всевышнего, выйдет из тени и начнет претендовать на имперский трон, сулило широкие перспективы. Но даже в этом случае убийство Лейсин имело смысл – в конце концов, на подобное деяние должен был отважиться только смертный. Боги управляют империей смертных, а с другой стороны, привлекают к себе других всевышних… Подобным образом скоро вся цивилизация будет до основания разрушена.

Они закончили трапезу, не проронив ни единого слова.

Пыль, наполнившая воздух, вовсе не намеревалась оседать; она просто неподвижно висела – горячая и безжизненная. Икариум собрал припасы в рюкзак. Скрипач подошел к Крокусу.

– В мучениях нет никакого прока, парень. Она обрела своего отца после стольких лет – кажется, стоит за нее просто порадоваться, как ты думаешь?

Дару сухо усмехнулся.

– О, я думал об этом. Скрипка. Конечно, я очень рад за нее, однако не доверяю этому ощущению. То, что казалось поначалу чудесным воссоединением, оказалось по сути компромиссом, который придумал Искарал Пуст, манипуляцией со стороны Тени. Этот факт опошляет все эмоции.

– Как бы ты ни представлял себе сложившуюся ситуацию, Апсала с отцом опять вместе.

Юноша помедлил некоторое время, а затем неохотно кивнул. Скрипач вновь водрузил на себя арбалет и перетянул сверху ремнем.

– По крайней мере, мы получили передышку от солдат Ша'ики, Д'айверса и Сольтакена.

– Куда же она ведет нас? Сапер пожал плечами.

– Подозреваю, что нам суждено узнать об этом очень скоро.

Изможденный человек поднялся на каменный пригорок и обратился лицом к Рараку. Кругом стояла звенящая тишина; человек был способен слышать даже стук своего сердца – непрерывный бессмысленный ритм в груди, который в последнее время начал постепенно досаждать.

За спиной послышался шорох камней, и через мгновение появился Толбакай, он бросил связку ящериц длиной с руку на выбеленную каменную плиту.

– Все на свете можно найти – стоит лишь только хорошенько присмотреться, – пробасил молодой гигант. – По крайней мере, у нас есть еда.

Толбакай тоже выглядел изможденным. Ярость и раздражительность улетучились, и Лев был благодарен ему за это, несмотря на то, что точно знал: причиной спокойствия является недостаток сил. «Мы ждем, пока Худ не придет и не возьмет нас», – прошептал молодой варвар несколько дней назад, когда Вихрь взвился с новой силой.

У Льва не было на эти слова ответа. Его вера была в лохмотьях. Завернутое тело Ша'ики до сих пор лежало между двумя каменными воротными столбами. Оно начало постепенно высыхать. Непрестанный разрушающий ветер образовал в плащанице огромные дыры. Ссохшиеся суставы, похожие на большие узлы, выпирали из-под старого полотна. Женские волосы, которые продолжали расти все эти несколько недель, распустились и начали метаться под порывами ветра.

Однако сейчас пришло время перемен. Вихрь задержал свое бессмертное дыхание. Пустыня, состоящая из костей и песка, поднялась в воздух, да так и осталась там.

Толбакай решил, что Вихрю пришел конец. Гибель Ша'ики вызвала длительную вспышку раздражения – побежденная богиня пришла в неистовую ярость и страх. Даже если бы восстание распространило свои кровавые конечности по всем Семи Городам, ее сердце оставалось мертво. Армии Апокалипсиса превратились в судорожно подергивающиеся конечности, прикрепленные к мертвому телу.

Лев, обеспокоенный предстоящими событиями, тоже начал склоняться к подобной точке зрения.

«Кроме того…»

– Эта пища, – произнес Толбакай, – зарядит нас необходимой энергией, Лев.

«Для того, чтобы покинуть это место. Но куда мы пойдем? К оазису в центре Рараку, где несколько армий до сих пор ожидают свою предводительницу? Неужели именно мы должны стать трагическими вестниками для огромного количества людей? Может быть, не стоит этого делать? Возможно, более безопасным решением станет отправиться в сторону Пан'потсуна, а затем Эхрлитана… Инкогнито?»

Воин обернулся. Его взгляд блуждал по камням, пока не остановился на Книге Дриджхны. Ее не тронул Вихрь. Она даже не запылилась, несмотря на то, что все окружающее пространство было просто засыпано огромным слоем серой пыли, перемешанной с песком. «Сила остается верной другой силе. Они просто неиссякаемы. Когда я смотрю на этот том, то точно знаю: нам не нужно никуда идти… Мечи в руках у глупцов. Мудрецы всегда безоружны. Молодая, однако прожившая сотни лет, одна судьба закончена, а другая еще и не начиналась… Скоро она возродится…» Неужели в этих древних словах до сих пор кроется истина? А может быть, это говорит мое воображение – нестерпимая тоска?

Толбакай присел на корточки рядом с мертвыми ящерицами, прижал одну из них к ноге и одним движением вспорол ей брюхо.

– Я пойду на запад, – произнес он. – В Яг Одан…

Лев оглянулся. «Яг Одан, где можно лицом к лицу столкнуться с другими гигантами… С самими Ягутами. Треллами. Неужели тебе не хватает здешних дикарей? Просто парень чувствует себя среди этих пустошей прямо как дома».

– Наша миссия еще не закончена, – произнес воин. Толбакай обнажил зубы, ввел руку через разрез в брюхо ящерицы и ловко достал оттуда все внутренности.

– Это женская особь. Говорят, икра полезна для лихорадящих, не так ли?

– Но я ведь не болен.

Гигант ничего не ответил, однако Лев заметил, что его осанка необъяснимым образом изменилась. Толбакай принял решение.