Вороны исчезли, оставив распятье девственно чистым. Оно возвышалось над грудой мертвых тел, утыканных окровавленными пиками.

А небо над головой продолжало гаснуть.

Антилопа вновь повернулся к Пормквалу. Верховный кулак пытался спрятаться под тенью Маллика Рела. Он бешено мотал головой, будто бы проклиная прошедший день.

«Этот день будет трижды проклят, верховный кулак.

Колтайн погиб. Они все погибли».

Глава двадцать вторая

Я видел, как, яростным светом сверкая,

Пронзила забрало стрела немая.

И тотчас, подобно ночи без края,

Его поглотила воронов стая.

Цепь Псов.

Сеглора

Небольшая рябь подернула поверхность грязной мути, поднятой со дна моря у подножия доков. В нескольких дюймах над водой танцевали ночные насекомые, да и вся отмель неистово кишела мальками некой разновидности угрей. Они блестели своей чешуей, весело играя друг с другом и мелкими воздушными насекомыми. Единственной причиной, по которой люди позволяли рыбе столь вольготно плескаться у самого берега, являлся тот факт, что данная разновидность угрей была практически несъедобна.

Из далекой темноты донесся странный звук. Рябь, достигавшая берега в направлении этого шума, была крупнее и мощнее. Это стало единственным свидетельством того, что к берегу медленно подбирается незнакомец. Только он нарушал ночную идиллию.

Калам из последних сил добрался до берега и упал лицом на теплую грязь. Кровь все еще продолжала бежать между пальцев правой руки, которой он зажимал ранение в боку. На убийце не было ни рубашки, ни кольчуги – все это опустилось на грязное дно Малазского залива, наконец-то оставшегося позади. Единственное, что осталось одетым на его теле, были штаны из оленьей кожи и мокасины.

Оказавшись в воде, Калам принялся стаскивать тяжелое снаряжение, которое тянуло его тело ко дну. В тот момент он не думал ни о чем, по этой причине портупея с любимым холодным оружием убийцы также исчезла в никуда. Почувствовав чудовищный недостаток воздуха, Калам со всей силы начал грести к поверхности – отправляться вниз за ножами в данной ситуации было бы чистым безумием.

Зато теперь он остался безоружным.

Где-то далеко позади послышались дикие крики – это еще один корабль тонул в мутных водах Малазского залива. Калам немного удивился, однако вскоре течение его мыслей приняло совсем другое направление.

Слабые укусы по всему телу свидетельствовали о том, что утри были совсем не рады непрошеному вторжению Калама. Немного отдышавшись, убийца вполз по пологому берегу и оказался на сухой земле. В ту же самую секунду в его тело вонзилось несколько сот иголок – это были осколки глиняной посуды, о наличии которой на этом берегу Калам совсем забыл. Перекатившись на спину, он уставился на нижнюю поверхность пирса, густо поросшую водорослями. Мгновение спустя он закрыл глаза и попытался сконцентрироваться.

Кровотечение из ножевой раны сначала ослабло, а затем и вовсе прекратилось.

Несколько минут спустя он принял сидячее положение, а затем начал вытаскивать из воды угрей, которые приклеивались к рукам, словно пиявки, и бросать их на берег. За спиной послышалось шуршанье городских крыс. В течение своей долгой жизни убийца слышал немало рассказов о полчищах этих бесстрашный тварей, поэтому он заранее решил заручиться их доверием.

Однако ожидать дальше не было никакой возможности. Калам поднялся на корточки и принялся рассматривать старые сваи, возвышавшиеся за пределами мола. В момент прилива вода затапливала их на три четверти, и корабль мог спокойно пришвартоваться к этим деревянным столбам. Сваи были покрыты со всех сторон черной смолой, за исключением тех из них, которые были излюбленным местом стоянки одних и тех же баркасов.

«У меня есть единственный способ подняться наверх».

Убийца двигался вдоль основания мола до тех пор, пока не остановился перед небольшим торговым судном. Этот корабль с довольно большой грузовместимостью лежал сейчас на боку в грязи. Тонкие канаты скрепляли между собой носовой отдел корпуса и латунные тяжелые кольца, вмонтированные в сваи.

При обычных обстоятельствах убийце не составило бы никакого труда забраться на борт: в конце концов, внутренняя самодисциплина всегда была одним из разделов боевой подготовки Когтя. Однако сейчас, взбираясь вверх по веревке, он не мог гарантировать безопасность своей раны; в любой момент могло начаться вновь обильное кровотечение. Подбираясь к кольцу. Калам начал ощущать, что становится все слабее и слабее. Перевалившись через борт, он несколько минут в изнеможении лежал на палубе – сказывалась весьма значительная кровопотеря.

С тех пор как убийца оказался в воде, у него не было времени поразмыслить о Салк Елане. Говоря по правде, в данный момент ситуация никак не изменилась. Лежать на палубе и проклинать свою глупость было бы непростительной тратой времени. На каждой улочке и аллее темного Малаза его мог сейчас поджидать коллега с ножом за пазухой. В таком случае до встречи с Вратами Худа оставалось всего несколько часов.

Однако Калам вовсе не собирался становиться столь простой добычей.

Напрягшись, он вновь попытался остановить кровотечение из раны, а также из множества мелких отметин, оставленных угрями.

«Стоит только магу с помощью силы посмотреть сейчас на этот корабль, как он тут же обнаружит мое местоположение по чрезмерному жару, исходящему от тела. А у меня нет даже рубашки, чтобы хоть как-то прикрыться. Кроме того, неприятели знают, что я ранен. Сомневаюсь, что даже Сумрак в молодые годы была способна усилием воли заставить свое тело охладиться на несколько градусов, тем более учитывая сложившееся сложное положение… А что, если попробовать?»

Калам вновь закрыл глаза. «Попытаться заставить уйти кровь внутрь тела – к мышцам, костям – и покинуть кожу. Каждое дыхание должно быть столь же холодным, что и лед. Каждое прикосновение обязано совпадать по температуре с камнем. Никаких следов, никаких лишних движений. Интересно, чего же еще они ожидают от раненого человека?»

Всего, но только не этого.

Открыв глаза, он освободил одну руку от кольца и прислонился предплечьем к изрытому ямками металлу. Он оказался на ощупь теплым.

«Ну, наконец-то. Пора двигаться».

Верхняя часть сваи была в непосредственной близости от ноги. Калам выпрямился и медленно наступил на скользкую деревянную поверхность, покрытую толстым слоем птичьего помета. Через несколько минут перед ним простиралась Набережная улица. Здесь было множество торговых складов, те по большей части являлись заполненными грузовыми телегами. Ближайшая из них стояла на расстоянии ближе двадцати шагов.

Попытка броситься вперед бегом привела бы к неминуемой смерти – тело Калама не было способно мгновенно компенсировать большое количество тепловой энергии, выделяющейся при мышечной работе.

«Смотри-ка, а один из этих угрей выполз довольно далеко на берег. Я не верю своим глазам: он продолжает двигаться дальше! А что, если и мне воспользоваться его немым примером?» Калам опустился на живот и медленно двинулся вперед, обтирая телом влажную мостовую. Каждый выдох убийца старался совершать в сторону либо в песок.

«Колдовство превращает охоту в весьма ленивое занятие. Они начинают ожидать только тех проявлений, которые обеспечивают чрезмерно усиленные органы чувств. Эти люди забывают об игре теней, об игре тьмы… По крайней мере, я надеюсь на это».

Калам не мог видеть себя со стороны, однако он абсолютно четко понимал, что его практически разоблачили. Убийца чувствовал себя червем, пересекающим тротуар. Какая-то часть его разума начала не выдерживать и захотела кричать во всю силу, однако Калам мгновенно спрятал ее глубоко внутри. Непременным правилом Когтя была внутренняя дисциплина – это относилось к разуму, телу да и всей душе.

Самой большой опасностью могло сейчас стать улучшение погоды. Облака, затянувшие небо еще с вечера, скрывали за собой луну – в сложившихся обстоятельствах злейшего врага Калама. Стоило ей только подняться над горизонтом, как сразу самый ленивый наблюдатель не смог бы не заметить длинную тень, скользящую по мостовой.