– Ну, я не исчезну, – самодовольно произнес Колтайн и, подойдя поближе, взял его за плечо. – Давай не будем обращать на него внимания. Антилопа. Я принимаю тебя в свою команду.

– Как прикажешь, кулак, – ответил историк.

– Совет закончен, – распорядился Колтайн и, повернувшись к своему колдуну, добавил: – Сормо, ты расскажешь мне детали своего утреннего путешествия немного позднее.

Колдун поклонился.

Антилопа надел свой плащ и вместе с Кульпом вышел на лестницу. Как только двери позади закрылись, историк дернул боевого мага за рукав.

– Мне нужно кое-что сказать тебе. Лично.

– Ты читаешь мои мысли, – ответил Кульп.

В конце длинного коридора они обнаружили нежилую комнату, захламленную разбитой мебелью. Проскользнув в нее, Кульп закрыл на щеколду дверь и обернулся лицом к Антилопе: его глаза горели адским огнем.

– Он – вовсе не человек. Он животное, и все вещи вокруг воспринимает как животное. Мне порой казалось, что Булт присутствовал здесь только лишь ради того, чтобы воспринимать нечленораздельное рычанье своего господина и складывать все это в слова. Я никогда ранее не видел викана, который был бы столь же словоохотлив, как этот искалеченный старик.

– Очевидно, – сухо ответил Антилопа, – Колтайну было много чего сказать.

– А я подозреваю, что священник Маела уже начал готовить свою собственную месть.

– Согласен с тобой. Но меня потрясла та страсть, с которой Булт защищал императрицу.

– Ты принимаешь его аргументы?

– О том, что она сожалеет о содеянном и сейчас ощущает свое одиночество и беспомощность? Возможно, но мне кажется, что это дела давно минувших дней.

– Как ты думаешь, а Лейсин доверяет этим виканским дикарям?

– Колтайн был вызван на аудиенцию самой императрицей, и я подозреваю, что Булт как приклеенный находился рядом. Но то, о чем шла речь на этой приватной беседе, осталось для всех загадкой, – ответил историк, пожимая плечами. – Скорее всего, они готовились к тому, чтобы убрать Маллика Рела, – этот вывод напрашивается сам собой. А что ты, Кульп, думаешь об этом молодом колдуне?

– Молодом? – нахмурился боевой маг. – У этого мальчишки аура древнего старика. Я сразу почувствовал, что от него несло лошадиной кровью: он участвовал в ритуальном обряде, который у колдунов происходит только во Время Жестокости. Оно как раз пришлось на последние четыре года жизни Сормо – время максимального расцвета его мощи. А ты сам-то заметил, что он вытворял? Он метал дротики в священника, а затем молчаливо стоял, наблюдая за эффектом.

– А почему ты сказал, что все это было ложью?

– Потому что Сормо вовсе не обязательно знать, насколько чувствителен мой нос. Я продолжаю играть с ним роль юнца, и если мне улыбнется удача, то он больше не обратит на меня никакого внимания.

Антилопа заколебался. Затхлый воздух в комнате отдавал пылью и плесенью.

– Кульп! – внезапно сказал он.

– Ты что-то спросил, историк?

– Мы ничего не можем поделать ни с Колтайном, ни с Малликом Релой, ни с Сормо Э'натом. Но мне нужна твоя помощь в другом деле.

– В чем?

– Я хочу освободить одного узника.

На лице боевого мага отразилось крайнее изумление.

– В хиссарской тюрьме? Историк, но у меня нет никакого влияния среди хиссарской армии.

– Нет, он находится не в городской тюрьме – он заключенный империи.

– И где же его сейчас держат?

– Он был продан в рабство, Кульп, и сейчас находится на Отатаралских островах.

Боевой маг оторопел.

– Во имя Худа, Антилопа, опомнись! Ты просишь о помощи для мага? Ты полагаешь, что я по собственной воле приближусь к этим рудникам? Да Отатарал полностью разрушает любое колдовство, превращая магов в душевнобольных.

– Тебе не придется быть на острове. Все, что нужно будет делать, – это ждать на рыбачьей лодке в море у побережья, – заискивающим тоном просил Антилопа. – Я обещаю это, Кульп.

– Ага, подобрать заключенного, а затем что – грести как сумасшедший, преследуемый по пятам боевыми галерами доси?

– Что-то вроде этого, – улыбнулся историк.

Кульп взглянул на закрытую за спиной дверь, а потом принялся внимательно рассматривать обломки мебели, разбросанные по всей комнате, будто увидел их в первый раз.

– Чьи это были апартаменты?

– Кабинет кулака Торлом, – ответил Антилопа. – Именно здесь убийца Дриджхны настиг ее той ночью.

Кульп медленно кивнул.

– Скажи, а то, что мы попали сюда – это случайность?

– Искренне надеюсь на это.

– Я тоже, историк.

– Ты мне поможешь?

– А этот осужденный… Кто он?

– Гебориец Прикосновение Света. Кульп медленно повторно кивнул.

– Дай мне подумать над этим, Антилопа.

– Можно мне спросить, что заставляет тебя медлить? Кульп нахмурился.

– Мысли об еще одном историке-предателе, который появился в нашем мире, о чем же еще?

Священный город Эхрлитан, построенный целиком из белого мрамора, поднимался вверх прямо из гавани, окружая и занимая собой огромный плоский холм, названный когда-то Джен'рахб. Считалось, что внутри Джен'рахба был похоронен один из самых древних городов мира, а среди слежавшихся камней ждут своего часа духи некогда могущественных Семи Хранителей. Легенда гласила, что вместо трона в старом городе стояло кольцо из семи высоких постаментов, каждый из которых освещался одним из древних Предков, основавших в свое время Семь Городов. Эхрлитану насчитывалась тысяча лет, но древнему городу Джен'рахбу, представляющему сейчас холм из разбитых камней, было в девять раз больше. Первый правитель Эхрлитана – Фалах'д – начал грандиозное строительство на плоской поверхности Джен'рахба в честь старого погребенного города. Вдоль северного побережья были опустошены все каменоломни: десятитонные глыбы мрамора доставлялись по морю в гавань Эхрлитана, затем через нижние городские районы они вручную поднимались на самую вершину холма. В считанные годы здесь выросли невиданные доселе храмы, сады, купола, башни и, как венец творчества Фалах'да, – великолепный собственный дворец, появившийся подобно самому дорогому самоцвету в короне, украшавшей вершину холма Джен'рахба.

Но через три года после того, как последний камень водрузили на свое место, древние захоронения, покоившиеся под новым городом, начали волноваться. Подземные сводчатые проходы не выдержали громадного веса короны Фалах'да, стены обрушились, а фундамент провалился в подземную реку из пыли. Надо сказать, что под земной поверхностью пыль вела себя подобно воде, и она ринулась по аллеям и улицам осевшего под землю города, затекая в каждый дверной проем, заполняя все, что было скрытым от человеческого взгляда. А на поверхности первые лучи рассвета провозгласили о четвертой годовщине правления И Фалах'да: да, зрелище было впечатляющее. Корона просела, Н башни наклонились, купола нескольких храмов, покрытые белой мраморной пылью, раскололись пополам, а дворец правителя обрушился в подземную пылевую реку – в одних местах не И более пары этажей, в других – практически полностью. ™ Очевидцы – жители Нижнего города красочно описали это событие. Все выглядело так, будто чья-то невидимая гигантская рука обрушилась на корону сверху, безжалостно круша и топя великолепное творение человеческих рук. Поднявшееся в воздух облако пыли на несколько дней превратило солнце в медный диск.

Этот день был отмечен смертью более тридцати тысяч человек, среди которых оказался сам правитель Фалах'д и около трех тысяч живущих и работающих во дворце. Из последних выжил только один подросток – помощник повара. Но тот был убежден, что причиной всех несчастий оказался кубок, который он уронил на пол за мгновение до землетрясения. Движимый сознанием ужасной вины, он выбежал в Круг Мерикры Нижнего города и ударил себя ножом в сердце. Кровь окропила мостовую именно в том месте, где сейчас стоял Скрипач.

Увидев войско Красных Мечей, пробирающихся через столпившихся по другую сторону Крута людей, голубые глаза сапера приняли злое выражение.