— Буду через два дня, — пообещал он, уходя.
А потом где-то снаружи жалобно заорала кошка. Судя по тому, как побелело лицо Ирэны, кошке орать не полагалось.
— Это Дымка? — удивился Каниан.
— Дымка пропала три дня назад. В ее возрасте кошки на охоту не уходят, — пробормотала Ирэна и поехала к двери, ведущей в коридор. Каниан посторонился, уступая сестре дорогу.
— Она у дверей в дом, похоже, орет. Давай я впущу ее.
Ирэна не снизошла до ответа. Каниан молча последовал за ней, стараясь смотреть куда-нибудь мимо и про себя намурлыкивая привязавшуюся шансонетку. С некоторых пор он приобрел острую неприязнь к мягкому шуму колес.
В просторной прихожей царил сумрак. Каниана несколько удивило, что никто из слуг не вышел из спален. Кошка с той стороны скреблась в дом отчаянно и орала так, что вряд ли в доме на первом этаже остались спящие.
— Ирэна, давай я…
— Каниан, хватит! Я сама, отойди, — холодно распорядилась Ирэна, подъезжая к двери почти вплотную. Судя по подозрительно позвякивающему голосу, ей было не по себе не меньше чем брату.
«Бесы дери, кошки не возвращаются с того света, иначе матушка явилась бы по наши души куда раньше. У меня просто сдают нервы, потому что нужно больше спать и меньше шляться по балеринам», — не без раздражения подумал Каниан, глядя, как слегка подрагивающая рука Ирэны поворачивает замки.
Кошачий ор на мгновение смолк, осталось только тихое царапанье. Ирэна открыла последний замок, громко щелкнувший в ночной тишине.
«Где носит слуг?» Каниан так и не понял, почему потянулся за пистолетом. Он ни мгновения не собирался расстреливать восставшую из мертвых Дымку. Всяческой потусторонней зауми Каниан не боялся даже в детстве, хотя и провел его в серых стенах трехсотлетнего особняка, в подвалах и каминах которого слуги до сих пор иногда находили кости. А теперь ему исполнилось двадцать два и он вообще успел навидаться такого, после чего всякие Кровавые Монахи и Дамы в Черном казались милой публикой. Любой, кто прожил в Эфэле хотя бы пару лет, знал, что между небом и землей страшнее людей ничего нет и быть не может.
Дверь стала приоткрываться наружу.
Каниан не думал о кошке. Восставшая из мертвых Дымка была не по его части. Он думал о том, почему не выходят слуги.
Убиты они или куплены, в конечном счете, не имело значения. Значение имело только то, что замок щелкнул.
— Ирэна, отойди! — рявкнул Каниан, но опоздал. В приоткрытую дверь ворвался сквозняк и запах мокрого после дождя сада.
— Дымка? — вопросила сестра ночную тьму, а потом в воздухе глухо шмякнуло.
В дверной проем влетела тень, сбила каталку и Ирэну, размахнулась каким-то предметом. И получила в голову половину обоймы.
Может, особенной убойной силой пистолеты системы Асвейд и не отличались, но при выстреле с одного метра трех пуль тени вполне хватило.
Под ноги Каниану свалился крупный мужчина в черном. Мягкая дубинка выскользнула из его рук и прокатилась по прихожей. По ковру растекалась лужа. Ирэна, выпавшая из каталки, замерла без движения. Только колесо ее кресла медленно вращалось, как в дурном сне.
Каниан ощутил запах пороха.
Снаружи что-то прошуршало.
Застывшее время снова понеслось очень быстро.
«Три пули в обойме, одна в стволе», — почти отрешенно подумал Каниан, отступая с простреливаемого из-за двери пространства вглубь прихожей. Темнота снаружи замерла без движения. Спокойная и обманчивая.
Каниан прекрасно знал, что убийцы поодиночке не ходят. Даже когда их жертва — девочка-калека да ее никчемный брат, «мальчик из хорошей семьи». За дверью прятались еще минимум двое. Четыре патрона Каниана были даже меньше, чем ничем. Сопливые мальчишки успешно отбивались от профессиональных убийц только в романах. Будь у Каниана винтовка, хорошее укрытие и пять сотен метров в запасе, он, вероятно, попробовал бы оказать сопротивление, но у него имелись только наполовину разряженный пистолет, лежащая без сознания Ирэна и еле слышное дыхание за дверью.
Едва ли эти люди пришли за его сестрой. Она родилась девушкой. Женщины в Эфэле даже не наследовали. Убивать Ирэну было бы так же бессмысленно, как убивать бабочку или белку. Ее смерть не дала бы убийцам ничего, кроме опасных врагов. Ребята в черном, конечно, явились по его душу.
«Они могли ее легко застрелить, но оглушили. Ее не станут убивать», — Каниан, крадучись, стал отступать вглубь прихожей, стараясь не попадать в зону видимости. В гостиной сделать это оказалось бы существенно сложнее: там имелись высокие окна и к тому же горел свет.
Огромная люстра с тридцатью плафонами в виде кувшинок, светящихся новомодным бело-голубым газовым светом, считалась истинным произведением искусства, стоила солидных денег и являлась отцовской гордостью. За одну мысль о том, чтобы испортить такое сокровище, родственники оторвали бы Каниану голову, но выбирать не приходилось. Он прицелился в цепь, держащую сверкающую махину, и выстрелил, молясь о том, чтобы не зацепить газовые трубки. Что-то заискрило, а потом груда все еще светящегося хрусталя, бронзы и эмали полетела вниз и упала с оглушительным грохотом. Каниан, низко пригнувшись, пролетел гостиную и юркнул в первую попавшуюся дверь. За его спиной раздался топот.
«Если с черного хода тоже засада, я пропал».
С тремя пулями в запасе не стоило проверять, есть там засада или нет. Каниан прикинул свое примерное положение и принял, как ему казалось, единственное верное решение. Он выпрыгнул в первое попавшееся окно и метнулся в темноту сада, каждую секунду ожидая выстрела.
Но вслед почему-то не стреляли.
— Минус одна, — мрачно сказала Магда, оглядывая стоящие на белой скатерти бокалы.
— Да, одним участником крестового похода к совершенству меньше, — кивнула Зондэр. — Но поход все равно провалился, так что толку теперь.
— Пока мы не получим доказательств ее смерти, Дэмонра жива, — Кейси мечтательно улыбнулась куда-то в пустоту. Зондэр поймала себя на мысли, что раньше Кейси так не улыбалась и эта улыбка ей совсем не нравится. — Достань четвертый бокал, Магда, не стоит хоронить никого заранее.
Магда пожала плечами, но просьбу выполнила.
— Мне б твою веру, — буркнула она.
Зондэр, глядя на непривычно умиротворенную Кейси, думала о совсем другом человеке, сидящем в нескольких кварталах отсюда, в холодном доме с неправильными тенями. Этого человека должны были усыпить через несколько недель, потому его шансы пройти аттестацию равнялись нулю. Единственным выходом для него стало бы немедленно уехать «поправлять здоровье» куда-нибудь в Виарэ и пропасть там без вести. Даже если он сам этого не понимал, то уж Кейси не понимать не могла. А она сидела здесь, пила вино и улыбалась как невеста.
— Вы не думаете покинуть столицу? — все-таки поинтересовалась Зондэр, хотя и догадывалась, какой ответ получит. Кейси нахмурилась, словно с трудом соображая, о чем ее спрашивают, а потом снова улыбнулась и покачала головой:
— Конечно, нет. Это же совершенно невозможно.
«Невозможно так жить. Все остальное — возможно», — Зондэр с тоской посмотрела за окно, где в непостижимой дали разгорался закат. Уходил последний день лета. Каждый год тридцать первого августа они собирались все вместе — сначала Дэмонра, Магда и Зондэр, а потом к ним присоединилась Кейси — и сегодня впервые за много лет за столом оказалось пустое место.
Первые три дня после ареста Дэмонры Зондэр ждала, что жандармы придут за ней с минуты на минуту. Даже вещи собрала, а цветы в горшках отдала соседям. Но дни шли, а жандармы все не приходили. С Милиндой Маэрлинг Зондэр связаться не рискнула, но она знала, что и к белокурой графине у полиции не имелось никаких вопросов. Про Игрэнд Дэв ей рассказал Вильгельм Вортигрен, но больше никакой информации он не дал и вообще выглядел издерганным и смертельно уставшим. Месяц спустя ей через третьи руки пришло письмо от Эрвина Нордэнвейдэ, каким-то образом узнавшего об аресте. Эрвин в своей манере — то есть чрезвычайно вежливо и суховато — предлагал любую посильную помощь. Он был аккуратен и, конечно, ни разу не употребил слов, которые могли бы навести постороннего читающего на мысли о «Зимней розе» или организации побега, но, судя по всему, ни мгновения не сомневался, что Зондэр, после ареста Дэмонры оставшаяся за главную, будет действовать. И Магда не сомневалась, и Кейси не сомневалась, и даже шалопай-Маэрлинг не сомневался, не меньше раза в неделю уверяя, что готов пойти до самого конца, если потребуется. Похоже, в том, что Зондэр будет действовать, сомневалась только она сама, и от этого ей становилось вдвойне невесело.
