— Смотри, куда прешь! — завопила женщина в шляпке с цветами.
Прежде чем Магрит успела хотя бы открыть рот, чтобы извиниться — а она действительно толкнула даму и собиралась попросить прощения за неловкость — молодой спутник женщины процедил сквозь зубы:
— Не трать нервы, мама, она тебя не понимает.
«Почему это я не должна ее понимать?» — удивилась Магрит, хлопая ртом, как выброшенная на берег рыба. Она не могла сообразить, какая трагедия произошла из того, что один человек слегка пихнул другого. Вряд ли даме было так уж больно, чтобы кричать.
— Развелось тут, тут…, - дама, наконец, кое-как совладала с голосом, и он перестал ввинчиваться в уши. Но определения тем, кого тут «развелось», так и не подобрала.
В голубых глазах женщины сверкала такая ярость, словно Магрит, самое меньшее, ограбила ее в темной подворотне. Рэдка, почти испугавшись, отступила назад, прижимая к себе драгоценную корзинку, и тут под ногой у нее что-то сперва хрустнуло, а потом пронзительно завизжало.
От неожиданности Магрит подскочила и выпустила из рук корзинку. Та упала на брусчатку и перевернулась, вишня разлетелась, а женщина и ее сын отступили, одинаково брезгливо кривя губы. Из-под юбок Магрит вылетела скулящая собака размером с крысу и, хромая, затрусила к женщине.
— Ах ты моя лапулечка, ах ты моя душечка, — засюсюкала та, подхватывая животное на руки. На Магрит она смотрела как на пустое место. Но самым страшным рэдке показалось другое.
Ее сын — мальчик лет пятнадцати — тоже смотрел на Магрит как на пустое место. Как будто перед ним не стояла девушка со слезами на глазах, на которую ни за что накричали среди бела дня, и не стояла даже собака, а вообще ничего не было. Так, пустое пространство, холодный осенний воздух.
— Рэдская свинья.
И вот здесь Магрит сделалось жутко. Она вдруг поняла, что все, чему ее учила мама — что все люди братья, что надо объединяться в трудные времена, что нужно уметь просить прощения и уметь прощать, — являлось правдой только для тех, кто в это верил. Для всех остальных существовала какая-то другая правда, беспощадная и ясная, как калладская зима. И для кого-то в мире были люди, а для кого-то — граждане кесарии и все остальные.
Наверное, столкнись Магрит с этой правдой лет в тринадцать, ее бы это озлобило и подвигло на какие-то действия. Возможно, она даже поняла бы, почему рэдцы метают бомбы и пускают под откос поезда. Возможно, научилась бы делать то же самое, ну или хотя бы ненавидеть этих высокомерных светлоглазых людей так же бессмысленно и непримиримо, как они ненавидели ее. Но Магрит всю жизнь не замечала вокруг себя зла, которое не могла прямо сейчас пойти и исправить, а потому эта правда так больно ударила ее только в двадцать пять лет. Она стояла с чувством, будто кто-то плеснул ей в лицо ледяной водой, и не знала, что противопоставить оскорблявшим ее людям. Ее оскорбляла сама необходимость что-то им отвечать, потому что такая явная ложь не нуждалась в отрицании.
— Понаехало подсти…
Магрит потерянно смотрела на рассыпавшуюся по брусчатке вишню, пытаясь собраться с духом и сделать хоть что-нибудь. Огрызнуться, уйти или хотя бы выступившие слезы утереть.
— Еще одно слово, молодой человек, и… — зазвучал откуда-то из-за спины Магрит суховатый мужской голос, а потом из-за ее плеча выскользнул высокий человек в военном мундире и, не медля ни секунды, ударил мальчика по щеке.
На этот раз женщина, Магрит и крысоподобная собаки завизжали синхронно.
Военный с подчеркнутым шиком отряхнул белую перчатку и развернулся лицом к рэдке. Она с удивлением узнала светловолосого «принца», который был с ними в гостинице в ночь, когда Дэмонру посекло осколками. Узнал он ее или нет, знал только сам «принц», но улыбался он самым любезным образом:
— Надеюсь, сударыня пропустила мимо ушей все незаслуженно грубые слова…
— Вы… вы, — мальчишка, схватившись за покрасневшую щеку, задыхался. Его мать начала медленно багроветь.
— Вы мне за это отве…
— Я же сказал, закройте рот, — тихо проговорил второй мужчина, выходящий из-за спины Магрит. Девушка могла бы поклясться, что в его речи слышится почти незаметный рэдский акцент. — И вы тоже закройте рот, мадам, пока я еще считаю вашу юбку серьезным поводом вас не оскорблять.
«Мадам» тоже хлопнула ртом, как Магрит полминуты назад, и отступила.
Все это происходило практически одновременно. Рэдка сцепила руки на груди и боялась дышать. Ей казалось, что вышедшие из ниоткуда защитники исчезнут, стоит только ей закрыть глаза. Но защитники не исчезали. Тот, что красивый и светловолосый, весьма брезгливо протянул мальчику, все еще хлюпающему носом, визитку и сообщил:
— На случай, если захотите папеньке нажаловаться или удовлетворение получить.
— Он достаточно взрослый, чтобы раскрывать пасть на улицах, но вряд ли достаточно взрослый, чтобы драться, — сухо заметил второй защитник, не такой цветуще красивый и в гражданской одежде. Магрит только теперь заметила на плечах обоих белый траурный креп. — Оставьте его, Витольд, не то прослывете пожирателем детей. Мне кажется, этот защитник чистоты расы уже все осознал.
— Эрвин, вы сами видели, по такому случаю я был даже готов снизойти до дуэли с мещанином…
— Да-да, ты либерал, я понял, — Эрвин говорил все также сухо, но Магрит казалось, что он очень раздражен, если не зол.
— Я не склонен к такого рода девиациям, Эрвин. Это непристойно и просто неприятно, — веселился красавец.
— В любом случае, поможем барышне собрать ягоды. Не огорчайтесь, сударыня, большая часть этого великолепия не пострадала.
Магрит как во сне смотрела, как мужчина приседает и спокойно собирает ягоды в корзинку, более не уделяя ни даме в шляпке, ни ее сыну ровно никакого внимания.
Те ретировались довольно быстро и без лишних слов. Только собака повизгивала.
— Я ничего им не сделала, — Магрит не то чтобы жаловалась или хотела донести эту мысль до своих неожиданных спасителей. Ей требовалось самой осознать, что только что произошло.
— Конечно, нет, — скривился «принц». — Только родились на свете и дышите с ними одним воздухом. По счастью, это их проблема, а не ваша. Меня зовут Витольд Маэрлинг, а это мой друг — Эрвин Нордэнвейдэ. Весьма сожалею, что наше с вами знакомство состоялось при столь неприятных обстоятельствах, но позвольте вас заверить, что оно все же весьма приятно.
— Маргери. Магрит… — Она очень ясно поняла, что в Каллад лучше быть «Тальвер», чем «Триссэ». — Магрит Тальвер.
— Весьма приятно, — холодновато кивнул Эрвин, поднявшись. — Сожалею, госпожа Тальвер, что вы наткнулись именно на такое проявление калладского патриотизма. Честное слово, иногда он выглядит лучше.
— Потому что его проявляют не дамы в шляпках, а бравые вояки с шашками, — весело улыбнулся Витольда Маэрлинг. Скорее всего, Магрит он не узнал. Рэдка насчет своей внешности не заблуждалась: ее сложно было назвать запоминающейся.
— Не самая твоя удачная острота, Витольд, — поморщился Эрвин. И оказался прав: в ушах рэдки Магрит, которая девочкой помнила времена генерала Рагнгерд и гирлянды повешенных, эта шутка смешно не звучала.
— Тявкающие недоросли, как и любое вульгарное зрелище, вообще плохо сказываются на моем чувстве юмора, — пожал плечами Витольд. — Так или иначе, госпожа Тальвер, инцидент исчерпан. Вы ведь направлялись к извозчикам? Позвольте, мы составим вам компанию. Дабы скрасить то нелестное мнение о калладцах, которое у вас могло сложиться.
— Я калладка, — буркнула Магрит. Дружелюбно-веселый, но вместе с тем какой-то покровительственный тон Маэрлинга ее задел. — Метрику показать?
На этот раз слегка покраснел Маэрлинг.
— Конечно, нет. Извините.
— И я не проститутка!
— Да что вы, в самом деле? — смутился «принц». — Я вовсе не к тому.
Эрвин дернул щекой.
— Извините, госпожа Тальвер. Мы бы все же хотели вас проводить. Создателя ради, не сочтите за оскорбление.
Последние сомнения в рэдском происхождении Эрвина у Магрит пропали. Она задумалась, какую цель могут преследовать эти люди, предлагая сопроводить ее с вокзала. Вряд ли у них могли быть дурные намерения. И вряд ли ей стоило ехать по городу одной, в юбке, запачканной вишневым соком, и красными от слез глазами. Объясняться еще и с жандармами Магрит совершенно не хотелось. А оба мужчины держались как люди, к которым ни один жандарм в здравом уме без большой надобности не подойдет.
