Если Александр после своего первого собора в Александрии мог осуществить (не без помощи властей) изгнание Ария и ариан, то, видимо, теперь, после воздействия Евсевия Никомидийского на императора, этой протекции от властей Александр иметь уже не мог. Арий и ариане вернулись в Александрию и начали действовать, как будто они были на своих законных местах. Положение покинутого властями Александра было тяжкое. Наоборот, смуте была дана свобода. Легализованные властями настроения разрастались. Из Малой Азии прибыл для агитации некий Астерий, традитор во время последних гонений. Открыл публичные лекции и в них доказывал, что «Сын есть один из всяческих», что «Он есть творение Отца, что Он произошел по Его воле и сотворен». Св. Афанасий говорит: «…этого рода вещи он писал один, но около Евсевия Никомидийского все думали так». Нашлись y Ария вульгарные друзья, которые в стиле портового города пустили в ход целый песенник под заголовком: «Талия». Матросы, грузчики и всякий сброд повторяли эти песенки.

После такой вульгарной пропаганды и возбужденных ею споров и язычники узнали об этих сварах среди христиан и злорадно издевались над ними, даже на театральных подмостках (Евсевий. «Жизнь Константина», II, 61). He так давно открытые отрывки Филосторгия дают знать, что епископ Александр, чтобы парировать собор y Евсевия в Кесарии, прямым рейсом по морю прибыл в царскую резиденцию, где он нашел «Осия Кордубского и епископов, которые были с ним». Очевидно, тут-то они и подготовили через воздействие Осия на Константина и отвержение арианской затеи, и терминологическое оружие для его поражения в термине «Единосущный» – «омоусиос». Заинтересованный в пресечении возникших споров под самый корень, тут-то Константин и поддался внушению Александра через Осия и предвосхитил весь план и всю тактику I Вселенского собора. Трудно буквально принять эту версию арианского историка. B ней отражается разочарование ариан. Обескураженные сверхмудрым поведением Константина на самом соборе, ариане, очевидно, утешали себя мифом о каком-то закулисном обрабатывании сознания Константина через авторитетного для него Осия. Осий, бесспорно, сыграл свою спасительную роль. Но и он сам, и его посредническая миссия с письмом императора, которое он повез в Александрию, говорит о первоначальной полной неосведомленности Осия в существе поднятого спора. Ярким свидетельством тому служит первое же искреннее, умоляющее письмо Константина, которое он поручил Осию лично привезти в Александрию и вручить одинаково обеим спорящим сторонам. Осий, прибыв в Александрию в начале 324 г., лишь тут «самоопределился» во всем этом вопросе. Александр, a за ним, надо думать, гениальный Афанасий просветили его. Лишь после этого Осий мог принять план победного знамени – «омоусиос» и внушить его Константину.

Вот документ, который точно и типично для Константина отражает первоначальное его отношение к александрийскому спору. «О благое и божественное провидение! Как жестоко поразила мой слух или, точнее, самое сердце весть, что вы, через которых я надеялся дать исцеление другим, сами имеете нужду в гораздо большем излечении!» «Ведь это же пустые слова, споры по ничтожному вопросу. Для умственной гимнастики специалистов, может быть, и неизбежны такие споры, но нельзя же смущать ими слух простого народа. Виноваты оба: и Александр и Арий. Один задал неосторожный вопрос, a другой дал необдуманный ответ». Император советует брать пример благоразумия – как надо спорить – с языческих философов, которые хотя и разногласят иногда, но все-таки не разрывают общения друг с другом. «А если так, то не гораздо ли лучше вам, поставленным на служение Великому Богу, проходить это поприще с единодушием?»

Наконец, Константин от глубины своего сердца просто умоляет епископов дать ему покой: «Возвратите мне мирные дни и спокойные ночи. B противном случае мне не останется ничего другого, как стенать, обливаться слезами и жить без всякого покоя. Пока люди Божии – говорю о моих сослужителях – взаимно разделяются столь неоправданной и гибельной распрей, могу ли я быть покоен в душе своей?»

Осий – Hosius (a не Осия!) – Кордубский из Испании; занимал кафедру Кордовы до своей смерти в 359 г. B диоклетианово гонение был исповедником. Вскоре же после провозглашения Константина императором, который стал открыто заявлять себя христианином, Константин призвал Осия ко двору и окружил любовью и уважением. B 313 г. Осий повез от императора денежное пожертвование Карфагенской церкви. B cyде над донатистами Осий был главным советником Константина. Теперь же Константин посылает его как миротворца со своим письмом в Александрию. Осий по привычке едет туда мирить Ария с Александром. Но на месте y него открылись глаза. Он всецело встал на сторону Александра. Он решил убедить императора, что дело идет не о пустяках, a o самой сути христианской веры. Решив в Александрии местный вопрос с Александром о поставленных Коллуфом пресвитерах как не имеющих сана, Осий поехал обратно.

Куда? B Никомидию? И каким путем? Вот тут-то мы и встречаемся с новооткрытым фактом Антиохийского собора 324–325 гг.

Антиохийский собор 324–325 гг.

Эдуард Шварц, ученый-ориенталист, издатель «Истории» Евсевия в Прусской серии греческих отцов, в 1905 г. издал по сирской рукописи (Парижский кодекс – 62) неизвестное до тех пор послание 56 епископов собора Антиохийского к «Александру, епископу Нового Рима».

Несмотря на ярые возражения А. Гарнака, на непризнание подлинности нового документа и Дюшеном и Баттиффолем, русская наука сначала в лице московского профессора А. Спасского, a особенно блестяще в лице о. Дм. Лебедева и А. И. Бриллиантова бесспорно утвердила достоверность этого новооткрытого факта, через что и восстановила потерянное звено в истории арианского спора («Хр. Чтение» 1911–1913). Этот Антиохийский собор от лица 56 епископов осудил и отлучил за неправое учение Ария, Феодота Лаодикийского, Наркисса Нерониадского и Евсевия Кесарийского. От лица этого собора и пишется послание: «Святому и единодушному возлюбленному брату и сослужителю Александру». Как мы уже упомянули выше, Болотов давно доказал, что здесь разумеется ближайший представитель епископата Западной церкви архиепископ Фессалоники. Кто же подписавшиеся? Издатель текста Э. Шварц, передавая греческими буквами, конечно, в обратном порядке семитическому начертанию, передает по-гречески первое же, явно председательское, имя как «Евсевиос»; далее – Евстафиос, Амфион и т.д. Так транскрибирует Шварц, доверяя точной передаче начертания греческих имен арамейским алфавитом. Но вот какое недоразумение копииста усматривает профессор А. И. Бриллиантов. ? невокализованном сирском тексте «Евсевиос» можно прочитать и как «Освиос». A если буква «бет» здесь вставлена по непониманию переписчиком и в оригинале было без нее прямо «Осиос», то и все недоразумения рассеиваются как дым. Тут не место для имени «Евсевий». Евсевий – подсудимый, a не судья. Судья – Осий.

Таким образом, на председательском месте подписывается не неуместный тут Евсевий, a Осий. Почему же находящийся здесь проездом гость, a не хозяин кафедры – Филогоний? Явно потому, что Филогоний только что скончался и после его смерти шесть месяцев занимал его кафедру арианствовавший Павлин Тирский, тоже здесь скончавшийся, a на его место из Веррии только что перешел сюда знаменитый Евстафий. Он здесь не поставлен на первое место (как думает Шварц) потому, что весь этот собор имел поводом избрание заместителя скончавшемуся Павлину, а предызбираемый Евстафий еще не был интронизован. Равным образом также естественно и поручение председательства Осию – как высокому посланнику императора во всем этом деле.

Отцы этого собора направляют свое постановление к выдающимся епископам Запада Александру Фессалоникскому и Сильвестру Римскому, извещая их о восточной смуте. Рассмотрев привезенные из Александрии «деяния» собора Александрийского, отцы анафематствуют учение Ария. Найдя, что трое из их среды – Феодот Лаодикийский, Наркисс Нерониадский и Евсевий Кесарийский – мыслят одинаково с Арием, отлучают и их от своей среды. Но не извертают из сана, давая время для их раскаяния ввиду предстоящего «великого св. собора в Анкире». «Да будет тебе при этом известно, – обращаются к Александру Фессалоникскому отцы собора, – что по великому братолюбию мы дали им место покаяния и признания истины, это – великий и священный собор в Анкире». Как увидим, тут разумеется собор, ставший вскоре же Никейским вселенским.