Обратная дорога заняла почти месяц, из-за громадного обоза пришлось идти по трактам, иногда кружными путями, переправляться по мостам и на паромах. В последние две недели приходилось вставать на длительный привал в редких перелесках и зарослях, у реки, пережидая полуденную жару, потом идти до самого заката. После Буга от общей колонны отделились правобережные казаки, расстались с ними радушно, взаимной приязнью, поделились без обиды трофеями. Прибыли в Сечь в середине июля, уставшие, почерневшие от загара, по довольные прошедшим рейдом, с малыми потерями и большой добычей. После раздачи дувана распустил большую часть казаков на отдых, остались только курени и отдельные сотни, несущие службу в пикетах и на заставах. Эти опорные пункты казачьей охраны постепенно выстроились вдоль всего рубежа, отделяющего Запорожье от Дикого поля, давая возможность переселенцам спокойно трудиться, не боясь набегов татар.
Сам я после недолгого отдыха в кругу жен и детей отправился со своими помощниками объезжать осваиваемые новосельцами земли, построенные у месторождений мастерские, поселения. Собственных познаний в металлургии, других производствах у меня нет, но все же должен сам убедиться, насколько налажено у пришлых мастеров новое дело, когда ожидать от них реальную отдачу. У первого же месторождения, Никопольского, рядом с Сечью, встретил несколько поселений из десятка-двух хат, поодаль от них дымящиеся на открытом воздухе печи, отправился сразу к ним. Вокруг первой печи, самой высокой, суетились черные, в саже, рабочие, кто-то наверху бадьями загружал руду в колошник, другой внизу подбрасывал уголь, а кто-то, по-видимому, мастер заглядывал через щель в заслонке-летке, следил за плавящимся металлом. Из подъехавшего воза разгружали уголь в короб, рядом в другом горкой навалена руда. Как я понял из своих мизерных познаний, у мастера новая доменная печь, а не сыродутная, одноразовая, в которых все еще плавят железо большинство литейщиков.
Увидев подъехавших казаков, мастер прервал свое наблюдение за плавкой, подошел к нам. Мы с ним разговорились на польско-малоросском суржике, сам мастер из Волыни, православный, год назад прослышал о приглашении мастеров на новые земли с обещанием многих благ, соблазнился ими, переехал к нам с семьей. У себя он терпел лишения и гонения из-за веры, да и война с османами не раз прошлась по их краю, решил искать лучшую долю среди единоверцев. Нынешней жизнью доволен, казаки ему предоставили готовую хату, выделили земельный участок, а после помогли построить печи, дали помощников. С сырьем и углем особых трудностей нет, привозят вовремя, готовый металл также разбирают едва ли не из печи. Сейчас он выплавляет 80 пудов в день, собирается поставить еще одну печь, больше чем эту, заказчики со Слобожанщины, Киевшины и других земель просят стали и чугуна намного больше, чем он выпускает сейчас.
Пообещал предприимчивому мастеру всемерную помощь от Сечи, отправился дальше по другим мастерским. Не у всех дело наладилось так, как у первого мастера, да и в большей части, лили по давно устаревшей технологии, выплавляя крицы с долгой их проковкой. Старания даже этих мастеров поддержал, металл нужный всем товар, но посоветовал позаимствовать опыт с доменной печью, будет дешевле, а продукции намного больше, едва ли не в десять раз. Заезжали в кузни и слесарные мастерские, к медникам и ювелирам, гончарам, каменотесам, ткачам и столярам, в целом состоянием дел у них поставлено для начала неплохо, люди уже встают на ноги, вскоре от их труда будет доход и Сечи посильным налогом и пошлинами на торговлю. Но все же масштабы их производства для обширного и богатого запасами края не столь значимы, как хотелось бы, надо продолжать привлекать к нам намного больше знающего и трудолюбивого люда, так и поставил задачу своим помощникам.
После мы проехались по хуторским угодьям новых земледельцев, сразу заметны вспаханные и засеянные поля в степной целине, богатые всходы поднявшихся злаков, уже заколосившихся, встретились и переговорили с людьми в хуторах, выслушали их просьбы, в чем-то пообещали помочь, со скотом, лошадьми, инструментом, орудиями для пахоты и уборки урожая. Уже в этом году готовы продать большую часть зерновых, я сразу дал задание своим помощникам помочь крестьянам с уборкой, а весь товарный хлеб выкупить в Сечь. Позже отправились проверить расположение нашей охранной линии, навестили казаков в пикетах и заставах, службу они несли как должно, не расхолаживаясь вдали от начальственного глаза. Да иначе нельзя, в любой момент может наскочить татарский отряд, обстрелять их, хуже, если прорвется к поселениям и вырежет новоприбывших крестьян и мастеров, урон казацкой чести дороже последующей казни от рук собратьев.
Решив с первостепенными хозяйственными заботами и планами, отправился к своим кураторам, Самойловичу и Ромодановскому, надо поблагодарить за оказанную весной помощь в отпоре османского вторжения, да и по мере своих возможностей закрепить доброжелательные отношения. Замечаю в себе все большие дипломатические наклонности, скоро научусь сладко улыбаться и улещать, держа за пазухой нож острый. Конечно, сравнение гротескное, преувеличенное, но уже спокойно воспринимаю чужие игры, интриги, лицемерие, сам без необходимости к ним не прибегаю, но держу наготове. Стараюсь не применять свое влияние, подавлять волю своих компаньонов, только иногда, чуть-чуть подкорректировать их мотивацию и эмоции. Да и с течением уже стольких лет общения и совместных действий мы сработались, привыкли друг к другу.
Самойловича в Батурине не застал, уехал в Киев к Ромодановскому. На день задержался здесь, повидался с командирами полков, воевавшими с нами под Ислам-Керменом, посидели в корчме за доброй чаркой горилки, к нашему столу присоединились другие казацкие командиры и старшины, так и засиделся с ними до поздней ночи, хорошо пообщались, расстались, довольные друг другом. На следующее утро спозаранку выехал со своей охраной к Днепру, к вечеру въезжал в древний Киев, отец городов русских. В нем я уже несколько раз в новой своей жизни, но не перестаю любоваться им, красивые здания и площади, просторные улицы, сравнительно чистый и аккуратный. О Киеве и его златоглавых храмах и теремах до сих пор поют былины сказители на запрещенных ныне гуслях и скоморохи в своих представлениях. Оглядывая по пути эту красоту, проехали к центру города, в Подол, здесь, во дворце наместника расположился Ромодановский со своей канцелярией.
Воевода встретил меня приветливо, не заставил долго ждать в приемном зале, в его кабинете находился и Самойлович. Со всем добродушием, чуть выпустив ауру приязни, приветствовал старших по возрасту и положению, Ромодановский даже расчувствовался, обнял меня и облобызал, гетман просто подал руку для пожатия. Присели за стол, я сразу поблагодарил за оказанную помощь и вручил обоим подарки - золотые перстни с крупными драгоценными каменьями и памятной гравировкой, мои ювелиры постарались, смотрелись солидно и внушительно, а также казацкие сабли с богато украшенными эфесом и рукоятью, ножнами. Кажется угодил обоим, довольно заулыбались, после такого приятного вступления приступили к обсуждению прошедших кампаний. Я рассказал им о битве с османо-татарским войском, последующем рейде по Причерноморью до Днестра, взятых крепостях, потерях врага и своих.
Десятикратная разница в их соотношении впечатлила моих собеседников, стали выспрашивать мои секреты в таком успехе. Прямо объяснил, нужна хорошая выучка бойцов, слаженные действия полков, артиллерии, новые методы боевых действий, разъяснил их суть. О линейном строе пехоты с четкой сменой шеренг, еще недостаточно изученным и освоенным в большинстве армий, в русской тоже, казаках-драгунах, залповым огнем встречающих наступающего противника, а не лихой рубкой, санитарах в каждой сотне, оказывающих первую помощь непосредственно в бою. О выдвинутых вперед мощных редутах с круговой обороной, тоже практически не известных, их впервые применил в крупной битве Петр I в 1709 году под Полтавой. Ромадановский слушал меня очень внимательно, стал расспрашивать подробности этих нововведений, я ему нарисовал на листе конкретное расположение войск на примере последней битвы с османами, весь ход ее прохождения.