— После этого испытания ты вернешься в атли.

— Ты не можешь этого требовать, — сказала я твердо. — Но могу сказать точно, если не поможешь, я никогда не вернусь.

— Это шантаж? Ты… шантажируешь меня? — Казалось, такого ответа Влад ожидал меньше всего.

А во мне проснулось странное безразличие. Или это называют уверенностью? Я пожала плечами.

— Ты первый начал. К тому же, ты прекрасно знаешь, что я не выношу шантажа.

— Я не вижу другого способа вернуть тебя, — пробормотал он и отвернулся. — Полякова вымотала мне нервы и чуть не лишила жреца. Она не отличает вещих снов от обычных и не утруждается, чтобы посвящать меня в детали. Атли нужна пророчица — настоящая, сильная. И я буду делать все, чтобы ее вернуть.

— Лина — деторожденная, — напомнила я. — У нее не будет моих способностей никогда. Но ее дочь, возможно…

— Я свою позицию озвучил. Обсуждать это больше не хочу.

— Хорошо, не будем обсуждать, — примирительно сказала я. — Так ты поможешь нам?

— Нет никаких вас, Полина. Есть только ты и Эрик Стейнмод!

Я глубоко вздохнула. Уже и забыла, как бывает сложно с ним разговаривать. Но, в конце концов, я пришла просить и требовать не имею права. Выводить Влада из себя не входило в мои планы. Поэтому я кивнула, соглашаясь на его правила.

— Хорошо, Влад. Так ты поможешь мне и Эрику Стейнмоду?

Несколько мгновений он пристально разглядывал меня, а затем кивнул. Было что-то жуткое в его взгляде в тот момент, но я не придала значения. Наверное, все невозможно предугадать…

— Я помогу Стейнмоду. Проведу его. Только его одного, — уточнил он и поправил мне волосы — знакомым жестом и оттого почему-то волнующим. — Второй раз хельза не выдержит воинственного сольвейга. — Затем, стал абсолютно серьезным и деловито добавил: — Завтра в десять вечера, здесь. И пусть не опаздывает.

Затем резко развернулся и пошел к машине. А через минуту я уже осталась одна на крыльце, ласкаемая теплым весенним солнцем. В ореоле тревоги будущности. Совершив очередное безрассудство, о котором потом, возможно, придется пожалеть.

Безрассудства — моя фишка, и они всегда к чему-то приводят. К выбору. И неизменно — решению.

Решение было необходимо, как воздух.

Возвращаться в пропитанную опасными чувствами квартиру не хотелось, и поэтому я приехала в город и отправилась в парк. Долго гуляла по чистым аллеям, как довольная кошка, жмурясь от ослепительного и теплого солнца. Представила себя одной на целой планете, среди опустевших улиц с мигающими светофорами и белками, скачущими по ветвям каштанов. В почти абсолютной, оглушительной тишине.

А потом у меня зазвонил телефон.

Я и не заметила, как стемнело. В начале мая темнеет поздно. Не так, как в июне, но все же. Весна продлевает день, выплескивая больше света на циферблат.

Сумерки вернули холод. Мамочки с колясками покинули парк, освободив пространство для влюбленных парочек. Запахло хотдогами и дешевыми духами.

— Ты где потерялась? — Голос ласковый и совсем не обеспокоенный. Скорее соскучился, чем волнуется. Конечно, на меня же сверхсильная магическая защита. Охотник не убьет, драугр почил на дне океана.

Но он все равно звонит. Просто, чтобы узнать, что все хорошо.

— Гуляю в парке, — улыбнулась я, присаживаясь на лавочку с коваными перилами под ярко-желтым фонарем. Его свет коснулся плеч, но не согрел. Не солнце — так, его подобие. Просто свет.

— Одна?

— Одна.

Тепло разгорелось в груди. От гортанного звука его голоса, от слов — таких обычных, но таящих в себе сакральный смысл. Для меня. Для него.

Скоро все станет непоправимым, и значит, нужно остановиться. Сегодня у дома атли я сделала выбор, теперь очередь Эрика.

Теплая рука легла на плечо, но я даже не вздрогнула. Зажмурилась, впитывая радость момента. Судьба одаривает нас гораздо чаще, чем мы замечаем. Ежедневные бонусы, которых мы не заслуживаем, сила, что дает возможность бесстрашно смотреть в новый день.

Мы привыкли жаловаться. На несправедливость, рок, черные полосы. А ведь краски в наших руках. Плеснуть бы на холст желтым, зеленым, красным. Нарисовать радугу после дождя.

Но мы не умеем. Привычнее — жалеть себя.

— Я могу чувствовать, где ты, — шепнул Эрик мне на ухо и присел рядом. Я прильнула к его плечу, наслаждаясь неожиданным теплом, и поняла, что дрожу. — Замерзла?

— Немного. Думала, ты занят делами.

— Я и был. Только что из Владивостока.

— Там у тебя… что там у тебя? Чем ты занимаешься, Эрик?

Он улыбнулся.

— Верфи. Судостроение. Дело отца. — Помолчал немного и восторженно добавил: — Обожаю море!

— Ты похож на море — большой, сильный, как стихия. И страшный в шторм.

— Страшный? — Он отстранил меня и заглянул в глаза.

Я пожала плечами.

— Плевать. Пусть твои враги боятся! — Вздохнула. — Например, Орм из хельзы.

— А, это… — Эрик откинулся на спинку и прикрыл глаза. Красивый и необычный для этого мира.

Наверное, не зря в книге пророчеств ему предсказан кан. Вождь скади, словно воин древности, родился не в свою эпоху. И пусть он старался соответствовать — с сильными спорить сложно — но время будто отвергало его, игнорировало, вытесняло из реальности, превращая в красивую сказку для маленьких мечтательниц вроде меня. Несбыточный, но прекрасный финал.

И разозлившись на себя саму за то, что позволяю этим мечтам снова войти в душу, я резко произнесла:

— Я говорила с Владом сегодня. Завтра вечером он проведет тебя в хельзу.

Молчание оглушило пронзительным звоном. Эрик напрягся, стиснул мое плечо, словно оно было его спасительным якорем. Я затаилась. Ждать — всегда сложнее, чем действовать. Ждать — означает смириться с положением вещей. Мириться я умела плохо.

Но молчание рассеялось в секунду, потому что Эрик расслабился и кивнул, прогнав напряжение:

— Это замечательно. — Чмокнул меня в макушку. — Ты так много делаешь для меня. Спасибо!

И словно ничего и не произошло. Остаток вечера прошел чудесно. Мы гуляли, смеялись, ели сладкую вату, а потом сетовали на липкие пальцы.

Майские звезды всегда необычайно крупные. На низком небе разбросанные пригоршнями невидимого волшебника, сияют, словно радуясь теплу весны. Отражаются в мутной воде спящих еще фонтанов, из которых осенью забыли слить воду.

В тот вечер были только мы и звезды. А еще луна — еще не совсем полная, с истертым правым боком.

Потом мы вернулись домой. Свет включать не стали. Сознательно. Приняли душ вместе в полной темноте. А потом Эрик взял меня на руки и отнес в кровать.

Наверное, мы принесли с собой немного звездной пыли. Разбросали по комнате, и она мерцала у нас над головами, на стенах, на тонких сатиновых наволочках темно-синего цвета. С нею мерцали и глаза Эрика — цвета плотного льда и голубой лагуны. Его взгляд пронизывал, проникал в меня, растекаясь по венам обжигающим теплом. Иногда казалось, я не выдержу — моргну. Но я выдерживала. Раз за разом. А потом полностью потерялась в нем, растворилась, исчезла.

Дышала — его дыханием. Видела — его глазами. Чувствовала — его кожей.

Стала им.

Так мы и лежали до утра, глаза в глаза, переплетя пальцы, спокойные и счастливые.

Было ли это проявлением чувств Эрика? Несомненно. Он был особенным, любил по-своему, защищал так, как умеет. Мечтая о несбыточном, на первый взгляд, не забывал дарить радость окружающим.

Мы провалились в вечность, ныряя друг к другу в душу, выныривая и вновь погружаясь. Такого у меня ни с кем еще не было — такой глубины, такой безысходности. Понимать, что связан с человеком неразрывно. Мы сплелись, сроднились корнями, питали друг друга, стали единым.

И пусть мне придется порвать эти нити, отпустить его. Смотреть на него до утра — это блаженство!

Вечер следующего дня был по-летнему теплым. Даже после заката двор атли встретил уютом и доброжелательностью. Весна понемногу сдавала позиции, в воздухе пахло дымом и жаренным мясом, на соседском дворе собралась большая шумная компания — слышались задорные шутки и смех.