Мы подходим к тому месту, где между зарослями мха просачивается крошечный ручеек воды. Я останавливаю ее. Она смотрит, как я наклоняюсь и собираю рукой немного грязи из ручья. Я разминаю его в своими огромными лапами и согреваю своим дыханием.

— Раздевайся, — мой голос грубый. Я с трудом его контролирую.

Омейка снимает куртку и топ, и ее широкие темные соски напрягаются на прохладном воздухе. Она сбрасывает леггинсы и мгновение спустя оказывается обнаженной, если не считать носков, которые были на ней перед полетом.

Когда она наклоняется, чтобы снять и их, я останавливаю ее.

— Мать Земля поймет, если ты не снимешь носки. Нельзя допустить, чтобы ты простудилась.

Она широко разводит руки, затем дрожит и снова прижимает их к своему телу.

— Готова.

Нежно, благоговейно я размазываю грязь с места моего рождения по ее лбу, щекам. Я рисую два крошечных пятнышка на ее груди и одно на сердце.

У меня перехватывает дыхание, когда ее соски еще больше напрягаются от моих прикосновений.

Я сглатываю и опускаю взгляд на ее живот. Ее широкие бедра. Гладкий холмик между ними.

Мать Земля, сжалься надо мной.

Мазок грязи ниже ее пупка нанесен дрожащей рукой.

Когда я погружаю большой палец в тайное местечко между ее бедер, я стону.

Веки Омейки на мгновение закрываются. Но она не двигается, позволяя мне совершить ритуал.

Вытаскивая возбужденный член из брюк, я втираю крошечное количество жидкости на подушечку большого пальца.

Каким-то образом мне удается не кончить тут же. Один только вид ее там, обнаженной и прекрасной, с моими метками угрожает свести меня с ума. Прикосновение пальца к головке члена — блаженство.

Дрожащей рукой я снова протягиваю руку между ее ног и наношу остатки грязи, смешанной с моим семенем.

Омейка ахает.

Я подхватываю ее, когда у нее подгибаются колени, и прижимаю к своей груди. Затем я шепчу слова, активирующие магию.

— Мать Земля, благослови эту плодородную почву.

Омейка вздрагивает. Мурашки, которые распространились по ее коже, немного отступают.

— О, мне становится теплее.

Я киваю.

— Это немного повысит твою внутреннюю температуру. И защитит тебя. Здесь все еще слишком холодно для тебя в таком виде. Давай согреем тебя.

— О, и это все?

— Да, все кончено.

Она моргает, глядя на меня.

— Разве ты не хочешь меня трахнуть?

Я закрываю глаза и на мгновение прижимаюсь лбом к ее лбу.

— Это убивает меня — не делать этого. Но не здесь. Скоро начнется безумие, и я хочу, чтобы ты связала меня в первый раз.



16

Омейка

— Подожди. Ты серьезно? Ты действительно хочешь, чтобы я связала тебя?

Дайн натягивает на меня одежду и сажает в машину. Затем вручает большую черную сумку. Я ощущаю ее вес, как только беру за ручки. Заглядывая внутрь, я вижу цепи и кожу.

— Я заказал набор специальных наручников. Тебе нужно держать все под контролем. Я не хочу, чтобы был хоть какой-то шанс, что я… — он замолкает, и я вижу, как он сглатывает. Затем он проводит большой ладонью по лицу. — Тролль в гоне опасен.

Я надеваю на него наручники, связывая ему руки за спиной, так что он вынужден неловко сидеть. Однако он настаивает. Когда он в таком состоянии, я не люблю спорить.

Без сомнения, пока мы едем, ему больно. Он почти не смотрит на меня. Его челюсть сжата, и каждый мускул кажется напряженным. Чем дольше это продолжается, тем больше я беспокоюсь о нем.

— Могу ли я чем-нибудь помочь?

— Нужны твои руки. Твои руки на мне.

Кажется, он немного расслабляется, когда я кладу руку ему на бедро.

К тому времени, как мы добираемся до его квартиры в Хелле, он весь дрожит.

Я вытираю его лоб рубашкой, которую он сбросил, ненавидя то, как натягиваются сухожилия на его шее. То, как он стонет и выгибается вперед от боли при малейшем ухабе на дороге.

— Детка, у тебя все так хорошо получается. Осталось совсем немного.

Он, пошатываясь, выходит из машины, и я выуживаю ключи из его кармана, когда он ведет меня к двери. Водитель поспешно уезжает, как только мы выходим. Интересно, должна ли я бояться оставаться наедине с Дайном в таком состоянии. Хотя я не боюсь. Только взволнована.

Место красивое. Его квартира здесь, в Хелле, оформлена в том же стиле современного минимализма, что и его квартира в Хартстоуне. Интерьер смягчают текстиль, пышные одеяла, подушки и ковры повсюду. Из окон от пола до потолка открывается потрясающий вид на закат, проглядывающий из-за серых облаков.

Однако нет времени любоваться видом. Дайн, спотыкаясь, идет в большую спальню, и я следую за ним. Кровать была сделана для него на заказ. Она огромная! Намного больше, чем кровать кингсайз². Прочный металлический каркас идеально подходит для того, чтобы уложить массивного тролля.

У наручников есть цепочка, которую я пристегиваю к изголовью кровати. Она как раз такой длины, чтобы он лежал подо мной, распластавшись поперек кровати со привязанными к углам руками.

Он наблюдает за мной голодными глазами, пока я расстегаю наручники и прикрепляю их к кровати, а не у него за спиной.

Вид его таким творит со мной всевозможные плохие вещи, в том числе наполняет мою киску влагой. Я дрожу. Я должна помнить, что ему нужно, чтобы я не торопилась.

Трудно поверить, что это у него в первый раз. Он такой сильный и уверенный во всем остальном.

Я должна двигаться медленно и убедиться, что он запомнит этот момент.

Я все еще спешу снять платье и туфли и забраться обратно на кровать в одном красном кружевном белье.

Грудь Хисондайна обнажена. Когда я заползаю между его ног и провожу руками по подтянутому животу и мускулистым грудным мышцам, они излучают тепло. Я вздыхаю, и ответный стон Дайна вибрирует в моих пальцах.

Это будет сложнее, чем я думала.

Нетерпеливыми руками я снова провожу вниз, просовывая кончики пальцев под ткань брюк. Конечно, я видела его член раньше. Но когда я выпускаю его, я все еще поражена тем, насколько он толстый и твердый. Это не похоже на член человеческого мужчины. Над верхушкой ствола гроздьями расположены твердые узлы. Они не такие твердые, как камень, но они жестче, чем кожа на его члене. Либо у троллей нет волос на лобке, либо Хисондайн очень аккуратно их удаляет. Я бы поверила в это. Он очень аккуратен во многих вещах.

От всего этого у меня слюнки текут.

Наклоняя голову, я хватаюсь за основание его члена и облизываю ствол до самого кончика. Цепи лязгают, когда Дайн напрягается. Он издает протяжный стон.

— Ты пытаешься убить меня, женщина?

Я смеюсь.

— Просто разогреваю тебя.

Он натягивает ремни, поднимает голову и смотрит на меня сверху вниз свирепым взглядом, который, как я подозреваю, в основном является игрой.

— Я был полностью разогрет, как ты говоришь, в течение нескольких дней. Недель! Это о тебе следует побеспокоиться. Я хочу, чтобы с твоей сочной киски текло, если ты даже подумаешь о том, чтобы взобраться на меня.

— Что ж, в таком случае… — я отпускаю член и перелезаю через Дайна. Когда я поднимаюсь выше по его животу и груди и зависаю прямо над его ртом, то вижу, как в выражении его лица зарождается понимание. — Может быть, это тебе больше понравится.

Звук, который он издает, когда я опускаю свою киску ему в рот, похож на звук изголодавшегося человека, которого наконец-то накормили. Все остальное звучит довольно приглушенно, потому что я не сдерживаюсь.

Я почти уверена, что он говорит:

— Намного лучше.

Хотя я не знаю, потому что в ту секунду, когда я опускаюсь достаточно близко, меня охватывает потребность. Все это нарастание. Предвкушение. Держать его связанным, как будто это доставляет мне удовольствие, а не ему. Я вроде как теряю голову.

Я тру свою киску о его лицо, и он пожирает меня. У меня все болит, покалывает и шипит одновременно, и я близка к своему первому оргазму за считанные мгновения. Мои ноги дрожат. Я настолько взвинчена. Мои движения тоже не такие плавные и контролируемые, как хотелось бы.