— Нашел, — я ввожу пятизначный код, и тихий звуковой сигнал блокировки дает мне знать, что они его не меняли.

Лестница достаточно широкая, чтобы быть удобной для моих широких плеч — преимущество конструкции тролля. Он петляет по всей внутренней части здания, пока не выходит наверх, позволяя получить доступ к часам для их ремонта или настройки. На четвертом лестничном пролете Омейка со смехом цепляется за мою руку.

— Я бы не надела эти каблуки, если бы знала, что мы будем подниматься по всем этим ступенькам!

Я хмурюсь. Чтобы подхватить ее на руки от меня практически не требуется усилий, и держать ее в своих объятиях, пока я поднимаюсь по оставшейся лестнице, само по себе награда. Она обвивает руками мою шею так сильно, как только может, и улыбается мне.

— Я забыла, что наличие невероятно сильного красивого парня-тролля означает, что мне больше никогда не нужно беспокоиться об обуви.

И да, я раздуваю грудь от похвалы.

— Это верно. Я куплю любую пару нелепых дизайнерских туфель на шпильке, которые тебе понравятся, а когда у тебя заболят ноги, буду повсюду носить тебя на руках.

Она вздыхает и кладет голову мне на грудь.

— Ах, дизайнерские туфли. Теперь ты говоришь на моем языке любви.

Если она слышит, как колотится мое сердце в груди при слове любовь, она должна списать это на последствия того, что я нес ее вверх по оставшимся пяти пролетам лестницы. Хотя это не так. Подъем почти не стоит мне никаких усилий. Вместо этого, к тому времени, когда мы оказываемся наверху, я практически могу парить, и мне очень не хочется опускать ее, чтобы открыть дверь.

На крыше башни холоднее, чем на улице. Я снимаю пиджак и набрасываю его на плечи Омейки, хотя она тонет в нем. Я вспоминаю нашу первую встречу. Какой красивой она выглядела, даже промокшая под дождем и хмурая. Как она смогла увидеть во мне что-то отличное от зверя, которого видит большинство людей.

Моя драгоценность сразу понимает, почему я привел ее сюда.

— О, это прекрасно.

Я проглатываю свой страх и следую за ней к перилам ограждения. По крайней мере, эта балюстрада из цельного металла. Я кладу руки по обе стороны от нее и крепко сжимаю их.

Омейка откидывает голову мне на грудь, чтобы улыбнуться.

— Я буду скучать по тебе, когда ты уедешь. Я не знаю, что я буду делать без твоих больших теплых объятий, когда я буду гулять холодной ночью, или без того, как ты балуешь меня. Думаю, я слишком привыкла к этому.

Я хочу сказать ей, что она должна привыкать к этому. Ничто не помешает мне баловать ее всю оставшуюся жизнь, пока она мне позволит. Я хочу рассказать ей правду, которая прожигает дыру у меня внутри с той ночи на склоне горы. Но она все еще не готова. Она даже не готова позволить мне поддержать ее финансово. Если я скажу ей сейчас, она может сбежать. Я не могу этого допустить.

— Я буду присылать тебе подарки каждый день, — говорю я ей вместо этого.

Омейка смеется.

— Ты знаешь, меня это не волнует. Я просто дразню. Мне будет тебя не хватать.

— И я тоже буду скучать по тебе, сердце мое, — на мгновение я балансирую на грани. Слова казались такими естественными. Я не смог их сдержать. Я зашел слишком далеко?

Она только вздыхает.

— Это восхитительно. Этот вид даже лучше, чем из отеля West Boulevard.

Я зарываюсь лицом в ее волосы и рычу.

— Этот вид — не то, чем я хочу наслаждаться.

— Ммм, чем же ты хочешь наслаждаться, детка? — она выгибает спину, прижимаясь ко мне своим округлым задом, дразня меня, искушая меня.

Хотя это требует усилий, я отпускаю перила и кладу руки ей на бедра, притягивая ее к себе. Омейка вздыхает и тает рядом со мной. Теперь высота и падение забыты.

Мои руки скользят ниже, и я дергаю ткань ее платья под жакетом. Она не останавливает меня. Вместо этого она кладет свою маленькую ручку поверх моей большой и тянет ее выше, направляя под подолом платья к своей киске.

Я стону, когда не чувствую ничего, кроме скользкого, теплого жара.

— Без нижнего белья?

Она хихикает.

— Это платье слишком узкое для нижнего белья. Разочарован?

— Блядь, нет, — я просовываю пальцы глубже, покрывая их ее влагой. Мать Земля, она восхитительна. Истекает и жаждет прикосновений.

Я провожу ими взад-вперед по набухающему бугорку ее клитора. Омейка ахает и прижимается ко мне, шире раздвигая ноги и позволяя мне получить больший доступ.

— О Боже, детка, вот так. Прямо здесь.

Я дышу тяжелее. Мой член пульсирует в штанах, хотя я едва ли осознаю момент, когда он затвердел.

Ее удовольствие — это все.

Она скачет на моих пальцах, задыхаясь и постанывая, приближаясь к оргазму.

— Пожалуйста, детка. Позволь мне кончить на твой член.

Я ворчу.

— Это не для меня.

— Так и есть. Это для нас. Это значит, что это и для тебя тоже.

Я не могу устоять перед ней. Я никогда не смогу устоять перед ней. То, чего она хочет, становится моим желанием.

Трясущимися руками я расстегиваю штаны и достаю член.

Когда я прикасаюсь набухшим горячим кончиком к скользким губкам киски, она вздыхает.

— Да, пожалуйста, детка. Дай мне его прямо здесь. Чтобы все увидели, если они догадаются посмотреть.

Я погружаюсь в нее после этих словам. Ее тело без усилий тянется, чтобы взять меня.

Когда я полностью погружаюсь, то издаю протяжный стон. Быть внутри нее — это то, что я никогда не приму как должное, сколько бы раз я ни был благословлен.

— Ты знаешь, как чертовски прекрасно чувствовать себя внутри тебя? — я рычу ей на ухо.

— Думаю, я могу представить, каково это, когда ты здесь, — у нее хриплый голос. Ее влагалище сжимается вокруг меня.

Одной рукой я поднимаю ее, чтобы мне не приходилось так сильно наклоняться. Другой я хватаюсь за перила. Я никогда не осмеливался взять ее так импульсивно, предварительно не подготовив. Или в положении, когда у нее так мало контроля над тем, сколько меня она берет. Но я не смог бы остановиться, даже если бы Мать Земля приказала это. Ее сладкое тело поглощает меня, крепко сжимает и доставляет мне больше удовольствия, чем я мог себе представить.

Я не могу удержаться от толчков в нее. Внутрь и наружу, чувствуя каждое прикосновение, каждый шлепок наших сталкивающихся тел. Я двигаюсь слишком быстро. Я слишком груб с ней. Ничего не могу с собой поделать.

Давление нарастает. Омейка стонет мое имя.

Я должен продержаться дольше. Должен доставить ей удовольствие снова и снова.

Когда она начинает кончать, я чувствую, как приближается мой собственный оргазм. Затем моя богиня приказывает мне:

— Кончи со мной, детка. Кончи для меня.

С ревом я извергаюсь. Мое семя изливается в нее, переливается через край и стекает по ее ноге. Горячее и дымящееся, слегка светящееся в тусклом свете.

Спасибо Матери за ритуал.

Она содрогается вокруг меня, когда угасают остатки ее удовольствия. Я осторожно ставлю Омейку на ноги и с сожалением выхожу из ее тела, в последний раз нежно лаская киску.

— Это плохо, что мне нравится мысль оставить тебя с частичкой меня, все еще находящейся внутри тебя?

Она поворачивается и поднимает лицо для поцелуя.

— Нет, детка. Или, в таком случае, я тоже плохая. Потому что это именно то, о чем я думала.



20

Омейка

— Это правда, Мейка? Ты действительно уволилась? — большие карие глаза Тори расширяются, и она наклоняется через стол, ожидая моего ответа. Кэмерон ставит поднос на стол и раздает новую порцию напитков. Затем она садится рядом с Тори.

Сегодня вечер среды, и я гуляю с парой девушек из Чудовищных Сделок. Прошло много времени с тех пор, как мы все виделись, а у меня накопилось столько сплетен.

— Может быть. Я надеюсь на это.

Тори улыбается мне и поднимает свой бокал.

— За настоящую любовь! Где мой большой богатый монстр, а?

Я бросила виноватый взгляд на Кирстен, которая сидела в углу, молча потягивая свой коктейль. По крайней мере, она согласилась прийти.