Различие между Высшим Богом и Творцом, присутствующее и в учении Маркиона, лежит в основе валентинианских мифов об эманации эонов и василидского учения о сотворении мира из ничего. По Птолемею, между Высшим Богом и тварным миром находится демиург, «Отец и Бог всего сущего вне плеромы». В поддержку этого представления он привлек доказательство из пролога к Евангелию от Иоанна, согласно которому было «некоторое начало, прежде всего рожденное Богом. в котором Отец произвел все в виде семени». Таким образом, «Слово для всех последующих за ним эонов стало виновником образа и происхождения». Гераклион, другой валентинианский зкзегет, также нашел поддержку своему учению в Евангелии от Иоанна, но он учил, что «эон и то, что в зоне, не возникло через Логос», поскольку эон отличается от тарного мира. Хотя «Евангелие истины» не усваивало сотворение мира демиургу или какому-то иному посредующему началу, в таком направлении пошли валентинианское и другие гностические учения о творении — в «направлении враждебности по отношению к Творцу». Бог Ветхого Завета, отождествленный с демиургом, стал рассматриваться как меньший по сравнению с Высшим Богом и как враг.
Но эти подробные теогонии гностических учителей в конечном счете имели целью рассмотрение человеческой судьбы, а не просто рассказ о происхождении космоса. Как советовал один учитель-гностик, «оставьте поиски Бога, и творения, и другие подобные вещи. Ищите Его, взяв в качестве отправной точки себя. Узнайте, кто это внутри вас присваивает все себе и говорит: "Мой Бог, мой разум, моя мысль, моя душа, мое тело". Узнайте источники печали, радости, любви, ненависти. Узнайте, как происходит так, что наблюдаешь, не желая того, отдыхаешь, не желая того, гневаешься, не желая того, любишь, не желая того. Если вы тщательно исследуете все это, вы найдете Его в себе». Космология создавала контекст для учения о творении и падении и, в итоге, для учения об искуплении. Все гностические системы, каждая по-своему, устанавливали причину космологического нисхождения человеческого духа в материю и грех. В «Евангелии истины» Ошибка (представленная в квазиличностном образе) устроила заговор против Истины, то есть Бога, и сбила человека с пути. У Птолемея более изощренное объяснение падения, что для него характерно. Премудрость, тридцатый и последний зон, выпала из совершенства плеромы, предавшись страсти и в итоге породив бесформенную массу. «Поэтому говорят, что сущность вещества получила первое начало от [ее] неведения, печали, страха и изумления».
Возникли субстанции трех видов — материальная, душевная и духовная. Им соответствуют три класса людей, представленные в лице трех сыновей Адама — Каина, Авеля и Сифа. Истинно духовные люди не нуждаются в спасении, а материальное не может спастись; но душевные, «те, кто из середины», как называет их «Евангелие истины», подвержены падению и могут быть искуплены. Их творец, демиург, «сотворил небо, не зная, что такое небо; создал человека, не зная, что такое человек; произвел на свет землю, не зная, что такое земля». Это одно из самых ясных и определенных утверждений гностического учения: сотворение человека — или, по крайней мере, всех людей ниже уровня совершенно духовного гностика — акт неведения со стороны божественного существа, которое было меньше, чем Высший Бог, и потому сотворение человека и падение человека в конечном итоге совпадают.
Нередко это неприятие творения было связано, как и у Маркиона, с отвращением к процессу производства потомства и процессу рождения у людей. Другие раннехристианские гностики, например энкратиты, «проповедовали безбрачие, отвергая изначальное создание Божие и косвенно порицая Того, Который сотворил мужеский пол и женский для рождения людей». Сатурнин приписывал происхождение брака и производство потомства сатане. Он также учил, что первый человек был творением ангелов, а не Высшего Бога, но что Высший Бог сжалился над человеком и добавил искру жизни к тому, что сотворили ангелы; после смерти человека это искра возвращается в свою собственную сферу. Во многих гностических представлениях о космологическом нисхождении человека неявно присутствует учение о предсуществовании человека или его души. Так согласно сифианам-офитам, «Адам и Ена прежде имели легкие, светлые и как бы духовные тела, с каковыми они и были созданы, но когда пришли в мир сей, тела их изменились в более темные, тяжелые и неповоротливые, и душа их стала слабая и вялая, так как они получили от Создателя только мирское дыхание».
Хотя сотворение этого мира было делом существа более низкого уровня, чем Высшая Сила, и вхождение человеческой души в этот мир совпадало с падением человека, человечество даже в этом мире не лишено божественной искры. Согласно Василиду, Рим 5:13–14 означает, что «мы, духовные, есть сыны, оставленные здесь, чтобы устроить, вылепить, исправить и завершить души, которые по природе устроены так, чтобы продолжать существовать в этой части вселенной». В валентинианской системе Птолемея демиург сотворил земного человека и вдохнул в него душу; но неведомое ему порождение высшего желания, называемого «ахамоф», было вложено в него, «чтобы, будучи чрез него посеяно в происшедшую от него душу и вложено, как бы в чрево, в это вещественное тело, возросло в них и со временем сделалось способным к приятию совершенного разума [Логоса]». Это относилось не к телесному классу людей, которые не могут быть искуплены, а к людям духовным, или истинным гностикам, которые принадлежат к истинной церкви и через которых искупление будет сообщено и тем душам, которые находятся между духовными и телесными.
Присутствие этого божественного элемента в мире и в определенной части человечества является тем обстоятельством, которое делает искупление возможным. Из трех вышеуказанных элементов Он пришел именно к душевному, обладающему свободной волей, чтобы спасти его. «Он принял на себя начатки того, что предлежало ему спасти, — от Ахамофы духовное, от Демиурга же облечен в душевного Христа, а по домостроительству обложен телом, которое имеет душевную сущность и с несказанным искусством устроено к тому, чтобы сделаться и видимым, и осязаемым, и причастным страданию. Вещественного, говорят, Он не принял ничего, потому что вещество не способно принять спасение». Путаные рассказы об эманациях, имеющих такие имена, как Единородный, Спаситель, Логос, Иисус, Христос и Святой Дух. порой заслоняют от отцов Церкви, а также от интерпретаторов гностицизма, просто повторяющих отцов, центральное место искупления в христианском гностицизме. Однако именно оно является лейтмотивом, явственно звучащим в различных гностических евангелиях.
Даже Ириней неохотно говорил об атом центральном моменте, замечай, что «сколько тайноводителей сего образа мыслей, столько и искуплений». «Евангелие истины» есть провозвестие «Слона, изошедшего из Плеромы, того, что в Мысли и в Разуме Отца, то есть того, к которому обращаются как к "Спасителю", что является названием той работы, которую он исполнил во искупление не ведавших Отца, ибо в названии сего евангелия — весть.
О надежды». «Евангелие Фомы» многократно говорило о «возвращении» как содержании спасения, имея под этим в виду «освобождение от материи и воссоединение с миром-светом». И даже «Евангелие Филиппа» заявляло, что «Христос пришел выкупить некоторых, освободить одних, спасти других». Отсюда ясно, что фигура Спасителя — которая по-разному истолковывалась в разных гностических системах — может быть использована для различения между христианскими и нехристианскими видами гностицизма.
Но это и способ различения между гностическими и негностическими видами христианства, ибо одной из особенностей гностического учения было отрицание того, что Спаситель имел материальное, плотское тело; фактически сам эпитет «докет» в первый раз появился, по-видимому, в связи со свидетельством о влияния гностицизма на «Евангелие Петра». В том слое гностической литературы, которая остается близкой Новому Завету, например в «Евангелии истины», реальность тела Иисуса и его страданий не отвергается сразу, но тот язык, которым сказано о воскресшем теле Иисуса, позволяет говорить о начале докетической тенденции. Однако осторожность в отношении докетизма была скоро преодолена, и откровенные усилия защитить личность Спасителя от причастности к материи и страданию скоро стали отличительной чертой большинства христианских гностиков. В богословии Птолемея Спаситель «пребыл не причастен страданию, ибо Ему, неуловимому и невидимому, невозможно было пострадать. И потому, когда Он приведен был к Пилату, взялся от Него находившийся в Нем дух Христов. Пострадал же [только] душевный Христос». Даже этот душевный Христос «прошел через Марию, как вода проходит через трубу», и Спаситель снизошел на него во время крещения. В богословии, которое Ириней приписывает Василиду, Симон Киринеянин был распят вместо Иисуса, Который не претерпел и не мог претерпеть смерть; ибо спасение относится только к душе, а не к телу. Насколько рано докетическая тенденция проявилась по крайней мере в некоторых христианских группах, показывает полемика Игнатия против еретического отрицания полного человечества Христа — полемика, которая, судя по всему, была направлена против какой-то формы гностицизма.
