Под левым глазом Вилли красовался багровый кровоподтек, у Билли была разбита нижняя губа, а нос выглядел распухшим.

-Что случилось? – ахнула Мирта, -Неужто гномы опять устроили драку и у вас хватило ума в неё влезть?!

Чао покачал головой с тревогой глядя на дворфов. –Боюсь, что нет… - пробормотал он.

Билли сплюнул. –Гномы! Как же! Будь дело в них, я бы только рад был намять бока этим бритоголовым. Он скривился и попробовал пальцем во рту шатающийся зуб.

-Это наши соотечественники, - мрачно проговорил Вилли, -Точнее, буреградцы – нас они таковыми не признают…

-Расскажете? – спросил Чао.

-Я думал, местные жители враждебны только по отношению к детям Орды, - подал голос таурен.

Билли воззрился на него, как на ожившую статую. –Ого, - сказал он, -Видал, братан? Он еще и разговаривает!

-Быстро оклемался, -пробурчал Вилли, настороженно косясь на Гракха снизу-вверх, -Теперь я понимаю, почему Сэмуэльсон не особо возражал против его госпитализации, -прибавил он, поглядев на ведро с картофелем.

-А я, кажется начинаю понимать, почему ваши соплеменники с вами так поступили, - невозмутимо парировал таурен.

-Слушай, -разозлился вдруг Билли, -Ты бы помолчал лучше, а, бычок!? Понимает он…

Таурен промолчал, а Чао осторожно коснулся лапой плеча дворфа.

Тот мотнул головой, скрипнул зубами, и как-то резко сник.

-Одного из дворфийских танов пытались отравить, - бесцветным голосом сказал он, -Старейшины пришли в ярость, а когда узнали, что у нас еще и нет противоядия, обвинили нас в том, что мы продались властям и ведем игру против них…

-Да, мы узнали сегодня о себе много нового, - зло усмехнулся Вилли, -Оказывается, мы -соборные прихвостни, королевские шавки и эти, как их там еще…

-Воргеновы выкормыши, - с горечью процитировал Билли.

Лика не верила своим ушам. –Но... Ведь вы же столько раз помогали им… - вырвалось у неё, -Как они могли забыть об этом?!

Ответом ей было всеобщее молчание.

Мирта, Чао, братья дворфы и даже таурен, казалось, понимали друг друга без слов и думали об одном и том же.

В наступившей тишине особенно резко прозвучал скрип двери.

Лика во все глаза разглядывала невысокого, сверкающего лысиной старичка с окладистой бородой, в пестрой серо-зеленой тунике со множеством карманов, с прищуром оглядывавшего всех, собравшихся у крыльца.

-Познакомьтесь, - сказал брат Склиф, -Это – отец Зеборий, новый руководитель городской целительской службы Буреграда.

Высокое белое здание, располагающееся в глубине парка Буреграда, возвышалось над зелёными кронами окружающих его деревьев. Экзарх Оккам остановился около резных ворот, за которыми начиналась утоптанная дорожка, ведущая к Приюту.

Среди разбитых клумб и газонов прогуливались обитатели уникального и самого необычного лечебного заведения Буреграда, не фигурировавшего ни в одной из официальных летописей или хроник города. Тут проходили курсы восстановительного лечения те из жителей, которые по каким-либо причинам, начинали сомневаться в собственной реальности, либо обнаруживали в себе новые, альтернативные личности, или, устав от окружающей их действительности уходили в свою, доступную только им.

Здесь можно было встретить представителей самых разных рас и народов и даже существ, как среди пациентов, так и среди лечащего состава, так что порой невозможно было провести грань между теми и другими.

Формально, Приют не являлся лицензированным лечебным учреждением города, и представлял собой, скорее стихийно организовавшуюся структуру с автономной системой управления и собственным фондом.

Основателем его являлся полумифический эльфийский монах Эль Ниньо, по городской легенде, один из первых представителей народа калдорай, посетивший Буреград в те дни, когда город лежал в руинах после нашествия полчищ орков. Вдохновленный красотой этого места, с которого открывался вид на морскую гавань с одной стороны, и бескрайние западные земли с другой, он посадил здесь семена деревьев, которые привез из родного Дарнасуса, тем самым положив начало городскому парку.

Будучи натурой не только творческой, но и деятельной, Эль Ниньо, упражняясь в медитации и созерцании, активно помогал местным, немногочисленным после отгремевшей войны жителям, делясь с ними своими знаниями и опытом. Искусство врачевания, которым он владел, привлекало к нему множество страждущих, а мудрые наставления и умение дать нужный совет высоко ценились немногочисленными поселенцами этих мест. Со временем, вокруг него сформировалось нечто вроде общины, которая впоследствии и стала орденом, получившим название Шаль-Тер Инь-Сан, что в переводе с древнеэльфийского означало «Пристанище разума».

Спустя годы, когда люди вернулись в свою разрушенную столицу, и город снова начал отстраиваться, орден содействовал им, чем заслужил благоволение правителя людей, и для ордена был построен отдельный замок, который и стал именоваться Приютом. Однако, позже, в возрождаемом королевстве вспыхнула смута, переросшая в гражданскую войну, унесшую жизни многих, в том числе – королевы, покровительствовавшей ордену. Опечаленный произошедшим и потрясенный людской жестокостью, эльфийский монах не захотел более поддерживать отношений с властями и внешним миром, и навсегда скрыл Приют за туманами, искажающими реальность. Отныне дорогу туда могли найти лишь те, чье внутреннее око могло прозревать сквозь видимую оболочку внешнего мира, либо же те, кто для кого реальность была относительна и зыбка.

Такова была легенда. Внешне же, Приют выглядел как вполне обычное здание старинного типа, высотою в несколько этажей, с белыми стенами. Близость моря и особое расположение приводили к тому, что здание было, действительно, частично скрыто туманом, а особая слава его обитателей делала Приют мало популярным среди горожан.

 Обо всём этом экзарх размышлял, пока шел по дорожке ко входу в здание. Высокие двери бесшумно распахнулись перед ним. Просторный и светлый вестибюль производил смешанное впечатление – множество зеркал, располагавшихся повсюду, искажали реальность, и мешали определить истинные размеры холла. Среди десятков отражений дренея, смотревших на него со всех сторон, вокруг мелькали десятки, если не сотни других, выглядевших смутными, словно призрачными. Он и сам почувствовал себя неуверенно в этом странном и непонятном месте.

Мимо экзарха сновали пациенты и фигуры в белых халатах, но никто, казалось, не обращал на него внимания, словно он был чем-то нереальным. А, может, нереальными были они?

Кто-то тронул его за плечо.

Обернувшись, Оккам встретился взглядом с невысоким дренеем, с морщинистым лицом, облаченным в короткий кожаный жилет со множеством заклепок, поверх которого был накинут белый халат.

-Экзарх Оккам, если не ошибаюсь? – голос дренея был чуть хрипловатым.

Оккам склонил голову.

Дреней удовлетворенно кивнул. –Идёмте, ваше попечительство, я провожу вас.

Лицо дренея смутно казалось знакомым экзарху, но он не мог припомнить, где его видел.

-Мы знакомы? – спросил он на всякий случай.

Дреней сделал неопределенный жест рукой. –Буреград – небольшой город, - расплывчато ответил он, -Возможно, имя старого Пыха кому-то что-то да говорит.

-Этот белый халат, - снова заговорил Оккам, когда они поднимались по лестнице, -Означает принадлежность к ордену?

Пых покачал головой. –Здесь не существует понятия ордена в том смысле, в котором вы привыкли понимать, отец экзарх. Это – особенное место. Тут кто-то теряет себя, а кто-то – находит. Наша задача – помочь обрести равновесие ищущим. И те, кто преуспевает в этом, становятся Проводниками, балансирующими на грани реальностей… Белый халат – лишь символ просветления.

«Иными словами», - подумал экзарх, -«Все они тут не совсем нормальные».

Словно угадав его мысли, Пых усмехнулся.

-Иногда, -сказал он, -Мне снится, что я заперт в бесконечном пространстве со стеклянными перегородками, словно белка в колесе, совершающая бессмысленный бег. И в тот момент, когда я вижу этот сон, я уверен в его реальности. Так где же настоящий я?