Оккам пожал плечами. –Свет! – сказал он, -Нельзя забывать про Свет! Истинное знание доступно лишь разуму, просвещенному им. Иначе мы обречены блуждать в потемках.

Пых покачал головой. –Я не силён в теософских вопросах, - сказал он, -Для шамана реальность всегда относительна.  Впрочем, - он хитро улыбнулся, -Возможно, в лице отца Зебория вы, экзарх, найдете достойного оппонента.

Они остановились у потемневшей двери, покрытой облупившейся краской. На позеленевшей от времени медной табличке крупным готическим шрифтом было выведено: «Зеборий».

Оккам повернулся к своему провожатому, чтобы поблагодарить его, но обнаружил, что тот исчез, словно растворившись в неярком свете мерцающих светильников.

Пожав плечами, дреней осторожно постучал в дверь. Тишина. Он постучал еще раз и прислушался. Непонятный шум, доносившийся из-за двери, сбивал его с толку. Наконец, постучав третий раз, экзарх нажал дверную ручку, издавшую скрип, и дверь неожиданно легко подалась, пропуская Оккама в полутемную келью.

Здесь стоял тяжелый сивушный запах. Неподалеку от входной двери у стены располагался топчан, рядом с которым высился пузатый бочонок и маленький столик с деревянной резной кружкой. На топчане, скрестив ноги, восседал невысокий старичок, которого можно было принять как за человека, так и за дворфа. Окладистая седая борода торчала в разные стороны воинственными клочьями, круглая лысина поблескивала капельками пота. Насупившись, старик не сводил сосредоточенного взгляда с крохотной модели гномской огнестрельной боевой машины, с жужжанием кружащейся по полу, по-видимому, и являвшейся источником шума, который экзарх слышал из-за двери. В руках у старика была зажата небольшая коробочка с рычажками и кнопками, посредством которой, очевидно, он управлял перемещениями машины.

Экзарх кашлянул, но это не произвело ни малейшего эффекта на увлеченного дворфа (или, всё-таки, человека?); казалось, он вообще не заметил появления в комнате постороннего.

-Крона кай крестор, - произнёс дреней традиционную форму приветствия, -Мир тебе, почтеннейший Зеборий!

С тем же успехом он мог обращаться к деревянному бочонку.

В некоторой растерянности, экзарх приблизился к топчану. –Отец Зеборий! – окликнул он старика, -Вы слышите меня?

Модель боевой машины все с тем же противным жужжанием описала круг и уткнулась в сапог экзарха.

Старик поднял глаза на дренея, и с интересом уставился на него, словно только что заметив его присутствие.

-Меня прислал его высокопреосвященство… - начал Оккам.

Старик с непроницаемым выражением лица снял со стола деревянную кружку и, отвернув у бочки невидимый экзарху краник, наполнил ее до краев темной жидкостью с резким запахом.

Так же молча поставил ее перед дренеем и устремил на него выжидательный взгляд.

-Благодарю вас, отец Зеборий, но я, пожалуй, воздержусь, - экзарх чувствовал себя сбитым с толку. –Я бы хотел обсудить с вами поручение владыки…

Старик продолжал смотреть на Оккама светлыми глазами, без единого намека на понимание, или мимику, только где-то в уголках глаз, казалось, затаилась усмешка.

-Его высокопреосвященство…

Боевая машина зажужжала и поползла по направлению к противоположной стене; доехав до середины комнаты, она остановилась и начала вращать башенкой.

Экзарх вздохнул. Он начинал понимать, почему архиепископ, напутствовав его на встречу с опальным священником, загадочно усмехался.

«Нам приходится считаться с мнением Склифа», - сказал он тогда Оккаму, -«А он настаивает на кандидатуре Зебория, как единственной достойной альтернативе. И, к сожалению, ваше попечительство, я вынужден возложить на вас эту миссию по проведению переговоров с нашим возлюбленным братом. В свое время я настоял на его выходе на покой, дабы укрепить его пошатнувшееся здоровье. Надеюсь, вы обрящете его в добром здравии.»

И вот теперь, стоя у топчана и наблюдая за сопевшим от натуги стариком, ожесточенно терзающим рычажки, отец Оккам испытывал определенные сомнения относительно надежд архиепископа.

Боевая машина, тем временем, развернув башню, открыла прицельный огонь по шеренге выстроившихся у окна пустых бочонков.

Очевидно, оставалось только покинуть келью впавшего в забытье старика, либо…

Еще раз вздохнув, экзарх взял в руки кружку и, досадуя на себя, поднес ее к губам. Глаза заслезились от едкого запаха браги. Зажмурившись, дреней несколькими долгими глотками осушил содержимое кружки и, со стуком поставив её на столик, осел на топчан, почувствовав звон в ушах.

Жужжание смолкло. Старик с интересом и явным одобрением смотрел на дренея.

-Зеборий! – представился он, протягивая дренею сухую жилистую ладонь.

-Ок-кам, - выдавил дреней, отвечая на неожиданно крепкое для субтильного телосложения старика рукопожатие.

-Ну, как там погода? – поинтересовался дворф, наполняя кружку повторно и прикладываясь к ней.

-С утра светило с-солнце, -задумчиво припомнил дреней.

-А что вообще в мире делается? – осведомился Зеборий, ставя на стол пустую кружку, и вытирая усы рукавом.

Экзарх задумался. Вопрос неожиданно показался ему весьма глубоким и многогранным.

-Гармонии в мире нет, -вздохнул он, -Наару нас никак не забудут… То есть, не вспомнят! То есть… Он сделал неопределенный жест рукой, пытаясь точнее сформулировать мысль.

Старик понимающе кивал и наполнял кружку.

***

-Нет, ты пойми! – горячился экзарх Оккам, стуча кулаком по столу, -Ты своё личное благо поставил выше блага общественного!

Зеборий упрямо мотал головой. –Неет - это ваше, то есть, его высокопреосвященство поставил личные амбиции выше моих принципов!

-Каких таких принципов? – удивился дреней.

-А таких! –наставительно подняв указательный палец вверх, отвечал Зеборий, выразительно поглядывая на пустую кружку, -Что каждый индивидуум имеет право на свободу самовыражения!

Дреней икнул, осмысливая сказанное.

-Алкоголизм,  -глубокомысленно заметил он, -Это не самовыражение, а суть проявление духовной слабости и отсутствия веры в Свет…

-Сам ты алкоголик, - обиделся дворф, -А у меня это – перьфоманс!

Солнце уже клонилось к закату, когда у ворот внутреннего двора Собора зазвонил надвратный колокол. Дремавший в тени деревьев привратник поспешил, чтобы отворить калитку.

-Милостью Наару, я в-вернул заблудшего брата в лоно церкви, - торжественно сообщил ему пошатывающийся экзарх, обнимая за плечи едва достигающего его груди дворфа.

-Это, положим, еще вопрос, кто кого и куда вернул, -пыхтел тот, -Забирайте вашего дренея, пока его высокопреосвященство сюда не пожаловал собственной персоной…

Передав блаженно улыбавшегося экзарха в руки ошеломленного привратника, старый дворф почесал затылок, подслеповато озираясь по сторонам, взвалил на плечо потертый бочонок, и не спеша направился в сторону переулка, ведущего к Баракам Исцеления.

***

Лика с тревогой смотрела на бледное лицо брата Склифа, тёмные круги под его глазами и странный, нездоровый блеск в них. Она чувствовала, что происходит что-то странное.

«Он ведь, похоже, так и не поел сегодня», -мелькнула мысль в её голове.

Судя по недоуменно нахмурившемуся выражению морды Чао и вытянувшимся физиономиям дворфов, они разделяли её чувство.

-Мирта, покажи, пожалуйста, отцу Зеборию наши палаты и заодно подготовь для него отдельный кабинет, - упреждая их вопросы проговорил ворген, -Чао, отчитаешься о результатах инвентаризации. Двое из ларца… Ну, вы давно знакомы с Зеборием. Брат Склиф перевел взгляд на Лику и нахмурился, словно только что заметил её присутствие.

-А ты почему здесь?! Разве тебе не полагается сейчас быть на занятиях?

-Кхм, это моя вина, -вмешался Чао, -У Атуина с утра барахлил мотор, и я попросил Лику посмотреть его…

Ворген покачал головой. –Ты напрасно покрываешь её, Чао, -вздохнул он, -Его высокопреосвященство не станет тебя слушать, если встанет вопрос о её отчислении за прогулы и игнорирование указаний наставника. Боюсь, ты злоупотребляешь доверием отца Оккама, Лика.