— Ты не расшиблась, Поул? — крикнул Юстейс.

— Ничего страшного, ноги переломала. Ничего другого и ждать нечего, — вторил лягва.

Джил ощупала себя и объявила, что все в порядке, но вытаскивать ее все же придется.

— А что внизу? — спросил Бяка.

— Похоже на траншею, или на тропинку в земле, или… Одним словом, она прямая.

— Да ну? — обрадовался Бяка. — Она же ведет на север! А вдруг это дорога? Вот было бы здорово: мы идем, и никакого тебе чертова ветра. Снегу много?

— Почти нет. Наверное, он перелетает поверху.

— А что там дальше?

— Сейчас посмотрю, — сказала Джил, прошла чуть вперед, и тут траншея резко повернула вправо. Джил сообщила об этом.

— А что за углом? — спросил Бяка.

За углом? Девочке вдруг представились извилистые ходы, темные пещеры, подземелья, и она решила не заглядывать за угол. Тут и лягва подоспел со своими советами:

— Поосторожнее, Поул. Конечно, ничего страшного, но вдруг это логово дракона? А в стране великанов, боюсь, и черви великанские, и жуки великанские. Чего еще от них ждать?

— Я думаю, там хода нет, — сказала Джил и попятилась.

— Она думает! — передразнил Бяка. — Ладно, я сам посмотрю. — Он сел на край траншеи (к этому времени они все вымокли так, что промокнуть еще немножко было не страшно) и съехал вниз. Оттолкнув Джил, Бяка двинулся вперед, и хотя не сказал ни слова, ей стало ясно: Бяка знает, как она струсила. А потому она пошла за ним следом, не споря и вовсе не стремясь обогнать.

Ничего этакого они не обнаружили. Прошли прямо, до угла, потом круто повернули направо. Следующий поворот оказался ближе. Повернули — на сей раз налево — и прошли еще немного.

— Чушь какая-то, — буркнул Бяка, заглянув за очередной угол, — теперь она ведет обратно, на юг.

Эта траншея была длиннее. И закончилась тупиком.

— Не получилось, — проворчал Бяка.

Джил, не долго думая, пустилась в обратный путь. Они вернулись туда, откуда вышли, и длиннорукий лягва без труда вытащил их из траншеи.

А наверху было хуже некуда! В узкой глубокой траншее они чуть-чуть отогрелись. Внизу было легко дышать, там можно было просто разговаривать, а не кричать, и снег там не летел в глаза. Вновь оказаться на ледяном ветру — это ужасно. Да еще Зудень пристал:

— А как насчет знамений, Поул? Какое следующее?

— Ах, отстань ты со своими знамениями! — рассердилась Джил. — Вроде бы кто-то что-то должен сделать во имя Эслана. Здесь и не такое забудешь!

Как видите, Джил перепутала последовательность знамений. А все потому, что перестала повторять их на сон грядущий. Она, безусловно, все еще знала их и, конечно, вспомнила бы, чуть-чуть напрягшись, но так чтоб сразу и без запинки, в любой момент и не задумываясь, — нет, на это она уже была не способна. А вопрос Зудня рассердил ее именно потому, что в глубине души она сама себе не могла простить, что позабыла урок Эслана. Это раздражение, да ледяной ветер, да усталость заставили Джил сказать то, что она сказала и чего говорить не хотела.

— Э-хе-хе, неужели это следующее? — задумался Зудень. — Неужели? Ты уверена? Конечно, ничего страшного, но, боюсь, что-то тут не так. Ты ошиблась. По-моему, здесь, на холме, на вершине, нам надо остановиться и осмотреться. Вы разве не заметили…

— Черт побери! — рассердился Бяка. — Выбрал время любоваться окрестностями! Ну хватит, пошли дальше!

— Ой, глядите, глядите, глядите! — вдруг закричала Джил, тыча рукой вперед. Они взглянули туда и увидели, что совсем недалеко, но много выше холма, на вершине которого стояли путники, появились огни. Огни были куда ярче, чем прошлой ночью, и можно было различить окна: окна поменьше — наверное, за ними уютные спальни, окна побольше — а за ними, конечно, палаты, где в каминах пылает огонь и столы ломятся от тарелок с горячим супом и сочным мясом.

— Скальзуб! — завопил Бяка.

— Ничего другого я и не ждал, — сказал мокроступ. — Однако мы должны…

— Хватит, хватит! — Джил замахала руками. — Надо спешить. Дама в зеленом предупреждала: здесь запирают рано. Мы должны поспеть вовремя! Вот что мы должны — поспеть вовремя! Еще одна такая ночь, и мы все погибнем.

— Так-то оно так, ничего страшного, только до ночи еще… — начал было мокроступ, но его перебили:

— Пошли!

Джил и Юстейс пустились вперед по скользким камням со всей прытью, на какую были способны. И Зудень пошел вслед за ними, пытаясь что-то говорить, но ветер выл так, что все равно ничего не расслышишь, даже если захочешь. А они и не хотели. Они мечтали о ванне, о чистых простынях и горячем питье; а страх, что они, чего доброго, опоздают и ворота Скальзуба закроются — этот страх был невыносим.

Как ни спешили, а чтобы пересечь плоскую вершину, потребовалось немалое время. Потом пришлось спускаться по уступам противоположного склона. И только от подножия холма они увидели Скальзуб.

Замок стоял на высоком утесе и, несмотря на множество башен, был, похоже, не крепостью, а просто зданием, очень большим домом. Очевидно, культурные великаны не страшились нападения. В наружной стене окна были пробиты совсем невысоко от земли — в настоящей крепости такого не бывает. В той же стене имелось множество дверей и калиток, позволявших входить и выходить, минуя внутренний двор. Джил и Бяка приободрились. Замок не казался им ни враждебным, ни опасным.

Правда, утес был высок и неприступен, однако вскоре обнаружилась тропа, ведущая наверх. И без того уставшим путникам подъем дался нелегко; под конец Джил совсем изнемогла. Последние сто шагов Бяка и Зудень то тащили ее, то подталкивали. Но вот уже перед ними ворота замка. Они распахнуты, решетка поднята.

Мечтать об отдыхе — одно, а войти в обитель великанов — совсем другое, тут нужна немалая смелость. Именно Зудень, прежде трусивший, не желавший идти в этот Скальзуб, выказал ее:

— Ну, вперед, — сказал он. — Ничего страшного, только не показывайте, что боитесь. Идти сюда было глупо, так глупо, что, боюсь, глупее не бывает. А уж коли пришли, посмотрим прямо в лицо опасности.

С этими словами он пошел к воротам, остановился под аркой, чтобы эхо усилило его голос, и воззвал изо всей мочи:

— Эй! Привратник! Принимай гостей!

Дожидаясь ответа, мокроступ снял шляпу и стряхнул на землю целый сугроб снега, скопившегося на широких полях.

— Знаешь, — прошептал Бяка, — он, конечно, зуда и зануда, а все-таки не трус… скорее, нахал.

Отворилась дверь: жаркий огонь очага полыхал внутри, а в полумраке на пороге появился привратник. Джил закусила губу, чтобы не вскрикнуть, хотя этот великан был не то чтобы очень велик — чуть повыше яблоневого дерева, чуть пониже телеграфного столба. Рыжие лохмы волос, торчащие во все стороны, кожаная рубаха до коленей, вся обшитая металлическими бляхами (что-то вроде кольчуги), голые ноги (ужасно волосатые) в обувке наподобие краг. Наклонившись, он воззрился на мокроступа.

— Ты кто такой?

Джил собрала все свое мужество.

— Простите, пожалуйста! — крикнула она, запрокинув голову, — Дама в зеленом приветствует короля культурных великанов, и кланяется ему двумя детьми из южных краев и лягвой-мокроступом по имени Зудень к Осеннему Пиршеству… с вашего разрешения, конечно, — добавила девочка.

— Ого! — воскликнул привратник. — Это совсем другое дело. Входи, мелкота, входи. Побудьте в сторожке, пока о вас доложат его величеству, — он с любопытством оглядел детей. — Надо же, синерожие! Ни в жизнь не слыхал, что они бывают синие. Но не беда. Я так полагаю, что друг дружке вы нравитесь. Как говорится, букашка букашку хвалит.

— Это мы от холода посинели, — сказала Джил. — Мы на самом деле не такие.

— Тогда идите грейтесь. Ползите, букашки, ползите.

Вошли в сторожку. Привратник затворил за ними дверь; но жуткого лязга и скрипа огромных петель вошедшие почти не услышали — все их внимание было обращено на то, о чем они только и думали со вчерашнего вечера. Камин! И какой! Ярким пламенем пылали в нем целые стволы, четыре или пять, и нестерпимый жар вынуждал держаться подальше от огня. Путники опустились на каменный пол как можно ближе к камину и облегченно вздохнули.