— Фью! — присвистнул Питер. — Потная работенка, ничего не скажешь.

— Давай я тебя сменю, — предложила Люси.

— Не сдюжишь, — Питер вовсе не хотел грубить, просто иа более длинную фразу ему не хватило бы дыхания.

К тому времени, как лодка обогнула последний мыс и вошла в устье Прозрачной, Сьюзен и мальчики совершенно выбились из сил, а у Люси от палящего солнца и бликов на воде разболелась голова. Даже Трампкину хотелось, чтобы путешествие поскорее завершилось: скамьи в лодке делались в расчете на людей, а никак не на гномов, и ноги Трампкина болтались в воздухе, не доставая до днища (попробуйте высидеть в этаком положении хотя бы десять минут, и вы сразу поймете, какие ощущения испытывал гном). И чем сильнее все уставали, тем становились угрюмее и тем больше предавались невеселым размышлениям. На острове думали только об одном — как добраться до укрытия Каспиана; теперь же пытались понять, что будут делать, когда отыщут короля, а еще — каким образом горстка гномов и говорящих животных сможет одолеть войско Мираза.

Лодка медленно двигалась вверх по течению извилистой реки, а вокруг между тем сгущались сумерки; речные берега постепенно смыкались, прибрежные заросли делались все гуще, ветви деревьев переплетались над головами, и оттого сумерки казались сумрачнее обычного. Рокот прибоя растаял в отдалении, над рекой царила тишина, в которой можно было различить даже журчание ручьев, вытекавших из леса и впадавших в Прозрачную.

Наконец высадились на берег. Костер разводить не стали — сил не было. Перекусили яблоками. Конечно, яблоки третий день подряд — это чересчур, и потому кусок едва лез в горло, однако ничего другого не оставалось: какая уж тут охота, когда и рукой-то еле-еле шевелишь. После скудного ужина стали устраиваться на ночлег: выбрали местечко под четырьмя высокими буками, сгребли мох и палую листву и легли, прижавшись друг к другу.

Сон сморил мгновенно. Заснули все — кроме Люси, которая ворочалась с боку на бок и никак не могла найти удобное положение. Вдобавок (когда-то она это знала, но совсем забыла) выяснилось, что гномы храпят во сне. Наконец, умаявшись от бесплодных попыток заснуть, девочка открыла глаза. За деревьями угадывалась река, а над нею — о радость! — сверкали давно позабытые нарнианские звезды! Было время, когда Люси путалась в созвездиях нашего мира, зато с легкостью могла перечислить все созвездия Нарнии. И с годами она не утратила своих познаний в астрономии: стоило только взглянуть на небосвод, чтобы память вернулась! С того места, где Люси лежала, были видны три летних созвездия — Корабль, Молот и Леопард.

— Старый добрый Леопард, — прошептала девочка.

А сон по-прежнему не шел, даже наоборот — Люси вдруг ощутила прилив бодрости: такое иногда случается по ночам, когда дневная усталость пропадает, и чувствуешь себя способным на великие дела. Девочка заметила, что вода в реке мерцает: должно быть, встала луна. И внезапно Люси поняла: не спится не только ей — казалось, сам лес пробудился от дремоты. Почти не думая о том, что делает, она поднялась и быстрым шагом, почти бегом, углубилась в лес.

— Красота какая! — прошептала она. В лесу было свежо и прохладно, откуда-то доносились пряные ароматы. Где-то поблизости запел соловей — запел, умолк, снова запел. Впереди забрезжил слабый свет. Несколько шагов — и Люси очутилась на полянке, где переплетались в причудливой игре лунный свет и глубокие лесные тени, превращая полянку в подобие калейдоскопа. И в этот миг соловей, наконец-то удовлетворенный тем, как звучит его голос, запел по-настоящему.

Глаза Люси немного привыкли к полумраку, она стала различать ближайшие к себе деревья. Неожиданно на нее накатила тоска по тем чудесным временам, когда нарнианские деревья умели разговаривать. Ей было ведомо, что бы сказали эти деревья, сумей она их пробудить, и какое обличье они бы приняли. У березки, к примеру, был бы шелестящий голосок, подобный летнему дождику, и явилась бы она юной длинноволосой красавицей, обожающей танцевать. А дуб предстал бы добродушным седовласым стариком со всклокоченной бородой, с бородавками на лице и на руках. А бук… О, рядом с ним все прочие деревья показались бы бледными тенями! Стройный, статный, горделивый; лесной бог, истинный владыка леса.

— Ах, деревья, мои деревья, — проговорила Люси (слова сами сорвались с языка, нарушать тишину девочке не хотелось). — Проснитесь, ну пожалуйста, проснитесь. Разве вы не помните, как это здорово? Разве вы не помните меня? Дриады, гамадриады, покажитесь, выходите ко мне!

Не было ни ветерка, однако весь лес словно зашевелился. Шорох листвы отдаленно напоминал внятную речь. Соловей умолк, будто прислушиваясь к этому шороху. Люси чудилось: еще чуть-чуть — и она начнет понимать речь деревьев. Однако это «чуть-чуть» никак не желало приходить. Шорох стих, соловей возобновил свои рулады. Лес, даже в лунном свете, сделался скучным, обыденным. Впрочем, Люси была уверена (вам наверняка знакомо это чувство: вспоминаешь чье-то имя, а оно упорно ускользает) — да, она была уверена, что упустила нечто важное: словно она заговорила с деревьями на мгновение раньше — или позже, — чем следовало, или произнесла все нужные слова кроме одного, самого важного, или употребила одно-единственное неверное слово.

Неожиданно навалилась усталость. Девочка вернулась туда, где спали ее братья и сестра, легла между Сьюзен и Питером и быстро заснула.

Пробудились рано, еще до рассвета. Над рекой висел туман, было холодно и сыро. Разумеется, никому такое начало дня веселья не прибавило.

— Яблочки! — со злорадной ухмылкой воскликнул Трампкин. — Экие вы прижимистые, ваши величества! Подданных своих небось впроголодь держали?

В тумане ничего было не разглядеть — разве что деревья, подступавшие к берегу.

— Ваши величества дорогу-то знают? — справился гном.

— Я не знаю, — отозвалась Сьюзен. — Никогда в жизни не видела этого леса. Признаться, я думала, что мы доберемся до места по воде…

— Надо было спросить, — буркнул Питер (и если вспомнить, в каких ребята оказались обстоятельствах, резкость его была вполне извинительна).

— Не слушай ее, — вступил в разговор Эдмунд, — Она вечно нюни распускает. У тебя ведь есть компас, Питер? Значит, все в порядке. Идем на северо-запад, переходим речушку — как там ее называли, Камышовкой, что ли…

— Точно, — согласился Питер. — Она впадает в большую реку у бродов Беруны. То бишь у Берунского моста, как нам объяснил НМД.

— Угу. Оттуда в холмы и к восьми или девяти мы уже будем на Каменном Столе. Надеюсь, король Каспиан не откажет нам в завтраке.

— Может, ты и прав, — тихо сказала Сьюзен. — Но лично я ничего не помню.

— С этими девчонками одна морока, — Эдмунд подмигнул Питеру и гному. — Хоть бы раз дорогу запомнили.

— У нас других забот хватает, — вступилась за сестру Люси.

Поначалу все шло замечательно. Почудилось даже, будто удача вывела их на старую тропу, но это оказалось обманом чувств. С лесом всегда так — под каждым кустом мерещится тропинка. Эти тропинки исчезают, стоит сделать по ним несколько шагов, зато появляются другие — только для того, чтобы тоже исчезнуть. Постепенно сбиваешься с направления и лишь много времени спустя, заблудившись окончательно, понимаешь, что никаких тропинок не было и в помине. Правда, мальчиков, не говоря уж о гноме, с толку было не сбить: они точно знали, куда надо идти.

Внезапно Трампкин остановился и прошептал: «Тсс!» Все замерли.

— За нами кто-то идет, — сообщил гном. — Вон там, по левую руку.

Постояли, прислушиваясь и вертя головами по сторонам.

— Готовь лук, — сказала Сьюзен Трампкину. Гном кивнул. Когда стрелы легли на тетивы, двинулись дальше.

Не прошли и двух десятков шагов, как уперлись в густой подлесок, обойти который не было ни малейшей возможности. Пришлось пробиваться сквозь. И в этот самый миг из-под возвышавшегося неподалеку дерева с громовым рыком взметнулось огромное, косматое нечто. Все произошло мгновенно. Люси очутилась на земле, в глазах у нее помутилось. Тренькнула тетива. Когда девочка пришла в себя и огляделась, она увидела, что рядом с нею лежит громадный бурый медведь, а в боку у него торчит стрела.