— Не понимаю, — призналась Хвин. — Почему вы нас отговариваете?

— Ммм, — протянул Бри. — Мадам, ну как вы не поймете? Это же не просто так… возвращение домой… появление в обществе… в избранном обществе… надо произвести надлежащее впечатление… Ну, в общем…

Хвин расхохоталась.

— И как я сразу не догадалась! — воскликнула она. — Все дело в хвосте, правильно? Вы хотите дождаться, пока у вас отрастет хвост! А может, в Нарнии у всех лошадей хвосты короткие, откуда нам знать? Друг мой, вы тщеславны, как та ташбаанская таркина!

— Глупый ты, глупый, Бри, — хмыкнула Аравис.

— Ничего подобного, таркина, клянусь гривой Великого Льва! — возмутился Бри, — Просто я привык уважать себя… и других лошадей, только и всего!

Аравис решила сменить тему: длина конского хвоста ее нисколько не интересовала.

— Бри, я давно хотела тебя кое о чем спросить. Ты клянешься то каким-то великим львом, то его гривой. Что это за странные клятвы? Мне казалось, ты львов терпеть не можешь.

— Так и есть, — отозвался Бри. — Но Великий Лев — совсем другое дело. Это Эслан, освободитель Нарнии; он прогнал Бледную Ведьмарку и победил Долгую Зиму. Все нарнианцы клянутся его именем.

— Но ведь он Лев?

— Нет! — воскликнул Бри, словно потрясенный этаким святотатством. — Ни в коем случае!

— А в Ташбаане думают иначе, — заметила Аравис. — И потом, если он не Лев, почему ты называешь его львом?

— Прости меня, таркина, но ты еще слишком молода, чтобы это понять, — важно молвил Бри, — К тому же я покинул Нарнию жеребенком, так что и сам разобраться как следует не успел.

(Во время этой беседы Бри стоял спиной к калитке в живой изгороди. Глаза его были полуприкрыты, будто он говорил и одновременно размышлял о чем-то необыкновенно важном, и потому он не заметил, как изменилось вдруг лицо Ара-вис и как попятилась Хвин. Им было чему изумиться и чего испугаться: на дворе откуда ни возьмись появился громадный Лев, и был этот Лев больше, прекраснее и страшнее всех львов на свете. Одним прыжком зверь перескочил через изгородь и двинулся к ним, беззвучно ступая по траве. Его шкура отливала золотом. Аравис и Хвин замерли, не в силах пошевелиться.)

— Сомневаться не приходится, — вещал между тем Бри, — Эслана называют львом потому, что он силен, как Лев, и свиреп, как Лев — с врагами Нарнии. Вот так-то, таркина. Даже ты, в твоем возрасте, должна понимать, что просто нелепо думать, будто Эслан и вправду Лев. Какое неуважение! Какая непочтительность! Да будь он львом, он был бы ничем не лучше нас! Ха! — конь фыркнул. — Будь он львом, у него были бы четыре лапы, хвост и усы… Аааа! Помогите! Спасите!

В тот самый миг, когда Бри упомянул об усах, Лев своим усом пощекотал коня за ухом. Бри подскочил, шарахнулся в сторону и отважился повернуться, только очутившись у дальней калитки; пожалуй, будь изгородь пониже, он бы с испуга наверняка ее перепрыгнул.

Аравис и Хвин дружно попятились. А затем Хвин тихонько заржала и, вся дрожа, пошла навстречу льву.

— Пожалуйста, — проговорила она, подойдя к зверю вплотную. — Ты такой красивый! Съешь меня, если хочешь. Для тебя я готова на все.

— Милая дочь моя, — с этими словами Лев осторожно прикоснулся губами к носу Хвин, — я ждал тебя и верил, что ты поспешишь ко мне. Возрадуйся же! — Он вскинул голову и возвысил голос: — Бри, гордый и напуганный конь, подойди ко мне! Ближе, сын мой, ближе. Отринь свой страх. Коснись меня. Принюхайся. Вот мои лапы, вот мой хвост, а вот и усы. Я — такой же, как все.

— Эслан, — выдавил Бри. — Какой же я дурак!

— Счастлив тот, кто сумеет вовремя это понять, будь он животное или человек. Подойди и ты, Аравис. Потрогай мои лапы. Чувствуешь, какие они мягкие? На сей раз я тебя не ударю.

— На сей раз? — недоуменно переспросила Аравис.

— Это я ранил тебя, — пояснил Эслан. — Это меня вы встречали на своем пути, никого другого. Ведомо ли тебе, за что я тебя наказал?

— Нет, господин.

— Слеза за слезу, боль за боль, кровь за кровь. Ран на твоей спине ровно столько же, сколько осталось шрамов у служанки твоей мачехи. У той самой служанки, которую опоила ты сонным зельем. Ты должна была ощутить, каково ей пришлось.

— Я поняла, господин. Скажите… — Аравис замялась.

— Что ты хочешь узнать?

— Больше с ней ничего плохого не случится? Ну, из-за меня…

— Дитя, — молвил Лев, — мы говорим о тебе, а не о ней. У каждого своя история, — он покачал головой. — Не печальтесь, дети мои. Мы скоро увидимся вновь. Пока же примите другого гостя, — золотистой стрелой он пронесся по воздуху и скрылся за изгородью.

Аравис и лошади молча поглядели друг на друга. Говорить, как ни странно, никому не хотелось. Внезапно все трое повернулись и разошлись по двору, думая каждый о своем.

Около получаса спустя лошадей позвали отведать угощение, приготовленное Отшельником. Аравис осталась в одиночестве. Она ходила по двору, погруженная в раздумья. Вдруг из-за изгороди донесся громкий, пронзительный звук. Труба! Девушка подошла к калитке.

— Кто вы, — спросила она, — и что вам угодно?

— Его королевское высочество принц Кор! — объявил чей-то голос.

Аравис распахнула калитку и посторонилась, пропуская гостей.

Первыми вошли два ратника с алебардами. Они встали по обе стороны калитки. Следом появился герольд, а за ним трубач.

— Его королевское высочество принц Кор свидетельствует свое почтение госпоже Аравис! — провозгласил герольд, отступая в сторонку и кланяясь. Трубач тоже склонился в поклоне, а ратники взяли на караул, и появился принц. Стоило ему войти, как свита немедленно удалилась, притворив за собой калитку.

Принц поклонился (поклон вышел на редкость неуклюжим для настоящего принца). Аравис присела в калорменском реверансе (их реверанс сильно отличается от нашего). У нее, разумеется, получилось гораздо лучше и изящнее — ведь ее сызмальства обучали хорошим манерам.

С церемониями покончили, теперь можно и на принца посмотреть… Обыкновенный мальчишка! Голова непокрыта, светлые волосы перехвачены золотым обручем, тоненьким, словно проволока; белая батистовая рубашка, под ней просвечивает другая, ярко-красная… Левая рука перевязана, но пальцы крепко сжимают меч. А камней-то сколько на ножнах! Сверкают так, что глазам больно!

Присмотревшись повнимательнее, Аравис не поверила своим глазам.

— Шаста! — ахнула она.

Мальчик густо покраснел.

— Понимаешь, — пробормотал он, — это все, ну, и трубач, и солдаты, это все не потому… ну, то есть, не подумай, что я хвастаюсь… мол, вот я теперь какой… Я бы все равно пришел, с ними или без них… но старую одежку сожгли… Мой отец сказал…

— Твой отец? — перебила Аравис.

— Ну… — Шаста пожал плечами. — Кажется, король Лун — мой настоящий отец. Мы с Корином так похожи. И как я сразу не дотумкал! Близнецы, понимаешь? Ой, и зовут меня не Шаста, а Кор.

— Твое новое имя лучше старого, — сказала Аравис.

— У всех братьев в Арченланде такие имена, — продолжал Шаста (или принц Кор, как мы его отныне будем называть), — Дар и Даррин, Кол и Колин, Кор и Корин…

— Шаста… Я хотела сказать «Кор», — поправилась Арамис. — Нет, помолчи. Дай мне сказать. Прости меня, пожалуйста. Я была такой свиньей! Но я стала другой, честное слово, еще когда не знала, что ты — принц. Знаешь, когда ты бросился на этого льва…

— Это не обычный Лев, — вставил Кор. — Он вовсе не собирался тебя слопать.

— Знаю, — кивнула Аравис. На мгновение оба замолчали, ибо им вдруг стало ясно, что каждый из них видел Эслана и общался со львом. Потом Аравис вспомнила о перевязанной руке принца.

— Какая же, бестолковая! — воскликнула девушка, хлопая себя по лбу, — Совсем забыла! Ты ведь прямо из боя! Тебя ранили?

Царапина, — отмахнулся Кор, как и подобало наследному принцу, а затем расхохотался: — Если хочешь знать, это in же и раной-то назвать нельзя. Я всего-навсего содрал кожу на руке. Стоило ради этого в схватку лезть! Все равно что палец прищемил.