Так вот, я хочу напомнить, что когда мы отплывали, там, у причала, стояло немало тех, кто готовы были отдать все, что у них есть, чтобы уйти с нами. И они считали, что койка юнги на “Утренней заре” куда почетнее, чем рыцарский пояс... Не знаю, дошло ли до вас, что я хотел сказать. Но вот что я имел в виду... Что те парни, которым посчастливилось уйти в плавание, потом, когда вернутся да встретятся с теми, кому пришлось остаться... да расскажут о том, что побывали в том месте, где начинается Край Света, а чтобы плыть дальше — у них не хватило духу... вы представляете, кем мы будем в их глазах? Такими же дураками, вроде Тупиц, если не хуже...

Кое-кто из моряков, выслушав эту речь, явно приосанился и одобрительными криками поддержал Ринельфа, остальные упрямо уставились в стол и молчали.

— Все это выглядит не очень-то весело, — шепнул Эдмунд Каспиану. — Если хотя бы половина этих парней упрется, что тогда делать?

— Подожди, — тихо произнес Каспиан, — я раскрыл еще не все карты.

— Почему вы ничего не скажете? — шепотом спросила Люси у Рипишиппи.

— А почему я должен что-то говорить? Что ожидает услышать от меня ваше величество? — его негромкий, но ясный голосок услышали все, кто сидел за столом. — Если речь идет о решении, то мною оно уже принято. Я поплыву на восток на “Утренней заре”, пока она сможет плыть, а потом пересяду в свою лодочку, возьму в лапы весло и отправлюсь на восток один. Когда и лодочка сядет на мель или пойдет ко дну, я поплыву дальше, пока мои лапки будут в состоянии поддерживать меня на воде. А если силы меня окончательно покинут, а я еще не доплыву до Страны Аслана или буду увлечен за Край Света каким-нибудь водоворотом, то и тонуть я буду, обратив свой нос прямо в сторону солнечного восхода. Рипишиппи первым из Говорящих Мышей Нарнии разведает этот путь!

— Послушайте, — сказал один моряк, — спросите меня, и я вам скажу то же самое. Вот только насчет этой лодочки я не согласен. Меня-то она не выдержит...

И добавил, понизив голос:

— Неужели мы потерпим, чтобы нас посрамила Мышь?

При этих словах Каспиан быстро и решительно встал.

— Друзья мои, — сказал он, — мне кажется, вы не вполне понимаете, с какой целью я вас здесь собрал. Вы разговариваете с нами как с нищими, которые пришли к вам со шляпами в руках просить милостыню, чтобы вы оказали нам честь и стали нашими спутниками. Но дело обстоит совершенно иначе. У меня, у наших царственных брата и сестры, у их родича, лорда Юстаса, и у отважного рыцаря Рипишиппи, а также у лорда Дриниана, у всех нас есть кое-какие дела, ради которых нам надо побывать на самом Краю Света. И лишь из доброго расположения к вам мы решили выбрать самых достойных нашими спутниками и сотоварищами в этом славном предприятии. Разумеется, если они пожелают плыть с нами.

Поэтому мы приказали лорду Дриниану и господину Ринсу рассмотреть как можно обстоятельнее и обсудить, кто из вас более других заслужил эту честь отвагой в бою или знанием морского дела, благородством происхождения или верностью нашей особе. А вдобавок известен достойным поведением, беспорочной жизнью и учтивостью манер. Они должны составить список наиболее достойных.

Тут он сделал паузу, перевел дыхание и заговорил быстрее и горячее.

— Клянусь гривой Аслана! — воскликнул он. — Я вижу, кое-кто из вас вообразил, что столь высокая честь — увидеть крайний предел мира — может достаться ни за что ни про что?.. Каждый, кто пойдет с нами, получит титул рыцаря Искателя Зари. Титул, который он сможет передать всем своим потомкам. Когда же мы вернемся домой, в Каир-Паравель, нашим спутникам будет пожаловано земель и золота столько, что они до конца своих дней проживут богачами, на зависть всем соседям...

Так вот, разойдитесь по острову и не мешайте лорду Дриниану составить список. Через полчаса имена, которые сочтет нужным включить туда лорд Дриниан, должны быть у меня. Тогда я поговорю с каждым, кто будет там назван.

Наступило несколько испуганное молчание, а потом все моряки встали, поклонились королю и пошли кто куда. Но вскоре они начали сбиваться в небольшие кучки и что-то оживленно обсуждать, отчаянно жестикулируя.

— Теперь пора заняться лордом Рупом, — решил Каспиан.

Повернувшись к столу, они увидели, что лорд Руп уже сидит там.

Он подошел совершенно незаметно и молчал, пока споры были в самом разгаре, а потом сел рядом с лордом Аргозом. Дочь Раманду помогала ему удобнее устроиться среди подушек, а позади стоял сам старец, возложив обе руки на седую голову Рупа. Даже при ярком солнечном свете было видно нежное серебристое сияние, исходившее от ладоней Звезды. И вот на изможденном лице Рупа появилась слабая улыбка. Он протянул одну руку Люси, другую Каспиану, и какое-то мгновение казалось, что он хочет что-то сказать. Потом его улыбка стала еще светлее, как будто он только что услышал какую- то радостную весть, с уст слетел протяжный вздох полного удовлетворения, голова поникла на грудь, и он уснул.

— Бедный Руп, — сказала Люси. — рада, что он сможет отдохнуть. Ему, наверно, пришлось очень тяжело...

— Давай лучше не будем думать об этом, — поежился Юстас.

Тем временем речь Каспиана, возможно, подкрепленная неким волшебством, разлитым в воздухе острова, произвела именно то действие, на которое он рассчитывал. Почти все моряки, которые до этого мечтали поскорее попасть домой и больше всего на свете боялись, как бы им не пришлось плыть дальше на восток, вдруг поняли — оказывается, бояться надо не того, что заставят плыть дальше, а того, что их оставят здесь! Поэтому еще задолго до истечения назначенного получаса почти все члены экипажа ходили за Дринианом и Ринсом как приклеенные (так это называлось у нас в школе), и каждый умолял не забыть про него и дать ему хороший отзыв.

Вскоре выяснилось, что осталось лишь трое таких, кто ни за что не хотел плыть дальше. Увидев, что остаются в меньшинстве, эти трое развили бурную агитацию, убеждая остальных никуда не плыть и провести время на острове. Но так как репутация у этих троих была довольно неважная, то результат уговоров был противоположным тому, чего они добивались. Наконец оказалось, что остаться на острове хочет лишь один. И этот один, сообразив, что ему придется пробыть на острове невесть сколько времени в полном одиночестве, тоже передумал и принялся упрашивать, чтобы и его взяли на Край Света.

Когда истекли полчаса, все они вернулись к Столу Аслана. Моряки сгрудились у дальнего конца Стола, а Дриниан и Рине направились к Каспиану, сели с ним рядом и дали полный отчет о том, что произошло за эти полчаса. Каспиан решил взять с собой всех, кроме того моряка, который передумал остаться в самый последний момент. Звали его Питтенкрим. Все то время, пока его спутники плыли к Краю Света и назад, он провел на Острове Звезды и горько сожалел об этом. Правда, он был там не совсем один, но беседы с Раманду и его дочерью не доставляли матросу никакой радости и казались ему скорее непосильной работой (равно как и им), а при виде четырех спящих лордов его брала оторопь.

Вдобавок почти каждый день на острове шел дождь, и он не знал, куда себя девать. Хотя каждую ночь на столе появлялось великолепное угощение, какого в Нарнии не видывали и на королевских пирах, даже это не доставляло ему никакого удовольствия. Ведь есть ему приходилось за столом, в дальнем конце которого неизменно восседали четверо спящих. Он торопливо ел, хватая первое, что попалось под руку, не чувствуя вкуса пищи. При каждом случайном взгляде в ту сторону волосы на голове у него становились дыбом, а по спине пробегал озноб.

Он никак не мог дождаться возвращения “Утренней зари”, а когда она вернулась, его положение стало вконец невыносимым. Он слушал рассказы моряков о пережитых приключениях, их разговоры о том, как они распорядятся вознаграждением за плавание к Краю Света, и чувствовал себя последним неудачником. Питтенкриму было страшно даже подумать, что с ним будет, когда они вернутся в Нарнию.