Кончилось тем, что во время стоянки на Уединенных Островах он сбежал с судна, но не выдержав долго и там, перебрался при первой возможности в Калормен. Там он и жил до конца своих дней, рассказывая о самых невероятных приключениях, которые пришлось ему пережить во время плавания на Край Света. Все верили его россказням, а под конец и сам он в них уверовал. Так что можно сказать, что в известном смысле и он нашел свое счастье. Вот только совершенно не мог переносить мышей...

Но тогда, в ночь перед отплытием, все путешественники досыта ели и пили за огромным Столом среди колонн. Стол действительно оказался вновь накрытым после захода солнца. Потом все вернулись на корабль, и в тот самый миг, когда на остров снова прилетели белые птицы, “Утренняя заря” взяла курс на восток.

Перед тем, как покинуть остров, Каспиан сердечно попрощался с Раманду, а потом обратился к его дочери:

— Госпожа моя, надеюсь, что, когда мне удастся развеять чары, я смогу еще раз побеседовать с вами.

Дочь Раманду, посмотрев на него, не сказала ни слова в ответ, только смущенно улыбнулась.

Едва отчалив от Острова Раманду и выйдя в открытое море, наши путешественники почувствовали, что действительно плывут у предела мира. Все совершенно преобразилось, и они сами тоже. Во-первых, оказалось, что теперь они намного меньше нуждаются в сне. Никому почти не хотелось ни есть, ни спать, ни разговаривать, а если и приходилось что-то сказать, то старались говорить как можно тише. Во-вторых, совсем другим стал свет. Его вдруг стало слишком много. Солнце, восходя утром, казалось вдвое, а то и втрое больше обычного. И каждое утро над головами у них сплошной пеленой летели птицы, направляясь в сторону Острова Раманду, и человеческими голосами пели песню на неведомом языке. Некоторое время спустя, съев свой завтрак на Столе Аслана, они возвращались, теперь уже без песни, и стремительно исчезали на востоке, словно влетая прямо в пылающее солнце. И всякий раз, глядя на них, Люси испытывала странное чувство, какого никогда не знала прежде и не могла выразить словами.

На второй день плавания, после полудня, Люси перегнулась через борт и воскликнула:

— Какой же прозрачной стала вода!

Вода была действительно изумительно прозрачной. Люси казалось даже, что можно разглядеть все морское дно. Первое, что она увидела, начав вглядываться в толщу воды, был небольшой черный предмет, размером всего с туфельку, плывущий в глубине. Шло время, а он не отставал и явно держал ту же скорость, что и корабль. Сначала Люси решила, что это плывет по поверхности, но потом по глади воды проплыл кусок зачерствевшего хлеба, выброшенный коком. Поравнявшись с той самой черной вещью, кусок как будто столкнулся с нею — но на самом деле не столкнулся, а проплыл над ней. Тогда Люси поняла, что черный предмет находится не на поверхности. Потом эта вещь неожиданно стала намного больше, а через некоторое время так же неожиданно опала и приняла прежние размеры.

Люси думала-гадала, что бы это могло быть. Ей начало казаться, что она уже видела где-то нечто подобное, только никак не могла вспомнить, где. Она подперла голову рукой, сощурилась и даже высунула язык, усиленно вспоминая. И наконец вспомнила! Конечно же, это очень похоже на картину, которую можно видеть из окна поезда в ясный солнечный день. По окрестным полям бежит тень поезда — с такой же скоростью, разумеется, как и сам поезд. Потом поезд влетает в узкое ущелье с отвесными склонами, тут же тень мгновенно оказывается совсем рядом и становится огромной, но продолжает лететь рядом с вами по заросшим травой откосам ущелья. Потом поезд выезжает на простор — и на тебе! — черная тень снова обретает прежний размер, продолжая свой бег по полям и лугам.

"Это же наша тень! — поняла Люси. — Тень “Утренней зари”. Она бежит вслед за нами по морскому дну. Когда она вдруг стала больше, мы проплывали над какой-то возвышенностью. Выходит, вода намного прозрачнее, чем я думала. Чтобы тень “Зари” выглядела такой маленькой, глубина здесь должна быть не в одну сотню футов. А тень видна так резко и четко!"

Как только она это сообразила, то сразу догадалась, что широкая серебристая поверхность, которой она до этого любовалась, совершенно не задумываясь, что это такое, на самом деле песок, выстилающий морское дно. А пятна на ней, яркие или темные, на самом деле не свет и тени на поверхности, а какие-то самые настоящие предметы там, на дне. Сейчас корабль проплывал над зеленоватой массой, отливающей нежным пурпуром, а посередине эту массу рассекала широкая и извилистая бледно-серая полоса. Теперь Люси стала вглядываться повнимательнее и поняла, что темное вещество немного приподнято над серебристой поверхностью и мягко колышется. “Совсем как деревья на ветру, — подумала девочка. — И наверно, это и есть деревья. Там какой-то подводный лес”.

Они проплыли над лесом, и бледная серая полоска, рассекавшая его, слилась с другой серой полоской, пошире. “Если бы я была там, внизу, — рассуждала Люси, — то эта полоса была бы самой настоящей дорогой через лес. А то место, где она пересекается с другой полосой, — перекрестком. Вот бы как-нибудь побывать там и разглядеть все поближе! А теперь лес кончился. Я готова поверить, что та полоса и впрямь дорога. Отсюда видно, что она и дальше идет уже по чистому песку. Она совсем другого цвета, чем песок. А по краям

вдобавок чем-то очерчена, как будто проведены пунктирные линии. Наверно, это камни или столбики. Ну вот, а теперь она стала шире”.

Но на самом деле дорога стала не шире, а ближе. Люси догадалась об этом по тому, что тень корабля резко метнулась ей навстречу, стремительно разрастаясь. А дорога — теперь Люси была абсолютно уверена, что это дорога, — начала выделывать зигзаги. Очевидно, взбиралась на какой-то крутой холм. А когда Люси склонила голову набок и оглянулась назад, она увидела картину, какую у нас обычно можно увидеть с вершины холма, разглядывая дорогу, по которой мы только что взобрались туда. Она видела теперь даже солнечные лучи, которые пробивались сквозь толщу воды и падали в лесистую долину. Вдали все таяло в смутном сером сумраке, а некоторые места сияли ярким ультрамарином. “Там самое яркое освещение”, — догадалась Люси.

Однако она не могла долго глядеть назад, потому что впереди, по ходу судна, возникали все новые и новые захватывающие картины. Дорога, похоже, взобралась наконец на вершину холма, теперь она бежала прямо вперед. По ней начали двигаться туда и обратно какие-то маленькие пятнышки. А потом в поле зрения ворвалось нечто совсем уж удивительное; к счастью, все было ярко освещено, насколько вообще ярким может быть солнечный свет, прошедший через сотни футов морской воды. Предмет представлял собой что-то бугорчатое и иззубренное, отливающее цветами перламутра и слоновой кости. Путешественники плыли так близко над ним, что Люси не сразу поняла, что это такое. Лишь приглядевшись к теням, догадалась. Тени, отбрасываемые этим, лежали на песке, длинные и острые. Люси вдруг увидела, что это тени башен и шпилей, минаретов и куполов.

"Вот оно что! Это город или очень большой замок. Интересно, почему они выстроили его на самой вершине такой огромной горы?"

Много времени спустя, уже вернувшись в Англию и обсуждая вместе с Эдмундом свои приключения, она нашла ответ — и я уверен, что совершенно правильный. Дело в том, что в море чем глубже, тем темнее и холоднее, к тому же там, в вечном холоде темных глубин, живут самые опасные морские чудовища — спруты, морские змеи, исполинские скаты. Поэтому морские долины должны быть дикими, неприветливыми, очень опасными и, следовательно, пустынными. И Морской Народ чувствует себя в этих долинах примерно так же, как мы в горах, а в горах — точно так же, как мы в долинах. Именно на высотах (с нашей точки зрения, на отмелях) там царят теплота, свет и покой. Конечно, отчаянные головы могут быть и среди Морского Народа; охотники и рыцари, возможно, в поисках приключений забираются в самые глубокие бездны, но отдохнуть они возвращаются домой на высоты, где царят мир и тишина, учтивость и рассудительность, труд и игры, песни и танцы.