Но когда Рипишиппи, с которого лило ручьем, выбрался на палубу, он сказал такое, что все мигом и думать забыли про Морской Народ.

— Сладкая! — пискнул он. — Сладкая!

— Что за вздор ты несешь? — сердито прикрикнул на него Дриниан. — И неужели отряхиваться можно лишь так, чтобы вся вода попала именно на меня?

В других обстоятельствах Предводитель Говорящих Мышей немедленно вызвал бы его на поединок. Но теперь он, казалось, совсем не заметил грубости.

— Я говорю, что вода — сладкая! — крикнул он торжествующе.

— Пресная и сладкая, но только не соленая!

В первую минуту никто не понял всей важности сообщения. Но Рипишиппи снова заговорил, на этот раз словами старого пророчества:

Наконец все поняли,

— Дай-ка мне ведро, Ринельф, — попросил Дриниан.

Ему подали ведро, он привязал к нему веревку, опустил за борт и вытащил наверх полным. Вода в ведре сияла, как хрусталь.

— Не угодно ли вашему величеству отведать первым? — обратился Дриниан к Каспиану.

Король поднял ведро обеими руками, поднес к губам, отпил осторожно маленький глоток, потом пил жадно и долго. Напившись, он поднял голову. Лицо его совершенно преобразилось: оно ярко сияло.

— Да, — подтвердил он. — Она сладкая. И тем не менее это настоящая вода. Может быть, она убьет меня. Но если бы сейчас мне предложили выбрать, какой смертью умереть, я предпочел бы эту.

— Что вы хотите сказать? — спросил Эдмунд.

— Это — настоящий свет, только свет, который можно пить. Пьешь — и тебя наполняет свет!

— Его величество говорит истинную правду, — подтвердил Рипишиппи. — Это действительно свет, который можно пить. Значит, теперь уже совсем близко до Края Света.

Наступило молчание, а потом Люси опустилась на колени и отпила из ведра.

— Чудеснее этой воды я не пробовала ничего в жизни, — сказала она. — Но до чего же она крепкая! Мне кажется, что после нее больше не нужна никакая еда.

А потом по очереди напились все, кто был на корабле. И очень долго после этого молчали. То, что они переживали, было слишком хорошо и сильно, чтобы это можно было выразить словами.

Вскоре они заметили еще один результат действия воды. Я уже говорил, что с тех пор как они покинули Остров Раманду, с каждым днем становилось все больше света: и солнце стало даже слишком большим (хотя и не слишком жарким), и море сияло, и, казалось, светился даже самый воздух. Когда они оказывались на палубе, им приходилось щуриться, но все равно глаза болели от всепроникающих лучей. Теперь же глаза вдруг перестали болеть, хотя света стало ничуть не меньше, если даже не больше. И палуба, и парус, и снасти, и их собственные тела и лица — все засияло. Каждая веревка сверкала, будто была из чистого золота. А когда на следующее утро встало солнце, теперь уже в пять или шесть раз больше своего обычного размера, они могли глядеть на него, не отрываясь, и, казалось, видели каждое перышко на вылетавших из солнца птицах.

За весь тот день до самого обеда на корабле вряд ли кто сказал хоть одно слово. Впрочем, и обеда-то не было — никто не хотел есть, все пили воду. Вдруг Дриниан сказал:

— Я никак не могу понять одного. Ветер совсем стих, парус висит, море гладкое, как пруд. Однако мы плывем, да с такой скоростью, словно сзади нас гонит настоящий ураган.

— Я тоже думал об этом, — отозвался Каспиан. — Наверно, мы попали в какое-то очень сильное течение.

— Хм. — сказал Эдмунд. — Если у этого Мира действительно есть Край и мы действительно где-то близко к нему, это не очень-то приятно.

— Вы хотите сказать, — начал Каспиан, — что мы можем прямо вот так... эээ... перелиться через него?

— Да, да! — возбужденно крикнул Рипишиппи, хлопая крохотными ладошками своих лапок. — Именно так я всегда это себе представлял! Мир — огромный круглый стол, и воды всех океанов непрерывно переливаются через его край. Вот корабль подплывает к краю, сваливается с него, опрокидывается, и на какой-то миг мы можем заглянуть через край, а потом скользит все вниз, вниз и вниз, несется все быстрее...

— А что поджидает нас на самом дне, это ты тоже себе представлял? — сердито спросил Дриниан.

— Там, наверно, нас ждет Страна Аслана, — предположил Рипишиппи, и глаза его сияли. — А может, никакого дна вообще нет, и мы будем только падать и падать без конца. Но что бы там ни было, разве не стоит заплатить любую цену за возможность хотя бы на миг заглянуть вниз?

— Послушай, — сказал ему Юстас, — тебе не кажется, что получается какая-то чепуха? Ведь мир же круглый — я имею в виду не круглый стол, а круглый мячик...

— Это наш мир, — прервал его Эдмунд, — а здесь дело может обстоять совсем иначе.

Все уставились на них с изумлением.

— Вы имеете в виду, — обратился к ним Каспиан, — что вы трое пришли из круглого мира, круглого, как мяч? И ни разу мне об этом не сказали? С вашей стороны это просто некрасиво! У нас есть волшебные сказки, в которых действие происходит в таком круглом мире, и мне они всегда нравились. Но я никогда не верил, что такой мир может существовать на самом деле. Только мне очень хотелось, чтобы он был, и я хотел хоть немного пожить там. Ах, да я бы отдал что угодно... Скажите, смогу я попасть в ваш мир? Нет? Почему вы в наш приходить можете, а мы в ваш — никогда?.. Неужели мне ни разу не представится такой случай? Это, наверно, так интересно — жить на земле, круглой, как мяч! И вам приходилось бывать в местах, где все разгуливают вверх тормашками?

Эдмунд покачал головой.

— У нас нет ничего подобного, — улыбнулся он. — И сам по себе круглый мир, если все время в нем жить, не представляет собой ничего интересного...

Я должен сказать, что кроме Дриниана и двух Певенси только Рипишиппи заметил Морских Жителей. Он прыгнул в воду именно потому, что увидел, как Морской Король потрясает копьем, расценил это как угрозу или вызов и решил разобраться. Но хлебнув воды и обнаружив, что она сладкая, Рипишиппи пришел в такой восторг, что забыл про все остальное. Когда он снова вспомнил про Морских Жителей, то Люси и Дриниан, поняв по его виду, что он собирается поведать еще что-то удивительное, сумели вовремя отвести его в сторонку и тихонько объяснить, почему ему ни в коем случае не надо рассказывать про то, что он видел.

Меж тем время шло своим чередом, и корабль плыл среди морей, которые казались совершенно необитаемыми. Кроме Люси, Морских Жителей никто больше не видел, да и она видела их еще лишь один раз.

На следующее утро путешественники плыли по чудесной хрустальной воде по сравнительно мелкому месту. Морское дно сплошь устилали водоросли. Ближе к полудню Люси заметила большой косяк рыб. Они неторопливо пощипывали морскую траву, передвигаясь в одном направлении. “Точь-в-точь как стадо овец,” — подумала девочка.

Внезапно она заметила в самой середине косяка маленькую русалочку, на вид примерно своих лет. Она спокойно стояла, опираясь на посох, и казалась совершенно одинокой. Люси поняла, что это девочка-пастушка, только пасет она, конечно, не овец, а рыб. А этот косяк на самом деле стадо на своем пастбище. И рыбы, и девочка были чуть ли не у самой поверхности. Вдруг девочка тронулась с места, заскользив вверх, а когда Люси, наклонившаяся над фальшбортом, оказалась прямо над нею, девочка поглядела вверх и встретилась взглядом с Люси. Никто из них не успел сказать друг дружке ни слова, русалочка тут же поднырнула под корму, а Люси навсегда запомнила ее лицо, совсем не испуганное и не свирепое, как у других Морских Жителей. Девочка эта очень понравилась Люси, а Люси — морской пастушке. Единственного взгляда оказалось достаточно, чтобы они стали друзьями. Разумеется, у них не было никакой возможности встретиться по-настоящему ни в этом мире, ни в каком-нибудь другом, но если бы такое вдруг случилось, девочки сразу бы подали друг дружке руки...