— Ничего страшного, просто маленькая экзукеция! — приговаривал Илья.

И вдруг, неожиданно я услышала голос Ромки:

— Ты хотел сказать экзекуция? Лучше отпусти ее, Илюша!

Я оглянулась и увидела его на пороге.

— А то, что? — с усмешкой спросил тот.

— Ничего. Просто. Отпусти ее, — твердо потребовал Ромка.

Его голос звучал высоко, но воинственно.

— Она не права, надо проучить! — с сомнением сказал Илья.

— Я сейчас вожатых позову, — ответил Ромка.

Илья скривил губы, сплюнул на пол и разжал ладони. Я тут же вырвалась и, толкнув дверь, соскочила с крыльца и побежала прочь. Я была безумно напугана, вся дрожала от боли и обиды. Ромка побежал за мной:

— Ника, возьми! Прости, я пошутил, — просил он, догнав меня и протягивая мне коробочку с блеском.

— Подавись ты, — с рыданием в голосе сказала я и, не оглядываясь, побежала дальше, в корпус, в нашу палату.

Там я упала на свою кровать и долго ревела в подушку, пока не пришла Настя. Она, конечно же, стала меня тормошить, успокаивать, спрашивать, что произошло. Кое-как перестав реветь, я показала ей вытянутый ворот футболки, которую теперь можно было только выбросить и красные следы на руке чуть выше локтя. Все еще всхлипывая, я рассказала ей, как все было.

— Не может быть! Он что, с ума сошел?! Сейчас же пойду и все выясню, — услышав мой рассказ, разволновалась Настя.

— Успокойся, ладно, не надо! — попросила я, — Просто не общайся с ним больше, он же чокнутый, мало ли, что у него в голове.

Но Настя все равно убежала. А я осталась в палате. Постепенно уняв слезы, я переоделась в другую футболку, расчесала волосы, а потом пошла к умывальнику возле корпуса, чтобы привести в порядок лицо.

Когда я вернулась в палату, Настя была уже там, а еще вместе с ней Юля и еще одна девочка Алена. Все они смотрели на меня недобрыми глазами.

— Почему ты мне наврала? — грозно спросила Настя.

— Что наврала? — не поняла я.

— Ты же сама к нему полезла, да еще в туалет зашла, — ответила она.

— Но я не лезла, — возмутилась я, — он меня схватил, смотри вон, синяк на руке!

— Илья сказал, что ты прижала его и спросила, «пух, мех, перо»! А он просто защищался, — продолжала Настя.

— И ты ему веришь?

— А почему ей не верить своему парню? — встряла в разговор Юля.

— Но я правду говорю, — сказала я и от обиды вдруг снова расплакалась.

— Подруга называется, к чужому парню полезла, а потом еще и врет так нагло. Хочешь, чтобы они расстались из-за тебя? — продолжала Юля, — Предлагаю бойкот.

— Поддерживаю, — согласилась Алена.

— Ника, как ты могла, вообще? — с горечью в голосе бросила Настя, — Пойдемте девочки. Не хочу ее видеть.

Они вышли из палаты, а я снова бросилась на кровать и снова разрыдалась. Казалось, с рыданиями из меня выскочит сердце от обиды, стыда и боли.

Теперь я была совершенно одна, без подруги. И даже маме нельзя было пожаловаться. При мысли, что Настя больше не заговорит со мной, у меня внутри все дрожало от ужаса. Как я буду жить оставшиеся дни в лагере? Они наверняка расскажут о бойкоте остальным, и со мной вообще никто не будет разговаривать. И Илья, конечно, не признается ни в чем, и я так и останусь изгоем до самого конца смены.

Пролежав в палате несколько часов, я пропустила обед. Когда девчонки вернулись, никто даже не посмотрел в мою сторону. Все любили Настю, и, поняв, что место ее лучшей подруги стало вакантно, они вились возле нее изо всех сил. В тихий час все собрались возле ее кровати и разговаривали вполголоса, взрываясь, время от времени заливистым хохотом. Кажется, Настя хвасталась каким-то очередным подарочком от Ильи, который он ей преподнес, видимо, чтобы забыть о сегодняшнем происшествии. И теперь они придумывали, что бы ему такое написать в ответ, и кто понесет записку.

Когда кончился тихий час, и все ушли на полдник, я уже знала, что нужно делать. Я решила сбежать из лагеря!

Я сходила в чемоданную, взяла свою сумку, принялась было собирать вещи, но потом решила, что с сумкой меня остановят. Поэтому, надев на себя все самое ценное (джинсовую юбку, розовую олимпийку и кроссовки «reebok») и взяв только пакет с зубной щеткой, пастой и книгой «Девочка с Земли», я решительно вышла из корпуса. У меня было с собой немного денег, мама дала мне на непредвиденные расходы, этого вполне должно было хватить на проезд в автобусе. Все было очень просто. Нужно было только незаметно выйти за ворота лагеря, дойти через небольшой лесок до деревни, а там найти автостанцию и спокойно дождаться автобуса, едущего в город.

Идти через центральные ворота я не решилась. То и дело, подозрительно глядя по сторонам, я мелкими перебежками добралась до хоздвора, в надежде, что смогу незаметно перелезть через забор. К счастью этого делать мне не пришлось, потому что во дворе стояла грузовая машина, и ворота были распахнуты. Но я не смогла пройти сквозь них незамеченной. На воротах катался Ромка.

— Ника, ты куда?

— Никуда, — буркнула я не останавливаясь.

— Да погоди ты, — воскликнул он, спрыгнул с ворот, догнал меня и пошел рядом.

— Ты, это, извини меня, — сказал он после некоторого молчания, — я просто пошутить хотел.

— Из-за тебя я с Настей поссорилась, — ответила я.

— Как это?

Его удивление было таким искренним, а глаза такими добрыми, что я выложила ему все, что случилось после того, как я убежала из туалета.

— И я вообще-то домой собралась, так что, не надо идти со мной, — сказала я, закончив свой рассказ.

— Как ты доберешься одна? Давай я провожу, я знаю, где деревня, — разволновался Ромка, а потом, вдруг остановившись, спросил: «А может, лучше вернемся? Я могу подтвердить, что ты сказала правду!»

— Настя тебе не поверит. Она Илье больше верит. И вообще, я обижена, не хочу больше там жить. Я ненавижу этот лагерь! — сказала я.

— Тогда я тоже сбегу с тобой! — горячо откликнулся Ромка.

Я посмотрела на него, вспомнила, как еще вчера вечером безмолвно звала его пригласить меня на танец, но он не подошел. А сегодня, из-за всей этой истории он единственный, кто со мной разговаривает, и даже готов сбежать вдвоем со мной из лагеря. И хотя, все случилось по его вине, я почему-то совсем не него не злилась. Кроме того, идти одной было все-таки страшновато, как бы я не храбрилась.

И мы пошли в деревню вдвоем. Свернули с большой дороги на лесную тропинку. Потому, что Ромка сказал, что так быстрее, и в случае чего «лесные кроны защитят нас от погони». Ромка всю дорогу развлекал меня, изображая лагерных воспитателей и рассказывая страшные истории про «розовые зубы» и «черную кассету».

— Девочка — девочка, проклятое такси нашло твою улицу и ищет твой дом! — завывал Ромка и гнался за мной, а я убегала и хохотала на весь лес.

А потом веселье резко кончилось. Едва мы подошли к автостанции, как поняли, что нас там уже ждут. Около остановки стояла белая «Волга», а возле нее были наша молоденькая вожатая Аня и сам директор лагеря, нервно куривший.

— Девочка — девочка, проклятое такси нашло тебя, — пробормотал Ромка при виде них.

— А ну, стой! — свирепо гаркнул директор, бросив на землю окурок, — Куда собрались?

Ромка вдруг взял меня за руку, как бы показывая, кто из нас старший и ответил спокойным тоном:

— Мы просто, до магазина решили сходить, за жвачкой.

— А вы в курсе, что детям нельзя одним выходить за территорию? — продолжал допрос директор.

— Извините, — скромно ответил Ромка.

— Сейчас же в машину! — приказал директор тоном, не терпящим возражений.

Мы сели на заднее сиденье, и пока нас везли обратно в лагерь, Ромка строил мне забавные рожи, но так, чтобы директор и Аня не заметили. Меня просто распирало от смеха, так что даже выступили слезы.

Мне показалось, что и Аня и директор приняли мои слезы за раскаяние, так что не слишком нас ругали. Для порядка нас подержали минут пятнадцать в кабинете директора, прочитали выдержки из устава лагеря про дисциплину и распорядок дня, и, сказав, что нам объявлен строгий выговор, наконец, перед самым ужином отпустили восвояси.