— Я справлюсь, — сказала я без особой уверенности.

— И я, — отозвалась Настя.

Черное на белом все становится жестким

все становится плоским как жесть

все становится резким, превращаясь в беду

меня пугает каждый новый твой жест

(с) Наутилус Помпилиус «Отход на север»

Мы втроем идем по улице, и кажется, что асфальт плавится под нашими ногами. Да что там, он просто горит, и вся улица горит, и вообще все, что нас окружает, горит. Потому что мы идем на завтрак с тобой. Три Иствикские ведьмы идут встречаться со своим Дэрилом Ван Хорном, именно так это выглядит. Изысканная стройная блондинка — Настя, вылитая Мишель Пфайфер. Кудрявая рыжая с задорными веснушками и вечно улыбающимся ртом Катя — Сьюзен Сарандон.

И я, правда, совершенно не похожая на Шер, скорее еще одна Мишель Пфайфер, только темноволосая и как будто слегка затененная, но мне хочется думать, что, тоже вполне привлекательная.

Все в длинных черных юбках с разрезами по бокам и в обтягивающих укороченных топиках, открывающих полоску голой кожи на животе. Головы подняты, и взгляды полны решимости. И имя нам Предвкушение.

Предвкушение кофе, булочек и мороженого и больше ничего, ведь это всего лишь завтрак. Мы идем и нарочито весело болтаем, хохочем так, что прохожие шарахаются от нас в стороны. Сегодня мы особенно красивы и предательски нервны.

Встретиться в воскресенье в 11.00, чтобы вместе позавтракать — немного безумная идея. Но мы ее поддержали, у нас не было вариантов, ведь ты мог и передумать, если бы мы начали ломаться.

Когда мы приходим в «Арт-кафе», ты уже там, все за тем же столиком, где мы трое впервые разговаривали с тобой почти год назад.

Четыре кофе, четыре булки с маком и шоколадной глазурью, четыре шарика сливочного пломбира и твоя рука под столом на моем колене. Какой-то бессвязный разговор. Дико скучный рассказ Кати о том как она пытается найти подработку дизайнера и ходит на собеседования. Настины вздохи про Илью. И как венец всего — твое предложение поехать к тебе прямо сейчас, ведь у тебя есть кассета с потрясающим фильмом ужасов, после которого мы не уснем несколько ночей.

И через пару часов мы вчетвером смотрим его, расслабленно валяясь на разложенном и покрытом мохнатым пледом в синюю и красную клетку диване, в твоей комнате. Ты посередине, словно султан в окружении наложниц. Я справа почти на самом краю, Настя слева, Катя возле Насти, живописно навалившись на ее бедро. Мы слегка пьяны от вина, которое ты купил по пути, и от, действительно, наредкость страшного фильма. Он называется «Другие» и повествует о женщине, которая осталась в огромном жутком доме с двумя детьми, невероятно подозрительными слугами и целой кипой фотографий мертвецов, а еще чьи-то трупы зарыты во дворе у ограды, и стена тумана окружает все имение плотным кольцом.

Мы то и дело вздрагиваем и вскрикиваем в особо страшные моменты, а ты довольно посмеиваешься и приговариваешь: «Это еще что, вот дальше будет просто «жесть!»

Это новое словечко привязалось к тебе, и ты твердишь его к месту и не к месту.

Но потом фильм кончается и вино кончается. Но начинается кое-что более интересное. Жесть, как она есть. Жестче некуда.

— Напугались, мои маленькие?! — ласково спрашиваешь ты, и точь-в-точь как тогда, при нашем перовом «официальном» знакомстве, целуешь нас по очереди. Сначала меня, потом Настю, и, наклонившись вперед, Катю, которая поднимается и садится на колени ради такого дела. Мы заворожено смотрим на тебя, и вдруг Настя, шутя, произносит:

— Макс, это что, групповые игрища?

— А вы способны и на такое? — заинтересованно спрашиваешь ты.

Вместо ответа Настя тоже садится на колени и смотрит на меня, и я отзываюсь на ее безмолвный призыв. Я встаю, тянусь к ней, и мы сливаемся в нежном поцелуе. Для нас это не ново. Однажды на вечеринке мы уже проделывали этот фокус для Ильи, и имели огромный успех. Он объяснил нам, что когда целуешь девушку сам, то не видишь, насколько она красива в этот момент. Поэтому, когда парень наблюдает, как целуются две девушки, он получает в два раза больше красоты. Возможно, он был прав, но мне все же казалось, что это справедливо лишь в отношении девушек. Мне не хотелось бы видеть целующихся парней, как бы прекрасны они не были. Двойные стандарты и гендерное неравенство, черт побери.

Настя гладит меня по плечам, я убираю с ее лица прядь волос, и легко провожу тыльной стороной ладони по ее щеке, потом вдоль шеи, потом моя рука скользит ниже, и все это в нескольких сантиметрах от тебя. Я слышу, как тяжелый вздох, почти стон вырывается у тебя из груди. Ты поднимаешь руки и гладишь наши спины, а мы под твоими касаниями выгибаемся, теснее прижимаясь друг к другу. А потом, прекратив наш «страстный» поцелуй, снова располагаемся по бокам от тебя, и одновременно целуем тебя в уголки рта. Ты в ответ снова одаряешь своим фирменным поцелуем, по очереди каждую из нас.

Никто не произносит ни слова. Все боятся разрушить этот будоражащий сознание поток страсти и разврата, и всем интересно, что будет дальше. И вдруг ты, слегка отталкивая Настю, поворачиваешься ко мне, чуть сильнее наклоняешься и наваливаешься на меня всем телом, рывком расстегиваешь пару верхних пуговиц моего топика и осторожно начинаешь касаться губами кожи на груди, опускаясь все ниже. Я теряюсь, я не знаю, как реагировать, я таю под твоими прикосновениями, но ведь мы же не одни, рядом девочки, и всему есть границы. Я хочу оттолкнуть тебя, сказать что-нибудь, перевести все в шутку, но тут, Катя резко встает и как подстреленная выбегает из комнаты. Секунду поколебавшись, Настя устремляется за ней.

И вот мы остаемся с тобой вдвоем. Еще некоторое время целуемся, а потом ты решительно встаешь, подходишь к двери и закрываешь ее изнутри на шпингалет. Теперь пути отступления закрыты. Есть только ты, я, диван и четыре стены.

Я полулежу на краю дивана, опираясь на локоть, слежу за твоими движениями, как кобра за дудочкой заклинателя. Ты поднимаешь руки, скрещиваешь их за головой, и, потянув вверх ворот футболки, резко стягиваешь ее с себя. Я едва не теряю сознание при виде твоего обнаженного торса, широких плеч, красивой мощной груди и загорелой кожи, которая кажется, источает манящее тепло. Ты отбрасываешь футболку в сторону. От этого твоего жеста у меня по телу вновь бегут предательские мурашки. Ты улыбаешься, так, словно замыслил гениальное преступление, а я твой единственный сообщник, посвященный в секретный план. Я улыбаюсь в ответ. Я знаю, о чем ты думаешь, и полностью поддерживаю все твои идеи. Я до головокружения, до дрожи хочу как можно скорее снова коснуться тебя. Ты делаешь шаг ко мне, наклоняешься, срываешь с меня юбку, и она летит туда же, куда и твоя футболка. Затем ты ложишься рядом, мощным движением откидываешь плед, вытаскиваешь откуда-то сбоку из-под одеяла подушку, подкладываешь ее мне под голову. Нежно скользишь ладонью по моей щеке, потом запускаешь пальцы мне в волосы. Я провожу носом по твоему запястью, вдыхая запах кожи. Он сводит меня с ума. Не в силах больше ждать, я поворачиваюсь, обхватываю руками твою шею, и мои губы вновь встречают твои. Через мгновение на пол летят твои джинсы, мой топик и все остальные совершенно ненужные в этот момент предметы гардероба.

И как там, Настя тогда сказала, мне снова повезло! И она была права, у меня нет ни одного контраргумента. События прошедших месяцев, депрессивные настроения, «излечение» по методу Семена, похотливые идеи по рецепту Яна, красное вино и адреналин в крови после фильма делают свое дело. И я ныряю в эту бездну с головой. С одной только целью — урвать кусок как можно более сладкий. Потому что, мне это надо, как глоток жизненной энергии для смертельно больного, как спасательный круг для потерпевшего кораблекрушение. Учащенное прерывистое дыхание, жалобный ни то хруст, ни то всхлип дивана, под натиском наших обезумевших тел. Так не может быть, похоже, это сон, бред, рожденный больной фантазией. Но каждое движение приносит ни с чем несравнимое наслаждение, и каждое прикосновение прожигает до мозга костей.