Уже глубокой ночью, когда Катя и Илья курили на кухне, а мы с Семеном смотрели какой-то арт-хаусный фильм, лежа на диване, Семен попытался поцеловать меня.

— Сема, это не нужно никому из нас, — ответила я, отстраняясь, — давай не будем омрачать сексом эту прекрасную дружескую попойку!

— Одному из нас точно нужно, — пылко ответил он.

— Никто никого не любит, — повторила я в очередной раз и провалилась в глубокий черный колодец вязкого сна.

Проснулась я от чудовищной головной боли, казалось, что внутри мозга перекатывается раскаленный чугунный шар. Я открыла глаза и увидела перед собой глаза Семена. Мы по-прежнему лежали с ним на диване. К счастью, одетые, хотя и изрядно помятые.

— Классно потусили, — шепнул Семен, — давно так не отрывался.

— Где Катька? — спросила я.

Семен потянулся, оглядываясь по сторонам. Я приподнялась на локтях. Мы были одни в комнате. У меня сжалось сердце от нехорошего предчувствия. Я встала с дивана и пошла по квартире, искать подругу. На кухне пропахшей сигаретным дымом стоял кавардак из грязной посуды и остатков еды, тихонько играло радио, и никого не было. По коридору я прокралась к двери Катиной спальни и прислушалась — ни звука. Раздираемая сомнениями, правильно ли поступаю, я слегка надавила на дверь, приоткрыла ее и заглянула в комнату. Увиденное повергло меня в шок. Катя и Илья сладко спали, прижавшись друг к другу, абсолютно голые. По полу валялась одежда, одеяло, подушка и полосатый плед. Очевидно, они провели бурную ночь.

Черт! Черт! Черт! Но почему это происходит с нами?! Я в панике закрыла дверь и побежала в комнату к Семену, но его там уже не было. Он, подпевая радио, мыл посуду на кухне.

— Давай, сваргань яишенку! — сказал он, когда я вошла, — Я сковороду отмыл. Кто вообще додумался плавить в ней сыр?!

— Мы же пытались сварить фондю, — напомнила я, — по твоему «венецианскому» рецепту.

— А точно, — вспомнил Семен, — отпадный рецепт!

— Но все же, я не уверена, что в Венеции готовят фондю и макают в него пельмени.

— В шоколадное, наверно не макают, но сырное — просто идеально для этого, — ответил Семен.

Его непосредственность меня завораживала.

Мы уже успели навести порядок, приготовить яичницу с жареным хлебом и колбасой и сварить кофе, когда на кухне появились два лохматых и мятых зомби, отдаленно напоминающих Катю и Илью. Они держались за руки, на Кате была его джинсовая рубашка. Я заметила, что Катя прячет глаза, видимо не зная, как себя вести. Илья тоже был непривычно тих.

Положение спас как всегда Семен. Начал рассказывать веселую историю про тайских трансвеститов, как они заигрывали с ним в каком-то баре в Паттайе и чуть не заставили выступать вместе с ними на шоу.

После завтрака парни быстро собрались под предлогом срочных неотложных дел и оставили нас с Катей наедине. Несколько минут мы сидели в гробовом молчании. Потом, Катя не выдержав, сказала:

— Ну ладно, ладно! Осуди меня!

— За что? — спросила я.

— За все, что я натворила.

— А что ты натворила?

— Ты не поняла? Мы переспали с ним…

— Ну и что, по-пьяни, с кем не бывает?! — воскликнула я, пытаясь вложить в эту фразу как можно больше беспечности.

— Это еще не все, — сказала Катя.

— А что еще?

— Ник, я влюбилась в него до одури!

— Брось, это все алкоголь и похмелье. Все пройдет, тебе надо поспать, — ответила я.

— Не пройдет, я чувствую, понимаешь?! Впервые в жизни такое чувствую!

Она вдруг разрыдалась отчаянно и горько. Я обняла ее и гладила по голове, не зная, что сказать.

Через неделю мы выступали на концерте, я очень сильно волновалась, но все прошло отлично и очень быстро. Как один миг. Все эти репетиции, подготовки и саунд-чеки, потом ожидание выступления были вечностью, по сравнению с несколькими мгновениями на сцене перед огромным морем людей. Я не видела их лиц, не слышала голосов, только ощущала мощный поток энергии, и он что-то сделал со мной, я была сама не своя, словно парила над собой и растворялась в нашей музыке.

Ян потом меня очень хвалил, сказал, что до последнего не верил, что я справлюсь, но я все вытянула. Счастливая Настя поздравляла меня с успехом, называла нас с Яном и Сержем самыми крутейшими метал-богами. А Катька на концерт не пришла. Сказала, что заболела.

Когда мы после выступления уже складывали вещи в машину Яна, чтобы поехать к нему и отпраздновать, к нам вдруг неожиданно подошел Д.

— Привет, — сказал он, — я тебя поздравляю! Ты фантастически смотрелась там. Очень красивая и классная. Я вообще не думал, что ты такая…

— Спасибо, — ответила я, смутившись, и не зная, что делать дальше, просто отошла и махнула ему рукой на прощание.

И вот теперь, спустя несколько дней, я сидела на работе и вспоминала произошедшее и всех этих невероятных людей, составляющих мир вокруг меня — Макса, Катьку, Илью, Семена и Д. Яна и Настю. Все смешалось в какой-то чудовищной кутерьме. В каком-то безумии. Надо было распутать этот клубок, но я никак не могла нащупать конец или начало. Звонок Илюшиной мамы меня окончательно сбил с толку.

На секунду меня озарила мысль. Я набрала номер Катьки.

— Он точно не у тебя? — спросила я.

— Он был, но потом ушел, я тоже не видела его три дня, — призналась она.

— Так значит, у вас с ним серьезно?

— Я не знаю.

— Если серьезно, скажи Насте и встречайся с ним, — предложила я.

— Она не простит.

— Они расстались. Он ей не нужен.

— Его не простит.

Я сказала ей, чтобы она позвонила, если вдруг что-то узнает и попрощалась. Разговор с Катей поверг меня в еще более тягостное состояние. Я кое-как дожила до конца дня. Меня охватывала паника, хотелось бежать на улицу и искать пропавших под каждым кустом.

Я зашнуровывала кроссовки, сидя на стуле, уже почти готовая уйти из офиса, как вдруг меня позвал знакомый голос. Точно во сне я подняла голову и увидела этих двоих: Илью и Д.

Они стояли в дверях кабинета и улыбались, как два провинившихся школьника.

— Где вы были? Все вас потеряли! Илья, тебя мама ищет! — напустилась я на них.

— Мы плакали, — сказал Д.

— Что за чушь? — вскричала я.

— Сначала пили у Дани дома, а потом пошли на могилу к Ваде и плакали, — пояснил Илья.

— Вы сказочные придурки, — объявила я.

— Мы плакали, и потом Даня сказал, что хочет к тебе, и я его привел к тебе. Это моя миссия и я ее выполнил. Не обзывайся! Я и так проклят.

— Проклят?

— Да, из-за того, что ненавидел Вадима, и он заболел и умер от моей ненависти. Я во всем виноват, я один! Это карма! Поэтому, я привел его, чтобы все исправить, — вдруг всхлипнул Илья и уткнулся носом в плечо Д.

— Скажи ему, что это бред, — попросила я Д.

— Я говорил, он не верит, — ответил он.

— Поверю, если скажешь ей, что мне сказал! — взревел Илья.

— Что скажешь? — не поняла я.

— Что ты идеальна!

— Ты идеальна, — повторил за ним Д., с нежностью глядя на Илью.

Этот безумный разговор начинал меня раздражать.

— Прекратите! Или ведите себя нормально или уходите отсюда сейчас же!

— Нам нельзя уходить, я специально его привел, мне нужно сделать доброе дело, чтобы очистить карму, и мы не уйдем, пока он не скажет, — твердо сказал Илья, глядя на меня.

— Что скажет? — устало спросила я.

— Говори, — Илья пихнул друга ногой.

— Ника… — тихо сказал Д.

— Что?

— Я люблю тебя.

Октябрь 2002 — Катина боль, моя любовь и Настины страсти

Проводи,

И я буду плыть,

Я буду стыть под слишком шумные воды…

Перестань,

Твои глаза — мои глаза

В них просто разные коды.

(с) Земфира — «Мачо»

Я смотрела на Катю и не узнавала ее, не замечая ни следа прежней улыбчивости и беззаботности. Зато в ее глазах появилась тень безнадежной печали. Той самой печали, которую я чувствовала внутри себя, после особенно острых любовных переживаний, связанных с Д. или Максом. В Насте я тоже нередко улавливала подобное, когда она страдала по Илье. Теперь настала очередь Кати — ощутить на себе, что означает быть страстно и, скорее всего, безответно влюбленной. Глубокая и болезненная любовь, казалось, сочилась из ее взгляда, готовая вот-вот вылиться крупными обильными слезами.