И он вытащил из тайника, со шкафа, склеенное “Лукоморье”.

Это была словно маленькая театральная сцена. Размером с тетрадку. На ней – дуб с золотой цепочкой, черный лохматый кот ростом с полспички, Баба Яга в ступе из наперстка, а в ветвях – русалка с хвостом из фольги. Из-под белых гребешков на волнах торчали шлемы и копья Черноморова войска (правда, не тридцать три, а поменьше). Подвешенный на нитке к облаку бородатый колдун тащил богатыря с длинным мечом из иголки.

Небо над Лукоморьем было из тонкой зеленой бумаги. Прорезанный в ней месяц Толик заклеил ярко-желтой бумажкой – совсем прозрачной. Посмотришь на просвет – небо таинственно светится, месяц горит, силуэты на сцене будто оживают…

Мама и в самом деле повеселела. Хвалила Толика и долго разглядывала сказочный театр. Потом сказала:

– Я тебе тоже сделаю подарок. Тоже предварительный…

И дала мама Толику синюю книжку с быстрым кораблем на твердой корочке. “Русские кругосветные мореплаватели”.

– Ух ты-ы… – сказал Толик. Съехал со стула на пол, под елку, и там открыл первую страницу. – Мам, вот спасибо… – Он торопливо пролистал предисловие (известно, что предисловия читать необязательно). – “Крузенштерн и Лисянский, первая экспедиция на Восток”… Мама, они кто? Капитаны?

– Читай, читай, сам узнаешь, – сказала мама. – Кто у нас моряк-путешественник? Ты или я?

И Толик читал под елкой, пока мама не погнала его в постель. Потом еще читал – под одеялом, с фонариком (вернее, с батарейкой, к которой были примотаны самодельный жестяной рефлектор и лампочка). Мама наконец сказала сквозь сон:

– Толька, совесть у тебя есть? Я тебя завтра не подниму.

– Ну и что? Каникулы же.

– Мало ли что каникулы! С утра пойдешь на рынок…

Уходя на работу, мама растолкала Толика.

– На столе деньги и список: что надо купить.

Толик не стал нежиться в постели. В каникулы для этого почему-то нет настроения. Он выпустил гулять Султана, разогрел на завтрак жареную картошку, полюбовался елкой и отправился за покупками. Ключ оставил в коридоре под половиком. Султану, который шастал по двору, сказал:

– Далеко не бегай. Может быть, Варя появится, а дома никого…

На рынке он купил круг замороженного молока, в овощном подвальчике – квашеную капусту и свеклу для винегрета, в продуктовом магазине на углу – пол-литра подсолнечного масла и душистую буханку хлеба, который теперь без карточек и почти без очереди. А на свои собственные три рубля (которые остались от елки) еще один шарик: ярко-алый, с картинкой “Конек-Горбунок”.

Вари дома не оказалось. Да и смешно было надеяться, что ее отпустят из института в учебный день. Зато раньше срока пришла на обед мама. Сказала, что в редакции капризничает машинка и материалы в новогодний номер придется печатать дома.

Она застучала на своем ужасно старом, но еще крепком “ундервуде”. Толик опять уселся читать про Крузенштерна и Лисянского. Рядом приткнулся нагулявшийся и пообедавший Султан. Он тихо сопел и в полудреме постукивал хвостом о половицы.

Толик читал быстро. Он вообще был “книгоглотатель”, а если про море и про путешествия – он мчался по страницам, как лихой кавалерист. Но мчался – это не значит, что был невнимательным. Он не пропускал даже тех страниц, которые написаны скучновато, словно в учебнике.

Читать – это вообще самое лучшее занятие. А если вот так, под елкой, и когда мама уютно стучит на машинке, и когда за стеной Эльза Георгиевна что-то красиво, ненавязчиво наигрывает на пианино, и когда не колет мысль об уроках – тогда вообще счастье.

И плывут, плывут корабли “Надежда” и “Нева” к Нукагиве и Камчатке, к Русской Америке и Японии, к Китаю и острову Святой Елены…

В Кронштадт “Нева” и “Надежда” вернулись, когда за окнами стемнело, мама перестала печатать, а Султан опять отпросился на улицу. Толик потянулся так, что заскрипели позвонки.

– Вот книжечка! Мама, ты молодчина, что догадалась купить такую.

Мама, укладывая в портфель бумаги, объяснила:

– Здесь интересное совпадение. Недавно я печатала старые документы одному человеку, по заказу. Как раз насчет этих морских путешественников. Печатаю и думаю: “Вот бы книжку про них достать! А то ума не приложу, что ненаглядному сыну подарить на Новый год. Потом иду мимо “Когиза”, и нате – стоят на витрине “Русские мореплаватели”. Как в сказке.

– Новогодние чудеса… А что за документы ты печатала?

– Да брошюра старая, инструкции всякие.

– А что за человек? Профессор?

– Господи, откуда у нас в Новотуринске профессоры? Так… человек. Заходит иногда в редакцию, заметки пишет… Эту брошюру он в библиотеке отыскал, в архивном фонде, и попросил меня кое-что перепечатать. Видимо, интересуется географией… Ой, Толик, сделай сегодня еще одно доброе дело!

– Опять в магазин, – сказал Толик. – Или свеклу чистить?

– Ничего не чистить. Отвези этому человеку готовую работу. Она дома у меня, а он заходил сегодня в редакцию, спрашивал. Неудобно так… Отвезешь? Он на Ямской живет.

– У-у…

– Ну что “у-у”? Мне на работу надо, и там я застряну, если машинку починили. А тебе прокатиться – одно удовольствие.

Мама угадала. Толик протянул “у-у” для порядка. Читать он устал, сидеть дома одному – радости мало, а прокатиться по вечерним предновогодним улицам в самом деле неплохо.

Мама дала ему плоскую папку.

– Покажи, что за брошюра, – попросил Толик. – Интересно все-таки, морская ведь.

В папке лежала серая тонкая книжица с узором из листьев и маленьких глобусов. Длинное название было оттиснуто старинными буквами:

СОБРАНIЕ ИНСТРУКЦIЙ

данныхъ въ разное время

командирамъ

РУССКИХЪ СУДОВЪ

при отправленiи въ дальнiе плаванiя

И ниже:

Санктпетербургъ

1853

Толик полистал. Мелькнуло знакомое имя Крузенштерна. Но мама торопила:

– Вот адрес. Вход отдельный, со двора, собаки там нет. Человека этого зовут Арсений Викторович. Он такой, немного хмурый и нелюдимый, но ты не бойся.

– А чего бояться-то? Отдам папку, вот и все.

– Ну… не совсем все. Скажи, что я просила, что, если он может… пусть сразу расплатится за работу. Нам бы деньги к празднику очень пригодились.

Толик поморщился.

– На кино-то небось запросишь, – напомнила мама.

Мама ушла. Толик оделся, выволок из-за вешалки лыжи, снял с гвоздя самодельную сбрую. На крыльце свистнул Султана. Тот вылетел из темноты.

– Хватит без толку носиться, запрягайся.

Султан не спорил.

Они выбрались со двора на укатанную дорогу.

– Ну, вперед! – велел Толик. – Давай!.. Вперед, Султан, кошка! Где у нас кошка?

Султан радостно взвизгнул и рванул Толика.

Это была игра. Еще давно, когда пес был почти щенком, юный хозяин так приучал его мчаться и тащить лыжника. Приходилось выслеживать впереди кошку, чтобы Султан охотнее набирал скорость. А теперь никакой кошки не было, Султан это прекрасно понимал. Да и на кой шут она сдалась? Если догонишь, что дальше? Не душить же ее, в самом деле. Да и по морде можно заработать когтистой лапой (случалось такое в прежние времена). А бежать и без всякой причины весело. Везти легонького хозяина – это не работа, а шуточки.

Толику тоже было весело. Лыжи слушались отлично, тугие запяточные ремни плотно держали их на валенках. Папка – за пазухой, ремень от упряжки – в левой руке, а правая откинута, как у канатоходца, – чтобы сохранять равновесие…

А по сторонам бегут назад желтые уютные окошки. И старый знакомый – новогодний месяц – летит за Толиком.

Пересекли большую улицу Луначарского – с двухэтажными домами, фонарями, магазинами и машинами. И опять вокруг сугробы, палисадники да месяц над заборами… И вот уже Ямская. Раньше редко приходилось бывать здесь: в этих краях – ни друзей, ни знакомых. Вроде бы не так уж далеко от Запольной, а все здесь непривычное. Кирпичная часовенка на углу, сад за глухим забором, чужая трехэтажная школа… Даже месяц стал какой-то не такой и притворялся, что незнаком с Толиком.