– Вот и хорошо. Ты спроси, а я…

– Да чего спрашивать! – Толик испугался, что Арсений Викторович передумает. – Я и так знаю! Мама недавно говорила, что хорошо бы дополнительную работу найти, а то денег совсем нет… Ой… Нет, она вам, наверное, и бесплатно…

– Ну-ну, это уж ты не туда поехал, – засмеялся Арсений Викторович. – Ни к чему такое дело. Главное – чтобы не очень долго. Хочется до осени показать свое творение знающим людям, а в издательстве не возьмут, если не на машинке…

– Я прямо сейчас могу отнести, – нетерпеливо сказал Толик.

– Да? А… – Курганов нерешительно замолчал.

– Думаете, я потеряю? Вы не бойтесь, ничего не случится!

– Я не боюсь. В крайнем случае у меня черновики есть…

Курганов посмотрел вдруг серьезно и ласково, сказал тихо:

– Ничего плохого не случится. Ты мне всегда приносишь удачу…

Толик зачесал ногой ногу и засопел. Но Курганов и сам смутился:

– Да, тут еще такое дело… Там сразу на первом листе… Ты знаешь, что такое эпиграф?

– Это… ну, такие строчки в начале книжки, да? Из какого-нибудь другого рассказа или стихов…

– Вот-вот… Ну, и так уж получилось у меня… Видишь ли, ты мой первый читатель. И стихи у тебя очень подходящие. В общем, я, как говорится, взял на себя смелость… сделал их эпиграфом к повести. Если ты не возражаешь.

– Ой… – У Толика щекам стало горячо от радости и благодарности. – Но ведь это еще не такие… не настоящие стихи.

– Как тебе сказать… Они хорошие. Для моей повести – очень хорошие. Самые подходящие. Я так и подписал: “Четвероклассник Толик Нечаев, первый читатель этой повести”. Можно?

– Конечно… Только я ведь уже в пятый перешел.

– Это неважно. Когда писал стихи – был четвероклассник. Будешь потом расти, а в стихах останется твое детство… А?

– Ладно, – прошептал Толик. – Но я боюсь немного…

– Чего?

– Вдруг мама не разрешит. Скажет: куда тебе в настоящую книжку… Скажет: не заслужил еще.

Курганов медленно проговорил:

– Во-первых, ты очень заслужил…

Толик нерешительно поднял глаза:

– Чем?

Курганов будто не услышал. Сказал:

– А во-вторых, маму мы уговорим.

Толик совсем не боялся засады. Ему казалось, что он пробыл у Курганова чуть ли не полдня. Кто же станет караулить его столько времени?..

Попался он, когда миновал сад и перекресток.

Мишка, Рафик и Люська прыгнули из-за пустого киоска. Семен выбрался из рассохшейся бочки, что валялась у изгороди (бочка при этом развалилась). Олег и Витя подскочили сзади.

Обступили плотно.

Толик притиснул к животу тяжелую папку.

– Ребята, вы что! Я сейчас не играю!

– Мы тоже не играем, – разъяснил Олег. – Мы в самом деле берем тебя в плен.

– Но я сейчас не могу! У меня важное дело!

– Ай-яй-яй, – медовым голосом сказала длинноногая Люська, и глаза ее были безжалостны. – А нам-то что? Тащите его, робингуды.

Семен влажными ладонями ухватил Толика за локти.

– Но я же правда не могу! Мне домой надо! Вот видите – папка? В ней важные документы, у меня мама машинистка!

– Вот и посмотрим, что это за документы! – обрадовался Рафик. Синие глаза его засияли лучистым любопытством.

– Там, наверно, тайные планы против нас, – выдохнул Семен.

Они не понимали! Им нужны были тайны, охота за шпионами, чтобы жизнь была интересной! А ему как быть? Если отберут или растреплют рукопись, растеряют листы, что он скажет Арсению Викторовичу?

“Ты мне всегда приносишь удачу…” Принес удачу!

– Вы какие-то совсем глупые, – с тихим отчаянием проговорил Толик. – Сейчас ну нисколько не до игры. Если с папкой что-то случится, знаете что будет? И мне, и вам…

– Ох как страшно, – хихикнула Люська.

Но Олег сказал:

– Нам твоя папка не нужна, если в ней ничего про нас нет. Ты сам нам нужен.

– Да зачем?!

– Как зачем? Протокол-то еще не дописан, – вредным голосом напомнила Люська.

– Мы так и не выяснили, кто ты такой, – махнув ресницами, разъяснил Витя.

– Ну, Толька я! Нечаев Анатолий! На Запольной живу!

– А зачем говорил, что Липкин? – сказал Семен. – Липкина-то мы знаем.

– Я думал, что игра такая: раз попался в плен, надо обхитрить… А теперь же не игра!

– А зачем по нашим улицам ходил, если ты с Запольной? – вмешался Рафик. – И все высматривал.

– Да не высматривал я! Просто гулял!

– Подозрительно это, – решил Олег. – Надо все выяснить до конца и записать. Пойдешь добровольно?

Толик решился на крайний шаг:

– Знаете что? Я папку отнесу и приду! Сам приду, честное слово! Честное пионерское! Вот, за звезду держусь! – Он вырвал у Семена локоть и взялся за звездочку на пилотке. И подумал: будь что будет, лишь бы с рукописью не случилось беды.

Но Олег сказал:

– Не выйдет. Ты уже давал слово и нарушил. Сказал, что не убежишь, а сам драпанул.

– Да еще штаб развалил! – весело добавил Рафик.

Толик искренне возмутился. Так, что даже бояться забыл:

– Вы что врете! Я слово дал, что не убегу, пока вы меня по улице ведете! А больше никакого слова не было!

– Выкрутился, – сказал Олег. – А сейчас опять слово дашь и снова потом причину выдумаешь уважительную.

– Как наш Шурка! – вспомнил Мишка. – Сперва пообещает, а потом: “Мама не пустила. Разве можно не слушаться маму?”

“Шурка-то ваш лучше вас всех”, – подумал Толик, вспомнив честные глаза курчавого мальчишки. И сказал насупленно:

– Он тоже ни в чем не виноват. А вы все на него.

– Виноват или нет, мы сами разберемся, без посторонних, – сказала Люся.

– Конечно, – подтвердил Олег. – Хотя… почему без посторонних? Вместе с ним и разберемся. – Он кивнул на Толика. – Пускай доказывает, что наш милый Шурочка ни в чем не виноват.

– Как? – удивился Толик.

– Он за тебя заступился, когда мы тебя поймали? Заступился. Вот теперь ты заступайся, раз он тебе так нравится.

Толик хотел спросить: откуда они взяли, что совсем незнакомый Шурка ему нравится? Но спросил вместо этого:

– Да как заступаться-то?

– Очень просто. Докажи, что ты не разведчик и он тебе ничего про нас не рассказывал.

– Опять вы одно и то же… – безнадежно проговорил Толик. – Как еще доказывать? Головой о забор, что ли стукаться?

– Стукаться не надо, – спокойно растолковал Олег, а остальные внимательно слушали командира. – Приходи сегодня в штаб, когда мы с Шуркой будем разбираться. Там все и объяснишь подробно… И никакого слова от тебя не надо. Придешь – хорошо. Не придешь – значит, будет Шурка изменник, а ты трус.

– Во сколько приходить-то? – сердито спросил Толик.

Выхода не было.

То, что Олег и вся компания могут посчитать его трусом, Толика не очень волновало. Хуже, что и сам про себя он будет думать так же, если не выполнит обещания. А от себя не спрячешься.

А если пойдет, какие еще испытания устроит пленнику компания, которая называет себя “отряд” и “робингуды”?

Может, взять Султана? Но сразу скажут: испугался один-то идти…

А может, ничего страшного не будет? Вроде бы неплохие пацаны. Конечно, гонялись, в плен брали, допрашивали, но это потому, что он не из их компании.

В том-то и дело, что не из их…

Интересно бродить по незнакомым переулкам и делать открытия, но все один да один… Толик теперь чувствовал, как наскучался он за две недели каникул без друзей-приятелей.

Но откуда он взял, что отряд Олега захочет принять к себе мальчишку с дальней улицы? Пока они его чуть ли не шпионом считают. Допрос готовят… Ну и пусть!

Робость и гордость перепутались в Толькиных чувствах. И жутковато было, и любопытно. От всех переживаний рубчик под коленкой чесался почти беспрерывно. Толик с нетерпением ждал вечера. Олег сказал: “В восемь часов…”

В семь пришла мама.

Вопреки ожиданиям Толика, мама не высказала восторга, когда узнала о рукописи Курганова. Даже известие, что Арсений Викторович сделал стихи Толика эпиграфом, ее не тронуло. Мама сухо спросила, с каких пор Толик стал решать за нее вопросы насчет работы.