— Спасибо, — отвечает Марк. — Я жду этого с нетерпением.

— Хорошо. Вы двое можете идти.

Они уходят, а мистер Харрис в упор смотрит на Сэма. Сэм выдерживает его взгляд.

— Скажи, Сэм. И мне нужна правда. Ты видел, как Марк бросал тефтелю?

Сэм прищуривается. Он не отводит взгляд.

— Да.

Директор качает головой.

— Я не верю тебе, Сэм. И поэтому вот что мы сделаем, — он смотрит на меня. — Значит, тефтеля была брошена…

— Две, — встревает Сэм.

— Что? — спрашивает мистер Харрис, снова сердито глядя на Сэма.

— Были брошены две тефтели, не одна.

Мистер Харрис хлопает рукой по столу.

— Какая разница, сколько их было! Джон, ты набросился на Кевина. Око за око. На этом остановимся. Ты понял меня?

У него покраснело лицо, и я знаю, что спорить бесполезно.

— Да, — отвечаю я.

— Не хочу больше вас видеть, — говорит он. — Свободны.

Мы выходим из кабинета.

— Почему ты не сказал ему про свой телефон? — спрашивает Сэм.

— Потому что ему все равно. Он просто хотел вернуться к своему обеду, — отвечаю я. — И будь осторожен, — говорю я ему. — Теперь ты у Марка на прицеле.

После обеда у меня урок домоводства — не то чтобы мне так уж хочется готовить, но выбор был между ним и хором. И хотя я обладаю многими исключительными для Земли способностями, пение к их числу не относится. Так что я захожу в класс домоводства и сажусь. Это маленькая комната, и перед самым звонком входит Сара и садится рядом со мной.

— Привет, — говорит она.

— Привет.

Кровь бросается мне в лицо, и у меня немеют плечи. Я хватаю ручку и начинаю крутить ее в правой руке, а левой сжимаю угол блокнота. У меня колотится сердце. Пожалуйста, пусть мои руки не светятся. Я украдкой смотрю на ладонь и вздыхаю с облегчением: она пока нормальная. «Оставайся спокойным, — думаю я. — Это просто девушка».

Сара смотрит на меня. Внутри меня все словно превращается в кашу. Она, наверное, самая красивая девушка, которую я когда-либо встречал.

— Мне жаль, что Марк ведет себя с тобой как придирок, — говорит она.

Я пожимаю плечами.

— Это не твоя вина.

— Но вы ведь не будете драться?

— Я не хочу, — говорю я.

Она кивает.

— Он бывает настоящим придурком. Всегда пытается доказать, что он главный.

— Это показатель неуверенности в себе, — говорю я.

— Это не неуверенность. Он просто придурок.

Это точно неуверенность. Но я не хочу спорить с Сарой. К тому же она говорит так убежденно, что я почти сомневаюсь в своей правоте.

Она смотрит на засохшие у меня на рубашке пятна соуса от спагетти, тянется ко мне и снимает прилипший к волосам кусочек.

— Спасибо, — говорю я.

Она вздыхает.

— Мне жаль, что так получилось, — она смотрит мне в глаза. — Мы с ним не встречаемся, ты знаешь?

— Не встречаетесь?

Она качает головой. Я заинтригован тем, что она сочла нужным прояснить мне это. После десяти минут объяснений, как готовить оладьи, — я совсем ничего не слышал — учительница, миссис Беншофф, ставит Сару и меня в пару. Через дверь в задней части класса мы проходим в кухню, которая раза в три больше самого класса. В ней десять кухонных стоек, каждая с холодильником, полками, раковиной и плитой. Сара достает из тумбочки передник и надевает его.

— Ты мне не завяжешь? — спрашивает она.

Сначала я слишком туго затягиваю тесемки и приходится завязывать еще раз. Под пальцами я ощущаю контуры нижней части ее спины. Закончив с ее передником, я надеваю свой и начинаю сам его завязывать.

— Стой, глупый, — говорит она, берется за тесемки и завязывает.

— Спасибо.

Я пытаюсь разбить первое яйцо, но ударяю слишком сильно, и оно выливается мимо миски. Сара смеется. Она вкладывает мне в руку другое яйцо и, держа мою руку в своих, показывает, как его надо разбивать о край миски. Задерживает свою руку на моей на секунду дольше, чем нужно. Смотрит на меня и улыбается.

— Вот так.

Сара замешивает тесто, и при этом пряди волос падают ей на лицо. Я отчаянно хочу протянуть руку и заложить пряди ей за ухо, но не делаю этого. Миссис Беншофф входит в кухню и проверяет, как у нас продвигается приготовление. Пока неплохо, и это только благодаря Саре, потому что я даже не представляю, что делаю.

— Как тебе Огайо? — спрашивает Сара.

— Нормально. Вот только первый день в школе мог бы пройти получше.

Она улыбается.

— Что все-таки случилось? Я волновалась за тебя.

— Если я скажу, что я пришелец, ты мне поверишь?

— Перестань, — шутливо говорит она. — Что на самом деле произошло?

Я смеюсь.

— У меня по-настоящему тяжелая астма. По какой-то причине вчера случился приступ, — объясняю я, испытывая сожаление, что вынужден лгать. Не хочу, чтобы она подумала, будто я слабак, тем более что это неправда.

— Я рада, что тебе лучше.

Мы испекли оладьи, четыре штуки. Сара кладет их на одну тарелку. Она поливает их немыслимым количеством кленового сиропа и дает мне вилку.

Я смотрю на других учеников. Большинство едят с разных тарелок. Я отламываю себе кусок.

— Неплохо, — говорю я, прожевывая.

Я совсем не голоден, но помогаю ей съесть все. Мы по очереди берем по кусочку, пока на тарелке ничего не остается. Когда мы доедаем, у меня болит живот. Потом она моет тарелки, а я их протираю. Когда звенит звонок, мы вместе выходим из класса.

— Знаешь, для десятиклассника ты совсем не плох, — говорит она и подталкивает меня в бок. — Что бы о тебе ни говорили.

— Спасибо, а ты совсем неплоха для… кем бы ты ни была.

— Я в одиннадцатом классе.

Несколько шагов мы проходим молча.

— Ты ведь не будешь драться с Марком после уроков?

— Я хочу вернуть свой телефон. К тому же посмотри на меня, — говорю я и киваю на свою рубашку.

Она пожимает плечами. Я останавливаюсь у своего шкафчика. Она смотрит на его номер, запоминая.

— Не надо, — говорит она.

— Я и сам не хочу.

Она закатывает глаза.

— Эти мальчишки со своими драками. Ладно, до завтра.

— Хорошо тебе провести остаток дня, — желаю я.

После девятого урока, урока американской истории, я медленно иду к своему шкафчику. Я подумываю о том, чтобы тихо уйти из школы и не искать встречи с Марком. Но потом понимаю, что в этом случае меня навсегда заклеймят как труса.

Я открываю шкаф и выкладываю книги, которые мне не понадобятся. Потом я просто стою и чувствую, как во мне нарастает нервное напряжение. Мои руки все еще нормальные. Я думаю из предосторожности надеть перчатки, но не делаю этого. Глубоко вдыхаю и закрываю шкафчик.

— Привет, — неожиданно слышу я знакомый голос. Это Сара. Она оглядывается назад и снова смотрит на меня. — У меня кое-что для тебя есть.

— Но, надеюсь, не оладьи? Я до сих пор чувствую, что вот-вот лопну.

Она нервно смеется.

— Нет, не оладьи. Но если я тебе это отдам, ты должен пообещать мне, что не будешь драться.

— Ладно, — говорю я.

Она снова оглядывается и быстро сует руку в накладной карман своей сумки. Затем вынимает мой телефон и отдает мне.

— Откуда он у тебя?

Она пожимает плечами.

— Марк знает?

— Нет. Ну, ты все еще хочешь быть крутым? — спрашивает она.

— Думаю, нет.

— Хорошо.

— Спасибо, — говорю я. Просто не верится, что она пошла на такое, чтобы помочь мне, ведь она меня едва знает. Но я не жалуюсь.

— Пожалуйста, — отвечает она, поворачивается и убегает. Я смотрю ей вслед и не могу сдержать улыбки. Когда я иду к выходу, у холла меня встречают Марк Джеймс и восемь его друзей.

— Так, так, так, — говорит Марк. — День прошел, а?

— Точно так. И посмотри, что я нашел, — говорю я и показываю ему свой телефон. У него отвисает челюсть. Я прохожу мимо него, пересекаю холл и выхожу из здания.

Генри припарковался именно там, где обещал. Я запрыгиваю в пикап, все еще улыбаясь.