— Что случилось? — говорю я.

— Дом горит!

— Сильно?

— Как на пожаре. И, я думаю, это наша вина. Мы… э-э-э… опрокинули на шторы свечку.

И Сэм и Эмили выглядят растрепанными, они явно целовались. Я мысленно делаю себе пометку не забыть потом поздравить Сэма.

— Вы видели Сару? — спрашиваю я Эмили.

Она качает головой.

Снизу прибегают еще парни. С ними Марк Джеймс. У него в глазах страх. Я первый раз чувствую запах дыма. Смотрю на Сэма.

— Выходите на улицу, — говорю я.

Он кивает, берет Эмили за руку, и они вместе уходят. Кто-то следует за ними, но другие остаются, наблюдая за всем с пьяным любопытством. Некоторые стоят на пути у футболистов, бегающих взад и вперед по лестнице, и тупо похлопывают их по спинам и подбадривают, как будто все это шутка.

Я иду на кухню и беру самую большую из оставшихся посудин, среднего размера металлическую кастрюлю. Я наполняю ее водой и спускаюсь по лестнице. Все уже эвакуировались, кроме нас, тех, кто борется с огнем, который оказался сильнее, чем я ожидал. Пламенем охвачена половина подвала. Брызгаться той водой, что у меня есть, было бы совершенно бесполезно. Я и не пытаюсь, вместо этого бросаю кастрюлю и кидаюсь вверх. Навстречу бежит Марк. Я останавливаю его на середине лестницы. Глаза у него разъезжаются от выпитого, но я вижу, что он в страхе и отчаянии.

— Забудь об этом, — говорю я. — Огонь слишком сильный. Надо всех вывести из дома.

Он смотрит вниз на огонь. Он знает, что я сказал правду. Маска крутого парня пропала. Больше не до притворства.

— Марк! — кричу я.

Он кивает, бросает кастрюлю, и мы вместе возвращаемся.

— Всем выйти! Сейчас же! — кричу я, поднявшись по лестнице.

Некоторые из тех, что пьянее других, не двигаются с места. Кто-то из них смеется. Один говорит:

— А где десерт?

Марк дает ему пощечину.

— Выметайтесь! — кричит он.

Я срываю со стены беспроводной телефон и сую его Марку в руку.

— Звони 911,— говорю я, перекрикивая громкие голоса и музыку, которая все еще доносится откуда-то как саундтрек к разверзающемуся аду. Пол становится теплым. Снизу начинает пробиваться дым. И только теперь все понимают, что дело серьезно. Я начинаю толкать их к дверям.

Я бегу мимо Марка, когда он начинает набирать номер, и проношусь по дому. Взбегаю по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и пинками открываю незапертые двери. Одна парочка целуется. Я кричу им, чтобы оба выметались. Сары нигде нет. Я спускаюсь вниз по лестнице и выбегаю через входную дверь в темную холодную ночь. Народ стоит и смотрит. Уверен, что кого-то из них захватывает перспектива увидеть, как сгорит дом. Некоторые смеются. Я чувствую, что начинаю паниковать. Где Сара? Сэм стоит с краю толпы, в которой, наверное, человек сто. Я бегу к нему.

— Ты видел Сару? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает он.

Я оборачиваюсь к дому. Из него все еще кто-то выходит. Подвальные окна светятся красным, языки огня лижут стекла. Одно из окон открыто. Из него валит черный дым и поднимается высоко в воздух. Я проталкиваюсь через толпу. Вдруг дом сотрясает взрыв. Все подвальные окна разлетаются вдребезги. Кто-то радостно вопит. Пламя добралось до первого этажа и быстро продвигается дальше. Марк Джеймс стоит впереди толпы и не может оторвать взгляд от дома. Его лицо освещено оранжевым огнем. Глаза в слезах и смотрят с отчаянием — я видел, что так же смотрели на все лориенцы в день вторжения. Как, должно быть, странно видеть уничтожение всего того, что ты всегда знал. Огонь распространяется агрессивно и враждебно. Все, что остается Марку, это только смотреть. Пламя начинает подниматься выше окон первого этажа. С того места, где мы стоим, мы чувствуем жар на своих лицах.

— Где Сара? — спрашиваю я его.

Он меня не слышит. Я трясу его за плечо. Он оборачивается и смотрит на меня невидящим взглядом; кажется, он все еще не может поверить тому, что видит своими глазами.

— Где Сара? — снова спрашиваю я.

— Я не знаю, — говорит он.

Я начинаю проталкиваться сквозь толпу, разыскивая ее и все больше волнуясь. Все смотрят на огонь. Виниловый сайдинг вспучивается и плавится. Все шторы на окнах сгорели. Входная дверь открыта, и через верхнюю часть дверного проема валит дым, словно перевернутый водопад. Сквозь дверь видна кухня, которая похожа на преисподнюю. На левой стороне дома огонь добрался до второго этажа. И тут мы слышим это.

Долгий страшный крик. И лай собак. У меня внутри все обрывается. Все напрягают слух в надежде, что не слышали того, что на самом деле слышали. Потом крик раздается снова. Ошибки быть не может. Теперь крик не стихает. По толпе прокатываются сдавленные стоны.

— О, нет, — говорит Эмили. — О боже, нет, пожалуйста, нет.

Никто ничего не говорит. Глаза у всех широко раскрыты, и все в шоке неотрывно смотрят на дом. Сара и собаки должны быть где-то в глубине. Я закрываю глаза и опускаю голову. Я чувствую только запах дыма.

«Просто помни, что поставлено на кон», — предупреждал Генри. Черт возьми, я знаю, что на кону, но его голос все равно звучит в моей голове. Моя жизнь, а теперь и жизнь Сары. Еще один крик. Крик страха. Отчаяния.

Я чувствую на себе взгляд Сэма. Он своими глазами видел мою устойчивость к огню. Но он знает и то, какая за мной идет охота. Я оглядываюсь вокруг. Марк стоит на коленях и раскачивается взад и вперед. Он хочет, чтобы все закончилось. Чтобы собаки перестали лаять. Но они не перестают, и при каждом лае в него словно вонзается нож.

— Сэм, — говорю я так, чтобы услышал только он. — Я иду в дом.

Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и пристально смотрит на меня.

— Иди за ней, — отвечает он.

Я отдаю ему свой телефон и прошу, чтобы он позвонил Генри, если по каким-то причинам я не смогу. Он кивает. Я прохожу через толпу, раздвигая тела. На меня никто не обращает внимания. Когда я наконец дохожу до конца, то с бешеной скоростью бегу на край двора и оттуда к задней части дома, чтобы никто не увидел, как я войду. Кухня полностью охвачена огнем. Я долю секунды смотрю на нее. Я слышу голос Сары и лай собак. Теперь звуки ближе. Я делаю глубокий вдох, и вместе с ним приходит что-то еще. Злость. Решимость. Надежда и страх. Я принимаю их, я их все ощущаю. Потом я бросаюсь вперед, проскакиваю через двор и врываюсь в дом. Меня тут же поглощает адское пламя, я слышу только треск и гул огня. На мне загорается одежда. Огонь везде. Я продвигаюсь к передней части дома, лестница наполовину сгорела. То, что осталось, полыхает и выглядит ненадежно, но проверять нет времени. Я бегу вверх, но лестница обрушивается на меня тяжестью, когда я пробегаю половину. Я падаю вместе с обломками, огонь вспыхивает с новой силой, как будто кто-то разворошил его. Что-то втыкается мне в спину. Я сжимаю зубы, все еще сдерживая дыхание. Встаю с обломков и слышу, как кричит Сара. Она кричит, она напугана и может умереть, умереть ужасной и жалкой смертью, если только я не сумею до нее добраться. Время поджимает. Мне придется запрыгнуть на второй этаж.

Я прыгаю, хватаюсь за край пола, подтягиваюсь и встаю на него. Огонь распространился на другую сторону дома. Она и собаки где-то справа от меня. Я бегу по коридору, проверяя на ходу комнаты. Фотографии на стенах сгорели в своих рамках, остались лишь темные силуэты, приварившиеся к стене. Потом у меня проваливается сквозь пол нога, от неожиданности я сбиваюсь с задержки дыхания и делаю вдох. Внутрь попадают только огонь и дым. Я начинаю кашлять. Я закрываю рот рукой, но это мало помогает. Дым и огонь жгут мои легкие. Я опускаюсь на колени, кашляя и судорожно глотая. Потом во мне поднимается ярость, я встаю и иду вперед, согнувшись, сжав зубы, исполненный решимости.

Я нахожу их в последней комнате по левой стороне. Сара кричит: «Помогите!». Собаки скулят и плачут. Дверь закрыта, я выбиваю ее ногой, и она слетает с петель. Все трое тесно прижались друг к другу в заднем углу. Сара видит меня, выкрикивает мое имя и пытается встать. Я жестом показываю ей, чтобы она оставалась на месте, а когда я вхожу в комнату, между нами падает огромная горящая балка. Я поднимаю руку и посылаю балку вверх, и она поднимается, круша остатки крыши. Сара, кажется, в недоумении от того, что увидела. Я подбегаю к ней, разом проносясь шесть метров сквозь пламя, которое не причиняет мне вреда. Собаки у ее ног. Я подталкиваю бульдога ей в руки, а сам беру ретривера. Другой рукой я помогаю ей встать.