— Нет, не передумал. Он не боится. Но у нас есть причина полагать, что фра Доменико — ибо именно он, а вовсе не Савонарола упрямо твердил, что войдет в огонь, — облачен в заговоренные одеяния.

— Ложь! — с яростью возразила Виолетта.

Мы с женой какого-то советника оттащили ее обратно на место.

Доминиканцы появились позже всех; синьория неохотно послала жезлоносца, чтобы препроводил их на площадь. Их явление было почти театральным: фра Доменико возглавлял процессию, неся на плече массивный крест мученика. За ним следовал Савонарола, держа в руках небольшой серебряный ларец со священной облаткой: он настаивал, что Доменико будет в безопасности, только если возьмет с собой в пламя облатку. За ними выступали прихожане Сан-Марко, неся в руках факелы и еще больше маленьких красных крестиков; замыкали шествие остальные монахи.

Толпа взорвалась улюлюканьем и свистом, криками радости и всхлипываниями. Люди выкрикивали проклятия, благословения, молитвы и оскорбления. Монахи, как францисканцы, так и доминиканцы, начали петь.

Наконец свита из Сан-Марко заняла свои места на почтительном расстоянии от францисканцев, а затем Франческо Валори, гонфалоньер, кивком подозвал Доменико и Савонаролу подойти к огороженному дворику.

Я наблюдала за их разговором, не слыша ни слова: Валори что-то сказал Савонароле и тот раздраженно махнул рукой. Доменико, который к этому времени оставил свой крест, опустил ладонь на плечо хозяина, стараясь его успокоить. А потом Валори с моим мужем увели Доменико во Дворец синьории.

Толпа недовольно загудела. Люди прождали все утро и теперь не понимали, чем объяснялось внезапное исчезновение Доменико. Зато мы, женщины, понимали, и я не удивилась, увидев вскоре Доменико, появившегося в францисканской робе. Виолетта ткнула меня в бок локтем и сказала довольно громко, чтобы ее могли услышать соседи-францисканцы:

— Вот видите? Если бы на нем была заговоренная одежда, он бы не отказался от нее так быстро. Он-то как раз не боится войти в огонь.

Фра Доменико и Савонарола начали пробираться к краю платформы, где стояли двое солдат и фра Джулиано, молодой францисканец, вызвавшийся пройти Испытание огнем вместе с Доменико.

И тут молодой францисканец вышел вперед и что-то сказал, после чего Доменико и Савонарола поспешили обратно к огороженному дворику.

Толпа досадливо охнула.

Валори, мой муж и двое других «плакс» перехватили Доменико и быстро ему что-то объяснили. Доменико возмущенно затряс головой, но все-таки еще раз позволил отвести себя во дворец.

Сидевшая рядом со мной Виолетта, щелкнув веером, сложила его, бросила на свой стул, а сама отправилась к соседней лоджии.

— Ну, что на этот раз? — с вызовом спросила она. — Теперь, наверное, скажете, что Доменико сам заговоренный, а потому не имеет права вступать в огонь!

К ней повернулся францисканец постарше.

— Разумеется, нет, мадонна, но разве такого не может быть, что у фра Доменико заговорено исподнее, если заговорена сутана? Возможно, вам трудно это понять, но здесь сидят те из нас, кто искренне верит, что силу фра Джироламо дарует не Бог, а кто-то очень зловещий.

— Ерунда! — Виолетта перегнулась через перила. — Вы затягиваете дело, потому что боитесь!

— Конечно, боимся, — спокойно отвечал монах. — Мы знаем, что нашему брату Джулиано суждено умереть, когда он вступит в огонь. Но у нас есть один вопрос.

Виолетта хмуро ждала.

— Если фра Джироламо не боится — ведь он знает, что Бог пощадит его и тем самым докажет, что он пророк, — почему бы ему самому сейчас же не войти в огонь и тем самым не разрешить все сомнения?

Виолетта отпрянула. Вернувшись на место, она принялась яростно обмахиваться веером, бормоча что-то насчет несправедливости францисканцев. Но я увидела в ее глазах проблеск сомнения. Холодный ветерок начал трепать мою вуаль. Я выглянула из-под сводов лоджии на еще недавно чистое небо. Внезапно поднявшийся ветер быстро пригнал облака, в воздухе запахло дождем.

Снова появился Доменико — вероятно, скинувший считавшееся проклятым исподнее. Наконец он подошел к огромному кресту, который принес на площадь, чтобы снова взвалить его на плечи. Гонфалоньер Валори постучал по его спине и жестом велел положить крест на землю. Доменико устало подчинился.

Кое-кто в толпе презрительно загудел.

К этому времени к молодому фра Джулиано присоединился еще один монах, и оба в третий раз направились к членам правительства, сидевшим за оградой. Там же поджидал Савонарола, стоя рядом с серебряным ларцом, содержащим облатку, который он еще раньше благоговейно опустил на стол. Стоило францисканцам заговорить с приорами, как Савонарола поднял крик и начал яростно тыкать пальцем в серебряный ларец, в других монахов, в моего мужа и Франческо Валори. Затем фра Джироламо повернулся к Доменико, и по тому, как тот начал яростно трясти головой, стало ясно, что дело зашло в тупик.

— Что такое, что такое? — кричала Виолетта.

Монахи, сидевшие сбоку, не отвечали, но я взглянула на выразительную жестикуляцию Савонаролы и все поняла.

— Они не хотят позволить Доменико взять с собою облатку.

С самого начала это условие не вызвало ни у кого возражения. Монах-доминиканец мечтал, что Доменико успешно пройдет костер, потому что будет держать в руках освященную вафельку; теперь Савонарола настаивал, чтобы Доменико позволили это сделать. До сих пор францисканцы не возражали.

Доменико в ярости направился на площадь и упрямо остановился у ступеней на платформу, уставившись в пламя; его грозный вид никак не вязался со сладкоголосыми гимнами, которые распевали монахи. Ветер трепал на нем робу, небо над головой потемнело.

Старый францисканец, который разговаривал с Виолеттой, повернулся к нам.

— Почему, — ласково спросил он, — фра Доменико боится войти в костер без облатки? Неужели ему мало веры, которая обязательно его защитит? И почему Савонарола не хочет покончить со всеми спорами? Если ему надоели наши требования, почему бы ему просто самому не войти в пламя?

Виолетта промолчала, хмуро глядя за ограду, где ее муж и францисканцы продолжали спорить с фра Джироламо.

— Трус! — послышался чей-то крик. Пролились первые капли дождя. Под надежным укрытием лоджии я смотрела, как они ударили об ограду.

— Трус! — закричал другой голос. — Ступай в огонь!

— Он боится! — продолжали раздаваться крики. — Разве не видно? Он боится!

Загремел гром, совсем близко; Виолетта вздрогнула и вцепилась в мою руку. Доменико стоял, огромный и незыблемый, как скала, под усиливающимся дождем, пока Савонарола продолжал вести спор с приорами.

Снова загремел гром, после которого послышался пронзительный крик:

— Он солгал нам! Он всегда нам лгал!

С неба хлынули потоки воды, быстро залив площадь. Сверкнула молния. Мы, жены приоров, покинули наши места и поспешили в центр лоджии. Я выглянула оттуда на площадь: Доменико не сдвинулся с места. Поразительно, но толпа тоже не шевельнулась. Люди пришли сюда узнать правду о проповеднике и не собирались уходить, не получив ответа на свой вопрос.

Огонь, ярко пылавший еще мгновение тому назад, почти погас; дрова и хворост были теперь пропитаны водой, а не маслом.

Точно так же быстро угас и людской энтузиазм. Мужчины кричали, перекрывая грохот дождя:

— Сам Господь воспротивился!

— Фра Джироламо вызвал бурю, чтобы не вышла наружу его ложь!

Мой муж и Валори отправили гонца, который, метнувшись под дождь, обошел всех воинских командиров. Солдаты начали теснить толпу, призывая людей разойтись по домам. Но мужчины на площади, уже успевшие в большинстве своем побросать маленькие красные крестики на землю, отказывались уходить.

— Почему ты не вошел в костер?

— Содомит!

— Еретик!

— Лжец!

Жены перепугались и поспешили к огороженному дворику, к своим мужьям. Я тоже пошла и встала рядом с Франческо. Неподалеку стоял Савонарола; абсолютно сухой, он дрожал, словно промок насквозь под дождем.