Я набрала в легкие воздуха и кивнула. Ситуация требовала, чтобы свадьба состоялась как можно быстрее, пока все не раскрылось.

Лаура открыла дверь в часовню, и я увидела Джулиано, ожидавшего вместе со священником у алтаря. Рядом с ними стоял скульптор Микеланджело — это явилось для меня сюрпризом, так как ходили слухи, что он рассорился с Пьеро и уехал еще месяц назад в Венецию. Его присутствие вызвало во мне трепет. Мало того что Пико принимали в доме Медичи как дорогого гостя, так тут еще один избранный Савонаролы, прямо на моей собственной свадьбе.

Но стоило мне взглянуть на моего будущего мужа, как все неприятные чувства улетучились. Джулиано поднял на меня глаза, и я прочла в них радость, желание и трепет. Даже у священника, державшего небольшой томик, дрожали руки. Увидев, что оба скованы ужасом, я перестала бояться и совершенно спокойно приблизилась к алтарю. Лаура несла за мной шлейф, а я тем временем позволила себе полюбоваться великолепием часовни. Над алтарем была написана фреска, изображавшая младенца Христа с Мадонной в окружении ангелов — очень тонкая работа. На стене слева находилась фреска, выполненная более яркими красками и в грубоватой манере — процессия волхвов, направлявшихся к младенцу.

Ближайший ко мне волхв, молодой человек, одетый по флорентийской моде, сидел на белом коне, укрытом красной с золотом попоной. За ним следовали другие всадники с узнаваемыми лицами: старик Пьеро де Медичи и два его юных сына — Лоренцо, такой же некрасивый, как в жизни, хотя и был изображен в пору юности, и красавчик Джулиано. Лоренцо устремил взгляд на святого младенца, а его брат смотрел со стены куда-то вдаль с несвойственным ему серьезным выражением лица.

В углу я узнала весьма похожий образ Джованни Пико, что отнюдь не принесло мне утешения.

Хотя время приближалось к полудню, внутри часовни стоял мрак. Горели свечи, отбрасывая блики на золотые настенные узоры в виде листьев, высвечивая поразительные краски: розовый и коралловый, бирюзовый и зеленый, какими были выписаны крылья у ангелов и птиц, ослепительно белые и синие цвета небес, темную зелень холмов и деревьев.

— Остановитесь, мадонна!

Служанка позади меня замерла. Я отвлеклась от фресок и смущенно огляделась. Но только когда священник жестом показал на пол, я взглянула себе под ноги и увидела пересекавшую пол гирлянду из высушенных роз и диких цветов.

Джулиано опустился на колено и рывком разорвал гирлянду.

Этим он меня окончательно победил. Поднявшись, Джулиано взял меня за руку и подвел к алтарю. Несмотря на волнение и молодость, он отлично держался и повернулся к Микеланджело с уверенностью человека, привыкшего повелевать.

— Кольцо, — произнес он.

Пусть он не сумел добиться пышной свадьбы в огромном соборе, заполненном людьми, не было у меня ни нового платья, ни отцовского благословения, зато он дал мне то, что смог.

Микеланджело передал Джулиано что-то на ладони. Эти двое заговорщиков общались с той легкостью, какая существует только между близкими друзьями, почти братьями, которые некогда были преданы одному и тому же делу и хранили одни и те же тайны. Это открытие тоже меня взволновало.

Джулиано надел мне на палец кольцо — тоненький золотой обруч, как требовало того городское предписание. Кольцо оказалось велико, поэтому, чтобы я его не потеряла, жениху пришлось держать мои пальцы в своих, после чего он прошептал мне на ухо:

— Ручки у тебя еще тоньше, чем я думал. Ничего, мы его переделаем.

Он кивнул священнику, и церемония началась.

Я мало что запомнила — только то, что Джулиано отвечал священнику громким голосом, а мне пришлось прокашляться и повторить слова клятвы, чтобы быть услышанной. Потом мы опустились на колени перед деревянным алтарем, где когда-то молились Козимо, Пьеро, Лоренцо и старший Джулиано. И я тоже помолилась, но попросила не о счастье для себя и мужа, а о благополучии Джулиано и всего семейства Медичи.

Затем церемония закончилась. Я стала замужней женщиной — при странных обстоятельствах, в глазах Господа по крайней мере, если не в глазах моего отца и всей Флоренции.

XLI

Наша небольшая свадебная процессия перешла в покои Лоренцо, ту самую комнату, где три года тому назад Великолепный позволил мне дотронуться до чаши Клеопатры. Этот бриллиант коллекции древностей теперь исчез, как, впрочем, и золотые статуэтки, и витрины с монетами и драгоценными камнями. Остался один только шкаф с инталиями и камеями, да картины по-прежнему висели на стенах, и вино нам наливали в инкрустированные золотом бокалы из полудрагоценных камней.

В углу комнаты двое музыкантов играли на лютнях; на столе, убранном цветами, стояли блюда с фигами, сыром, миндалем и роскошной выпечкой. Лаура поднесла мне тарелку, но я не могла проглотить ни крошки, зато впервые в жизни выпила неразбавленного вина.

Я снова попросила Лауру выяснить, не появилась ли Дзалумма. Служанка ушла, и я осталась на весьма скромном празднике, где нас и было-то всего трое — мы с мужем да Микеланджело; священник ушел раньше.

Когда Джулиано толкнул Микеланджело в бок, тот неловко поднял бокал, из которого так и не успел отпить, и сказал:

— За жениха и невесту. Пусть Господь дарует вам сотню здоровых сыновей.

Скульптор смущенно улыбнулся, взглянув на меня, едва пригубил вино и отставил бокал. Я тоже сделала большой глоток. Терпкое вино теплом разлилось по жилам.

— Покидаю счастливую пару, — произнес Микеланджело и с поклоном удалился, явно торопясь избавиться от светских обязанностей.

Как только он ушел, я повернулась к Джулиано.

— Я его боюсь.

— Кого? Микелетто? Да ты шутишь! — Мой юный муж улыбался. Он успел совладать со своими нервами и теперь очень старался показаться спокойным. — Нас воспитывали как братьев!

— Именно это меня и беспокоит, — сказала я. — Он опасен для тебя. Ты ведь знаешь, отец заставляет меня… заставлял… посещать проповеди фра Джироламо. И почти на каждой я видела скульптора. Он один из «плакс».

Джулиано потупился, став на секунду задумчивым.

— Один из «плакс»…— повторил он. — Позволь тебя кое о чем спросить: если бы тебе угрожали «плаксы», как бы ты постаралась защититься от них?

— Вызвала бы стражу, — ответила я. Выпив больше обычного, я почувствовала, что не способна ясно мыслить.

У Джулиано дрогнули губы.

— Что ж, правильно, стражники на то и нужны. Но не лучше ли узнать, что планирует враг? И, если получится, попробовать настроить его в свою пользу?

— Значит, — начала я, намереваясь беспечно произнести: «Микеланджело твой шпион», но не успела, так как в дверь постучали.

Я надеялась, что это Лаура пришла сообщить о приезде Дзалуммы, но вошел хмурый слуга.

— Прошу прощения за вторжение, мессер Джулиано, — почтительно проговорил он хорошо поставленным голосом. — К вам пришли. Требуется ваше немедленное присутствие…

Мой муж насупился.

— Кто еще? Я ведь приказал, чтобы нас…

— Отец синьоры, мессер.

— Мой отец? — пролепетала я с трудом и тут же онемела от ужаса.

Джулиано кивнул слуге и ободряюще обнял меня за плечи.

— Все в порядке, Лиза. Я ждал этого и готов с ним говорить. Я успокою его, а затем пошлю за тобой.

Он тихо приказал слуге побыть со мной до прихода Лауры, а потом передать ей, чтобы ждала здесь. Затем он нежно поцеловал меня в щеку и ушел.

Мне ничего не оставалось, как нервно вышагивать по этой странной, но знакомой комнате. Я допила вино из своего красивого халцедонового бокала и отставила его. Никакой алкоголь не мог развеять мой страх. А еще я была раздражена из-за того, что не вольна распоряжаться своей собственной судьбой и все за меня решают мужчины.

Я металась по комнате, шурша юбками по мраморному мозаичному полу. Не знаю, сколько раз я пересекла эту комнату от стены к стене к тому времени, как вновь открылась дверь.

Через порог шагнула Лаура. У нее было настороженное выражение лица, и она еще больше встревожилась, после того как слуга передал ей распоряжение Джулиано. Слуга ушел, Лаура осталась. Я с нетерпением спросила у нее: