— Никогда ничего не бывает просто так, — он заговорил вдруг ровно, словно его перестала мучить одышка и слабость. — И солнце не просто так каждый день поднимается из-за горизонта, а чтобы разогнать мрак и указать нам новый путь…

Услышав это, я отшатнулась, потому что поняла, не зря этот старый дасарт упомянул солнце. Как и Аэратар, что назвал меня Солнечной посланницей, этот мужчина что-то знает. Обо мне.

Переведя взгляд на Дарахара, который говорил с Таршаром на его родном языке, прикусила губу. И этот ушастый тоже не зря меня постоянно «Солнышком» величает. Ой, не зря! Но что же всё это значит?! Хотя… может, я зря волнуюсь? И они все называют меня так, потому что у меня необычный цвет волос? До сих пор, уже много где побывав, я не встречала ни одного человека или существа другой расы с подобным!

Возможно, дело именно в этом. И я бы даже поверила сейчас в эту догадку, если бы не то, что только Дарахар и его знакомые меня так называют. Пусть с другими в этом мире я и мало общалась, но, видя мои волосы, они только удивлялись и восторгались их цветом. Никто никогда не произносил слово «солнце» и его производных по отношению ко мне.

Видимо, ощутив мой взгляд, Дар на секунду обернулся и одарил меня улыбкой:

— Прости, что мы ведем беседу на марийском, однако Таршар… не так хорош в общем…

Я с трудом выдавила из себя понимающую улыбку, кивнула и опустила взор. Каким-то шестым чувством я ощутила, что Дарахар сейчас был впервые со мной не совсем честен. Да, конечно, уверена, старику проще общаться на родном. Но Дар не по этой причине заговорил на том, который я не понимаю!

Как бы спросить у кого-нибудь, не выдавая то, что я не какая-то «солнечная посланница», а засланка из другого мира?! Как узнать-то?

Пальцы сжались в кулаки, а я вздохнула. Я и слово-то лишнее боюсь обронить, чтобы не сесть в лужу. Именно поэтому у Дарахара я мало о чем спрашиваю — мужчина слишком умен, хитер. Кто знает, что со мной будет, если он узнает правду? Сейчас он, думая, что я обычная человечка, добр ко мне и ласков… А потом…

— Саэр! — громко и на редкость бодро воскликнул Таршар, и я отвлеклась от своих мыслей.

И сразу опять загрустила, потому как теперь уже трое разговаривали на странном языке. Правда правнук Таршара постоянно на меня поглядывал. И одаривал слишком откровенными взглядами, я бы сказала, крайне плотоядными. Однако не в смысле, что он мною закусить хотел, а в том, что я мужчине сильно приглянулась. От седовласого старика с полупрозрачными глазами эта заинтересованность тоже не ускользнула, но он лишь усмехнулся. А Дарахар, поглощенный разговором и мечом, который ему вручил Саэр, в этот момент ничего не замечал.

Минут через пять, как правнук отдал меч Дару, от которого тот всячески пытался откреститься и вернуть, но в итоге после увещеваний сдался и положил себе на колени, Саэр вышел из шатра. А к правителю подошли слуги, и Дарахар перешел на общий язык:

— Я был бесконечно рад вновь увидеть тебя, — поднявшись, он повесил меч в ножнах за спину. Подав руку Таршару, придерживая под другую, с почтением помог ему подняться. — И рад, что ты снова стоишь рядом… Мне жаль, что пустыня зовет тебя, однако я… я уже бессилен.

— Не кори себя, Дар, — старик обнял друга за плечи. — Благодаря тебе я и так прожил куда больше, чем мне было отпущено. Ты спас меня и поделился своей кровью, продлив мне жизнь… Я даже пережил своего сына. И… было невыносимо прощаться с ребенком. Совсем скоро пустыня позовет и моего внука. И я более не хочу быть свидетелем… Кому, как не тебе, знать, что это такое…

— Я понимаю. Просто я тоскую по тем временам, когда я ощущал себя… живым.

— Всё ещё может измениться. Отпусти ту боль. Ты спас нас, и без тебя… без тебя было бы всё по-другому. Оглянись по сторонам: как свободны дасарты, как могут радоваться каждому дню и не переживать о будущем. Ты был прав, и мы все всегда тебе будем благодарны. И из поколения в поколение мы будем почтительно передавать сказания о тебе, о том, что ты для нас всех сделал… А ты… попрощайся наконец с прошлым. Ты тоже достоин радоваться со всеми… А сейчас… — старик пошатнулся, и Дарахар его поддержал, не давая упасть. — Сейчас мне нужно отдохнуть. А ты выйди на улицу, возрадуйся со всеми нами, что очередную пару объединила пустыня. Увидь, что будущее куда светлее, чем наше прошлое. И… я верю, с восходом ты узришь свой путь…

Повернув голову в мою сторону, старик мне ласково улыбнулся:

— Иногда мы теряемся во мраке былого. Иногда считаем, что не достойны света. Но всегда мы, пусть даже и тайно… надеемся на то, что завтрашний день будет лучше, — он глубоко вздохнул, прикрывая глаза, а я затаила дыхание, чтобы не упустить ни слова. — Надеюсь, ты сможешь…

— Ты уже очень устал, — перебил его мягко Дарахар, и я его едва не придушила! Жестко! Старик ведь что-то про меня хотел сказать, а ушастый специально не дал ему договорить. — Нам более не суждено увидеться, поэтому я пожелаю тебе легкой дороги…

— Спасибо, — Таршар ему едва заметно улыбнулся. — А тебе я хочу пожелать не бежать от судьбы… — старик посмотрел на меня. — Приятно было познакомиться с тобой, Надежда. Жаль, не пришла ты раньше, когда я был куда… моложе и привлекательнее. Я бы обязательно попытался завоевать твое сердце.

Озорно подмигнув, он вновь вздрогнул, зазвенели серьги в его седых ушах, и слуги тут же подхватили Таршара под руки и медленно повели его к кровати, скрытой за плотным балдахином. — Прощайте… И пусть солнце всегда освещает ваш путь…

— Прощай, — выдохнул Дарахар, с трудом скрывая боль, и буквально вылетел за порог шатра.

— Легкого пути, — прошептала я вместо обычного прощания и поспешила за мужчиной.

Дар застыл около входа. Его голова была поднята вверх, зубы сжаты так, что проступили желваки. Мужчине было сейчас невыносимо больно: он прекрасно понимал, что только что навсегда попрощался с хорошим другом…

И я, несмотря на легкую злость на него за то, что не дал договорить Таршару, подошла и взяла его за руку, обхватив двумя ладонями.

— Мне очень жаль…

— Мне… тоже. Невыносимо прощаться. И уже навсегда. До этого я редко посещал его по его же просьбе. Ему, великому воину, было невыносимо понимать, что он уже не тот, что нет тех сил… Таршар не хотел показывать мне свою слабость… Не понимая, что прихожу я не к воину, а просто к другу…

И столько печали было в его голосе, что я прочувствовала её каждой клеточкой. Такую же сильную, как я испытываю всегда, «прощаясь» с детьми. Я каждый день с ними «общаюсь», рассказываю, как у меня прошел день… и постоянно с ними прощаюсь. Но отпустить не могу. И вряд ли когда-нибудь смогу…

С огромным трудом сдержав слёзы, я прошептала с такой уверенностью, на какую была способна:

— Он навсегда останется с тобой. В твоем сердце. И пока хоть кто-то о нем помнит, он будет жить…

— Значит, он будет жить вечно, — слабая улыбка коснулась кончиков губ Дарахара, и, когда он посмотрел на меня, более я не увидела на его лице печали и скорби. — Спасибо тебе, Надежда. Ты нашла нужные слова, чтобы унять мою боль… И я ощущаю, что тебе знакома моя боль.

Отвернувшись, чтобы не расплакаться, я утвердительно кивнула:

— Да. И она не хочет отступать.

— А я всё никак не могу к ней привыкнуть. Уже не первого друга я провожаю за грань, а каждый раз как первый… — он вытащил свою ладонь из моих и положил руку мне на плечо. И это прикосновение немного согрело меня. — Однако давай не будем портить дасартам этот замечательный праздник, свадьбу. И последуем совету Таршара…

— Какому?

— Повеселимся! — уже задорным голосом, будто не он только что грустил с болью о прошлом, сказал мужчина, кивнув на танцующих и веселящихся у озера дасартов.

А я увидела сейчас там лишь детей… И, вспомнив опять о Тане с Колей, отрицательно покачала головой: