Дарахар прикрыл глаза, перевел дыхание, а его правая ладонь соскользнула чуть ниже, а потом, едва касаясь, легла на живот. И я ощутила, как задрожали сначала его объятые пламенем пальцы, а потом и он сам, однако продолжил мужчина всё тем же уверенным и твердым голосом:

— Вот её слова: «Ты будешь считать себя недостойным жизни. И что судьба к тебе была несправедлива, оставив дар, от которого ты тоже хотел избавиться. Ты будешь желать раствориться в пелене забвения, потому как усилия сделать мир лучше будут казаться тщетными и бессмысленными. А твоё сердце, что так и не познало любви, будет разрываться от печали. Тогда ты, ища ответов и утешения, поднимешь взгляд к небосводу. Но пожелаешь не смерти, не ответов и успокоения, а любви. Думая, что над твоими желаниями вновь судьба лишь посмеется. Однако ты будешь вознагражден. За все усилия, пережитую боль и страдания. Ведь одновременно с тобой прозвучит та же просьба в другом, чуждом тебе мире. И тогда спустится с небес посланница самого Солнца. С глазами, как и твои, затянутыми пеленой грусти о прошлой жизни. Чистым и добрым сердцем, что, как и ты, желало любви. А в её волосах, подобных лучам заходящего солнца, ты узришь восход. И озарит она мрачный мир последнего грешника, развеяв тоску и одиночество. И назовешь ты её Солнечной принцессой, посланной тебе с небес, и отдашь своё сердце…»

Опять последовала краткая пауза, после которой мужчина обратился уже ко мне:

— Скажи мне, Надежда, в ту ночь, когда мы с тобой впервые встретились… Было что-то необычное в грозе?

Не задумываясь над ответом, я сразу утвердительно кивнула:

— Да. Сначала я услышала гром, а только потом была яркая вспышка… Тогда я ещё подумала, что это нормально для… — я резко замолчала, поскольку произнести «для вашего мира» так и не решилась.

Но, видимо, мужчине и этого было достаточно:

— …Её душа будет всегда звать твою, но пока вы не будете связаны, её зов будет лишь тихим отголоском в твоем сердце. Поэтому сами небеса помогут вам и усилят её голос, привлекая твоё внимание набатом. А потом, осветив её яркой вспышкой, чтобы указать тебе, где она… И вспыхнет искра в ваших сердцах и превратится она в чистое пламя, которое вы вместе, бережно его храня, пронесете сквозь года…

Я давно уже едва дышала, а сердце билось, будто птица, заключенное в клетку. Грохот от него отдавался в голове, и я дрожала, как и мужчина…

— Эли’ви, — выдохнул он, и от его ладони, что была прижата к моему животу, взвилось синее пламя и, превратившись в синего дракона, закружилось вокруг нас рядом с алым… А мои ноги всё-таки подогнулись…

Сердце, что до этого билось с безумной скоростью в тот же миг замерло, покрывшись толстой коркой льда. А мне захотелось убежать. И бежать, не оборачиваясь, так быстро и долго, чтобы Дарахар меня не догнал, больше не увидел и не смог никогда найти.

Однако всё, что я смогла, это хрипло спросить мертвенным голосом:

— Как… как ты меня назвал?!

— Эли’Ви, — повторил мужчина и обеспокоенно произнес: — Почему ты меня сейчас зовёшь? Что напугало тебя? Неужели… неужели мой рассказ о другой, той, что я считал своей любовью, так страшит тебя. Или что же…

— Эли’Ви! — выкрикнув это имя, я смогла унять дрожь, выпрямить ноги. И, стряхнув его ладони с себя, сделать решительный шаг вперед, отходя от Дарахара и пересекая красно-синий круг, в который нас заключили два «дракона». Проклиная себя за то, что залезла в воду и убежать мне точно не светит, как и гордо, но крайне стремительно удалиться вдаль, я замерла. Однако не обернулась.

— Что в нём не так? — казалось, мужчина искренне ничего не понимает. Я даже на долю секунды поверила в неподдельное удивление и волнение в его тоне. — Я ведь уже не раз называл тебя так…

— Как «так»?!

Резко развернувшись, я одарила мужчину пылающим от гнева взглядом, понимая, что бежать мне некуда и скрыться от него не смогу. Зато могу хотя бы выяснить всё для себя. Здесь и сейчас. Хватит уже! Набегалась. И отбегалась. Теперь бы вилку побольше найти, чтоб снять всю ту лапшу, что Дарахар успел мне навешать.

— Ты — не называл. Называла твоя ледяная ищейка, так ты их вроде называешь! Тот фаэр, с которым вы разыграли передо мной такой невероятно правдоподобный спектакль! Не понимаю только, для чего тебе это было нужно — возить меня везде. Для чего?! Интересно было наблюдать за мной? Играть со мной?!

Я видела, как изменилось лицо Дарахара. Видела печать отчаяния, как взгляд наполнился печалью. Но остановиться не могла: невыносимая боль от обмана, предательства впилась острой иглой в самое сердце, однако руководили мной злость и ярость. Неестественные и дикие. Единственное, что я была в состоянии сделать — не опускаться до ругательств.

— Скажи, а было хоть что-то правдой? Бахнамут тоже пал от твоей руки ради красочного и запоминающегося спектакля, который ты уже сыграл вместе с Аэратаром? Или он просто тебе случайно подвернулся? Для чего ты вез меня сюда… Показать, где жили… Кто тебе были драконы? Хотя… и тут ведь ты мог мне запросто солгать!

Только когда капля упала мне на грудь, я поняла, что плачу… Вот тебе, Надежда, ещё один горький урок. Не создана ты для любви. И лучше жить без неё. Потому что она слишком сильно ранит. Век живи, как говорится, век учись… Но почему в последнее время мои уроки такие болезненные? И что мне делать дальше?.. Ведь я люблю его…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Когда я замолчала, «драконы» перестали кружиться вокруг Дарахара, взмыв ввысь, туда, где ещё искрило и переливалось небо, рассыпались на мириады осколков.

Мужчина, что всё это время молчал и стоял не двигаясь, когда я на мгновение отвлеклась, проследив взглядом за его магией, внезапно очутился передо мной. Замер буквально в сантиметре, но не посмел прикоснуться. А я, встретившись с ним взглядом, не смогла больше отвести взор от вишневых глаз, в которых сверкали звезды куда ярче, чем на небосклоне.

— Эли’Ви, — произнес Дарахар тихо, успокаивающе, — означает Солнечная Принцесса, Надежда. Я называл тебя именно так на том языке, который тебе знаком…

Когда я открыла рот, чтобы продолжить перечислять все его «заслуги» и обман, он едва заметно качнул головой… И я не смогла ничего сказать. Благодарность за всё мужчине была ещё слишком сильна. Плюс я хотела услышать правду, а не вести обвиняющий монолог.

— Я не понял бόльшую часть того, в чем ты меня обвинила. Я понял, про какого фаэра ты сказала, потому как он был единственным, кто встал на нашем пути, и ты говорила, что уже встречала его. Однако я не разумею, отчего ты считаешь, что это был спектакль. Я клянусь тебе, Надежда, что ни слова лжи не было мною произнесено. Всё, что я говорил — чистая правда. А фаэров я искренне презираю. И никогда бы не стал не то что иметь с ними хоть какое-то дело, но даже беседу.

— Да? Ну, хорошо, послать его за мной, своей невестой, — на этом слове меня всю перекосило, — ты мог и просто приказав. Для этого не обязательно было вести беседы!

— Невестой? — а вот сейчас на лице Дарахара возникла такая гамма эмоций, что я в очередной раз подивилась его актерскому мастерству, правда, перед этим сама вновь усомнилась в своих же обвинениях в его адрес. Непонимание, боль, гнев и даже отчаяние. За миг они сменили друг друга, и снова грустная улыбка коснулась его губ.

Ладонь мужчины уже готова была коснуться моей руки. Робко и аккуратно. Но злость была слишком сильна, и я, оттолкнув мужчину, не желая ощущать его прикосновений, которые бы опять меня мигом утешили, даровав ложное чувство безопасности, и согрели, рявкнула:

— Не трогай! — и, сделав шаг вбок, направилась к берегу.

Когда услышала отчаянный, болезненный хрип и хлопок по воде, будто туда что-то упало, я резко обернулась и тут же рванула обратно. Потому что мужчине явно стало плохо. Рухнув в воду на колени, он начал царапать свое горло, раздирая его. Подлетев к Дарахару, не обращая внимания на то, что он как-то странно искрит и мерцает, а его фигура словно смазывается, я подхватила его под мышки и, вкладывая всю свою силу, приподняла и, надсадно кряхтя, потащила к берегу.