Завернувшись в тёплое, длинное белое банное полотенце, я зашла в свои покои и, переодевшись в пижаму, улеглась на кровать, почти моментально уплывая в царство Морфея.

Сегодня мне ничего не снилось, но спала я всё равно беспокойно: то и дело просыпалась, ворочалась с одного бока на другой, пытаясь улечься удобней и уснуть, но так и не смогла нормально выспаться. Но несмотря на это, чувствовала я себя не так паршиво, чем могло бы показаться.

В доме вновь стояла гробовая тишина. Часы показывали 10.35, что свидетельствовало о том, что в доме я, скорей всего, одна. И сейчас это меня как никогда радовало. Приготовив себе завтрак и быстро перекусив, позвонила своей учительнице, чтобы предупредить, что сейчас приду на репетицию. Я и так пропустила слишком много. Теперь нужно всё нагонять.

Мне были рады, как, впрочем, и я, что вновь увижу ребят и наконец окунусь в то, что ускоряет моё сердце, а потом замедляет пульс.

Саше не стала звонить рано, так как понимала, что человек устал с дежурства и ему нужно отдохнуть, но он сам позвонил и сказал, что заедет за мной. Я как могла старалась отговорить его от этой идеи, но он упёрся как баран — пришлось согласиться.

Родители у него хорошие, добрые. Мне они понравились. Да и я им, похоже, тоже. Георгий Андреевич и Мария Николаевна согласились взять меня помощницей администратора, но придётся работать сразу в две смены — то есть выходить утром, потом на репетицию и снова возвращаться на работу. Ресторан дорогой, народу здесь всегда много, поэтому рук, бывает, не хватает, следовательно, работы много, но и зарплата хорошая — услышав сумму, я поняла, что мне удастся снять на первое время более-менее приличное жильё.

Вспомнила, как вчера после душа открыла конверт, отданный мне Евой Александровной, и обнаружила там намного больше той суммы, что они мне должны были за работу. Нет, конечно, бывшая начальница говорила, что с ребятами они собрали для меня какие-то деньги, но в конверте я обнаружила именно ту сумму, которой мне не хватало для поездки. С этой суммой я могла хоть прям сейчас собираться и ехать в Париж, не думая о том, что мне могло не хватить.

Хватает. Причём с лихвой. И я была безмерно благодарна ребятам и бывшей начальнице, отчего по щекам потекли слёзы благодарности и боли одновременно — я исполню свою мечту, как мы и хотели с папой.

И только понимая, что мне понадобятся деньги на жильё и на еду, я не отказалась от предложения Саши.

К работе я приступила в тот же день. И мой мир закрутился в водовороте: дом, работа, балет, снова работа и сон. И так каждый день. Домой приходила ночью, когда все уже спали, что не могло не радовать меня. Уходила же рано утром, когда все ещё спали. Пару раз звонила мама, интересовалась, хорошо ли всё со мной. На что я отвечала ей холодно и коротко “да” и тут же вешала трубку. Знаю, что это неправильно, но не смогу никогда её простить.

Боль немного притупилась, но незаживающий шрам остался навсегда. Иногда кровоточил, отчего, приходя домой, я закрывалась у себя в спальне и тихо плакала, зарывшись лицом в подушку. Я чувствовала боль и, самое главное — одиночество, несмотря на то, что часто видела Милу, и Сашка старался почти всегда забирать меня с работы, потому как не доверял меня всяким таксистам в позднее время.

Всё это было приятно, но с каждым днём какое-то плохое предчувствие росло рядом с этим человеком. Я отгоняла плохие мысли, старалась принять мужчину, который многое сделал для меня. Но что-то всё равно отгораживало.

Что насчёт будущего старшего брата — его я не видела с тех самых пор, когда я варила свой фирменный кофе ему. У родительницы не интересовалась, что и как, хоть и однажды слышала,

что он сейчас загружен — небольшие проблемы на работе, но на свадьбе должен появиться. Не один.

И я даже знала, с кем. Мне даже не нужны подтверждения, чтобы знать, что он придёт с той самой Ланой, из-за которой меня уволили. Это сообщение пробудило в душе неизвестные мне чувства. Они царапали моё сердце, я ощущала злость и обиду, разочарование.

Не знаю, почему я это сделала, что меня подтолкнуло к этому решению — но я пригласила Сашу на свадьбу моей мамы. Он был рад, а я почему-то не совсем, хоть мне и было приятно с ним разговаривать. И, конечно, я позвала свою верную и лучшую подругу Милу, без которой, понимала, мне будет в сто раз тяжелее, чем я думала.

Александр сказал, что заедет за нами сам. Как, впрочем, и всегда, и поэтому я особо не спешила. С вечера пригласила подругу к себе с ночёвкой, предупредив об этом маман, которая была не против. Она даже с восторгом приняла тот факт, что на свадьбе будут присутствовать мои друзья — ведь это могло заставить меня оставаться на торжестве дольше, чем я хотела.

В обществе этих двух — знала, что смогу сдержаться. Да и Милка не даст мне сорваться, что было очень хорошо.

Из шкафа достала любимое платье в пол благородного серого цвета с отливом и широкими длинными рукавами. Верх платья был скроен таким образом, что его можно было носить, элегантно приоткрыв плечо — это придавало строгому наряду изящности и сексуальности.

Мила уложила мои короткие волосы в пучок, открывая тонкую шею, ключицу и одно плечо, что делало меня ещё более элегантной и миниатюрной, несмотря на то, что платье было длинное. Лёгкий макияж и балетки-лодочки завершали мой образ.

Подол платья тянулся по полу, отчего смотрелась я ещё прекрасней — по словам подруги. Я смотрела на себя и не узнавала. Да, всё просто, но на мне смотрелось хорошо. Сама же Милка была в чёрном шёлковом платье средней длины и такого же цвета лодочках на высоких каблуках. Длинные светлые волосы — длиной почти до бёдер — волнами спускались по плечам. Красотка, одним словом.

Когда Саша позвонил и сказал, что подъехал, мы взяли сумочки и пошли вниз.

Подруга что-то весело щебетала, как и всегда. Я ей отвечала, но, подойдя к лестнице, подняла на миг глаза и тут же замерла, перестала слышать подругу, потому что утонула в чёрном водовороте. Сердце забилось трепетной птичкой, а потом ухнуло вниз. По коже побежали мурашки от его взгляда на меня. А я смотрела в ответ, не смея отвести от него своих глаз.

Глава 17

Александра (Аля)

Я смотрела прямо на него и не могла отвести от него взгляда, а он не отрывал своего. Мы были словно загипнотизированы друг другом. Словно в этом мире не осталось никого вокруг кроме нас двоих. Всё, что там за гранью, не существует. Только мы вдвоём.

Давид.

Сердце трепещет, в животе порхают бабочки, щекочут своими крылышками так ласково, трепетно, разливая по моему телу тепло. Делаю вдох и замираю.

Он смотрит. Смотрит не отрываясь. Проходится взглядом по моей талии, спускается вниз, вновь возвращается, останавливаясь на моей ключице. Я всё чувство — словно рукой проводит. Так медленно, неторопливо.

Выдыхаю и делаю то же, что и мужчина — осматриваю его и, кажется, совсем не дышу. Какой же он красивый — одет в костюм: классические чёрные брюки, такого же цвета пиджак; две верхние пуговицы белоснежной рубашки расстёгнуты, открывая моему взору оголённую кожу груди, где виднеются края татуировок с двух сторон.

Сглатываю. Не могу оторвать взгляда от того самого места. Поднимаю взгляд чуть выше. Шея. Его кадык дёргается. На нём так же виднеются чёрные чернила татуировки. Замечала их и раньше, но не обращала внимание.

Прикрываю глаза, пытаясь прийти в себя, но душа словно сошла сума — она бьётся, пытается вырваться.

Чувствую, как к моей руке кто-то прикасается, что-то пытается сказать, но я словно в какой-то прострации. Мне не пошевелиться, не сдвинуться с места, словно приклеили намертво.

— Аля, — слышу рядом с собой. — Ты чего встала, пошли, — перевожу взгляд на подругу, пытаясь понять, о чём она говорит, и наваждение слетает, но по-прежнему ощущаю на себе пристальный, прожигающий взгляд.

— Да, пошли, — киваю и делаю первый шаг вниз.