Я не знаю, что сказать. Как объяснить все те чувства, что полыхают внутри меня? Как сказать, что только что он для меня сделал? И нет, это не то, что я стою возле окна и смотрю на слегка пожелтевшие листья, как лучи солнца падают на ещё пока пушистые опушки, переливаются, становятся яркими, принося мне радость. А именно то, что я стою. Пусть пока на его ногах, но стою. Стою!

Сердце замирает, лёгкие сжимаются, а из глаз стекают тонкой струйкой слёзы радости и неверия.

— Спасибо, — произношу одними губами, потому как произнести хоть что-то вслух просто нет сил.

Спазм сдавило горло. И ничего не сказать. Я смотрю на него, пытаясь стать телепатом и донести до него, что я сейчас чувствую. Счастье. В мою унылую серую жизнь калеки ворвался Давид — и я снова смогла танцевать! Сжимаю его плечи, провожу по рукам вниз и снова вверх, а потом резким движением раскидываю руки, словно пытаясь взлететь. Он крепче сжимает мою талию, не позволяя упасть, и улыбается, а потом склоняется ко мне.

— Я стану твоими ногами, — шепчет в самые губы, обдавая своим дыханием, заставляя замереть моё сердце.

Его слова проходят трепетом по всему моему телу.



Александра (Аля)

Я вся затрепетала от близости рядом с Давидом, дыхание моё сбилось. Сердце остановилось. Я была слишком близко к нему. Как тогда, на свадьбе наших родителей, когда он, скрыв меня ото всех, поцеловал, впился в мои губы, не дав произнести ни одного слова.

Я ждала, но вместе с тем и боялась, что сейчас, вот в этот самый момент всё снова случится: яркой вспышкой перед глазами, трепетом бабочек у меня в животе, ласково раскрывающих в предвкушении свои крылышки.

Прикрыла глаза, не смогла сдержаться. Высунула кончик языка, провела им по губам, словно в призыве. Почувствовала, как под моими ладонями, лежащими на широких мужских плечах, Давид напрягся, превращаясь в мраморную скалу.

Что случилось?

Испугалась. Распахнула глаза, встречаясь с потемневшей бездной взгляда сводного брата, который смотрел прямо на меня. Сначала вглубь моих глаз, в самую душу, а потом опустил взгляд вниз — к моим губам.

Не успела ничего понять, как мужчина наклонился ниже и, крепко вжимая меня в своё тело, набросился на мои губы, как изголодавшийся зверь по своему любимому лакомству, которого так давно жаждал, хотел, но не мог никак добраться. И вот теперь, когда его добыча рядом, в его руках, власти — он не смог сдержаться, не было сил и желания.

Моё сердце ухнуло вниз и забилось быстро-быстро, отчего я ещё крепче, сильнее впилась в сильные плечи пальцами, дабы не упасть, хоть и так знала, что рядом с ним, Давидом, я никогда не упаду — он не даст этому случиться.

Мужчина целовал меня, сметая все мои страхи, все мои преграды, будто бы знал, что нужно сделать, чтобы все мои барьеры, все стены, что я возвела между нами, рухнули, разбились вдребезги, и я наконец смогла подпустить его к себе настолько близко, насколько он этого хотел.

Давид целовал, не жалея меня: страстно, горячо, выбивая почву из-под ног, собственно, я и так не могла стоять, но он — он был моими ногами в этот момент. Проводил языком по нижней губе, обхватывая своими губами, срывая с моих губ стоны удовольствия, сладости. Мои глаза были прикрыты, наслаждаясь этим моментом.

Почувствовала, как он сделал шаг вперёд — я же, стоявшая на его ногах, подчиняясь его движениям, шагнула назад, упираясь спиной в низкий подоконник.

Мои руки жадно исследовали его плечи, руки, шею — я хотела запомнить его всего, прочувствовать каждую клеточку, впитать его запах, чтобы его образ навеки запечатлелся в моём сознании. Я сохраню его, чтобы снова научиться жить.

Мои пальчики взметнулись вверх к шее, затрепетали в волосах мужчины. Провожу легко, нежно по макушке, перебирая меж пальцев пряди волос, которые за это время стали ещё чуть длиннее.

Каждый его поцелуй отличался от другого. Это словно ходить по краю обрыва. Так страшно, но и с тем ты до безумия хочешь повторить это ещё раз и ещё. Ты растворяешься в нём от каждого движения, касания, поцелуя. Ты взрываешься миллиардами звёзд в небе, рассыпаясь по земле.

Это что-то невероятное. Такое, что внутри всё замирает, порхает, обдаёт тебя пожаром, пламенным огнём, в котором бабочки, что ласкали тебя внутри, не умирают, а наоборот, ещё больше распаляют этот чувственный пожар, и ты взлетаешь высоко, расправив крылья, взмывая всё выше, только не падаешь, потому что тебя крепко держат. Не отпускают. Знаешь, что не сделают больно.

Чувствую, как Давида передёрнуло. Застыла, думая, что сделала что-то не то. Мужчина отстраняется, тяжело дыша. А я хватаю ртом воздух, зажмурив глаза, пытаясь отдышаться от той страсти, чувств, что испытала сейчас с этим человеком.

Полонский упёрся своими лбом в мой, опаляя моё лицо дыханием, словно желая передать мне свой кислород, чтобы мы дышали им с ним вдвоём. Мурашки побежали по коже, моё тело прошил электрический разряд, с которым я не сумела совладать, как и с эмоциями, нахлынувшими в один миг.

— Тихо, малышка, дыши, — в самые губы хриплый шёпот, отчего я поняла, что и его не оставил равнодушным наш поцелуй.

Наше безумие, что разделили на двоих.

Одной рукой Давид продолжал удерживать меня за талию, а другую переместил на шею, провёл по ней аккуратно, ласково, и моё тело тут же ответило ему: затрепетало, дыхание сбилось, разливая внутри какие-то немыслимые чувства, о которых прежде я не знала никогда.

— Давид, — не смогла сдержаться, произнесла его имя, перекатывая его на языке.

Любимое. Лаская нежно каждую буковку самого родного, что у меня есть.

— Аля, — вторил мне мужчина. — Саша. Сашка… — и столько тепла в этом его “Сашка”.

Мне всегда не нравился этот вариант моего имени — Саша. Но Давид произносил его так по-особенному, как ещё никто никогда не произносил моё имя, что волоски на руках становятся дыбом. И становится так приятно. Так хорошо. Как никогда и нигде.

Не могу ничего сказать, но как же хочется. С губ срывается бессвязный шёпот, не могу сообразить, что шепчу — да это и неважно, перебираю между пальцами волосы на макушке мужчины и вновь тянусь к нему. Хочу поцеловать. Мне просто жизненно необходимо его поцеловать. Немедленно. Сейчас.

Не успеваю прикоснуться, как на мои губы вновь набрасывается этот голодный волк. Сам. Как будто читает мои мысли и угадывает, что я в этот момент хочу.

Этот поцелуй немного отличается от прежнего. В этом больше страсти, желания, безумия, что нас охватило двоих.

С губ срывается стон. Давид заглушает его губами, проникая вглубь моего рта, исследуя запретные территории для других, но не для него. Его ладонь накрывает мой затылок, не давая вырваться из поцелуя, да, собственно, я и не хочу.

Этот ураган сносит нас обоих, что я уже не понимаю, что происходит. А Полонский всё пьёт и пьёт меня, пробуя на вкус и поглощая всё больше и больше, не давая сделать даже вдох, дать передышку моему телу, которое уже горит, полыхает от внутреннего жара, огня, что разгорелся между нами. И он не собирается потухать, только ещё больше разгорается.

Давид ласкает мой язык своим, проводит им по моим губам, очерчивая каждый контур, каждую трещинку на них.

Когда уже тяжело дышать, наше сумасшествие прекращается. Последний лёгкий поцелуй на моих губах, лёгкое касание, и Давид отстраняется, но не ослабляет свою хватку. Кажется, ещё крепче вжимая меня в себя, не давая сдвинуться ни на миллиметр. Словно он хочет, чтобы мы слились в единое целое и никогда больше не расставались.

Утыкаюсь лбом в его грудь. Тяжело дышу. Пытаюсь восстановить дыхание, привести тело и чувства в норму, чтобы здраво мыслить и понять, что мы только что вытворяли. К щекам приливает румянец, чувствую, как они горят от смущения.

Сводный брат наклоняется ко мне, зарывается лицом в мою шею. Делает глубокий вдох, будто бы вдыхает мой запах в себя, успокаиваясь.