Что касается конструкции изделия под кодовым названием «РУ», то это был опытный уран-графитовый реактор (уран – топливо, графит – замедлитель нейтронов).

По предварительным расчётам Курчатова, для осуществления управляемой цепной реакции требовалось около 100 тонн природного урана в виде чистого металла или его солей и ещё больше безупречного графита.

Как выяснилось, таких материалов и в таком количестве в стране нет. За помощью пришлось обратиться к наркому боеприпасов Ванникову. Через некоторое время, несмотря на огромные трудности, тому удалось обеспечить Курчатова нужным количеством урана и графита. Возможно, этому поспособствовал товарищ Сталин, который как-то спросил у руководителя атомного проекта:

– Нужна ли Вам, товарищ Курчатов, моя помощь?

Однажды кто-то из руководителей крупной промышленной отрасли с досадой сказал:

– Вам легко решать вопросы. Вы часто встречаетесь с товарищем Сталиным.

Курчатов улыбнулся и промолвил:

– Да, товарищ Сталин проявляет заботу и волю, заставляя нас трудиться на благо Родины.

А про себя подумал: «Встречаться со Сталиным – это, пожалуй, будет потруднее, чем ходить по канату над пропастью».

Проще оказалось с выбором места для нового научно-технического института под кодовым названием «Лаборатория № 2». Оно нашлось в тихом сосновом бору на окраине Москвы, где уже стояло недостроенное кирпичное здание Всесоюзного института экспериментальной медицины.

Пока в Ленинграде строился реактор, Курчатов для проведения своих исследований использовал действующий в лаборатории циклотрон. Именно на нём был получен первый в Европе плутоний.

В начале 1946 года первый советский атомный котёл был пущен. В тот год рабочие «монтажных мастерских» (кодовое название бетонного бункера с ядерным реактором) перенесли сотни тонн урана и графита, добиваясь нужного результата.

Одновременно с решением основной задачи, связанной с управляемой цепной реакцией деления ядер, проверялись условия достижения критической массы, при которой происходит ядерный взрыв.

Работа велась днём и ночью. Говорят, Курчатов так уставал, что засыпал прямо на графитовых блоках.

Наконец 25 декабря 1946 года в 18 часов впервые в СССР была осуществлена управляемая цепная реакция деления ядер урана. Путь к созданию атомной бомбы был открыт.

Утром следующего дня Игорь Васильевич, радостный и возбуждённый, сообщил руководству страны: «Реакция пошла! Приезжайте смотреть…»

Довольно успешно решались и две другие проблемы, связанные с ядерным проектом. Как отмечают многие историки, И.В. Курчатов сумел создать мощный научно-инженерный коллектив, непосредственно связанный с производством. Пожалуй, в истории науки и техники ещё не было такого примера единения теории и практики.

В короткие сроки, буквально за четыре года, было сделано всё необходимое для создания и испытания первой советской атомной бомбы.

Следует заметить, что ещё в 1945 году по просьбе Специального комитета при ГКО и лично его председателя Л.П. Берии было принято решение Совета Министров СССР, в котором соответствующим отраслям промышленности предписывалось следующее:

– на базе Кировского завода в Ленинграде создать опытно-конструкторские бюро для разработки оборудования, производящего обогащённый уран-235 методом газовой диффузии;

– начать строительство на Среднем Урале (около посёлка Верх-Нейвинский) диффузионного завода для получения чистого ядерно-активного урана-235;

– создать лаборатории для работ тяжеловодных реакторов на природном уране;

– приступить к строительству на Южном Урале первого в стране предприятия по производству плутония-239.

Отдельным пунктом в решении правительства было указано, что в состав предприятия на Южном Урале должны входить три завода:

Завод «А» с уран-графитовым реактором на естественном (природном) уране;

Завод «Б» с радиохимическим оборудованием по выделению ядерно-активного плутония-239 из облучённого в реакторе природного урана;

Завод «В» с химико-металлургическим производством для получения особо чистого металлического плутония.

Нельзя не отметить начало строительства (апрель 1946 г.) первого советского ядерного центра, известного под кодовым названием «Арзамас-16». По предложению наркома Б.Л. Ванникова был выбран посёлок Саров. Известный учёный-физик Ю.Б. Харитон потом рассказывал своим друзьям: «Я лично облетел на самолёте и осмотрел площадки для размещения секретного объекта, и местоположение Сарова мне понравилось: достаточно безлюдный район, имеется инфраструктура (железная дорога, заводы, промышленные предприятия) и, главное, не очень далеко от Москвы».

В этом центре работали десятки лучших учёных-физиков страны и тысячи прекрасных научных сотрудников и конструкторов, которые внесли огромный вклад в создание советского ядерного и термоядерного оружия.

Несколько раньше по времени (лето 1945года) на Южном Урале в районе расположения старинных уральских городов Кыштым и Касли (Челябинская область) было начато строительство первого в СССР предприятия по наработке плутония в военных целях.

В октябре 1945 года правительственная комиссия признала целесообразным «размещение первого промышленного реактора на берегу озера Кызыл-Таш, а жилого массива – на полуострове на южном берегу озера Иртяш». Позже промышленное предприятие стало производственным объединением «Маяк», а секретный город получил наименование Челябинска-40, жители которого чаще всего называли его «Сороковка». В 1994 году его переименовали в Озёрск.

Следует особо отметить, что в этом красивом городке жизнь кипела бурно: в производственном объединении «Маяк» всё было подчинено решению государственных задач, связанных с ядерной безопасностью страны. При этом были созданы прекрасные условия не только для работы, но и для повседневной жизни и отдыха.

Челябинск-40 вошёл в историю как комбинат, где была изготовлена основная деталь атомной бомбы – так называемый плутониевый шар. С этим связана одна легенда, о которой потом рассказывал учёный-физик А.П. Александров, друг и соратник Игоря Курчатова по их совместной работе в начале Великой Отечественной войны.

– Мы опаздывали по срокам с созданием плутониевого шара с нужной критической массой, – с грустью говорил Анатолий Петрович своим друзьям в приватной беседе. – Приходилось работать днём и ночью. Однажды поздно вечером, когда я вручную наносил на шар защитную плёнку, в мою лабораторию вошли два полковника НКВД. Они спросили, что я делаю, и поверили, что это шар плутониевый только после моих слов: «Попробуйте, шар тёплый, поскольку в нём происходит слабая реакция деления ядер». По их словам, якобы их высокий начальник, Лаврентий Берия, решил этот шарик показать товарищу Сталину и таким образом убедить Верховного в том, что атомная бомба практически готова.

Но это оказалось лишь легендой (байкой), ходившей в кругах НКВД. На самом деле плутониевый шар был доставлен сначала в Арзамас-16, а потом вместе с другими деталями бомбы – на Семипалатинский полигон.

Историческими фактами доказано, что советские учёные-физики создали первую атомную бомбу сами, шли к этому своим путём – недаром аббревиатуру изделия РДС они чаще всего расшифровывали «Россия делает сама». Однако надо признать, что в процессе работы над атомным проектом даже сам его руководитель Игорь Курчатов изучал документы по ядерной тематике, предоставляемые внешней разведкой. И это неспроста…

Во-первых, товарищ Сталин, решивший во что бы то ни стало «догнать и перегнать» США в области ядерного и термоядерного оружия, считал возможным использование любых методов, включая внешнюю разведку.

Во-вторых, по ряду вопросов, связанных с конструкцией атомной бомбы, знания советских атомщиков были недостаточными, а времени для изучения этих вопросов катастрофически не хватало.

Как известно, советская внешняя разведка к тому времени считалась чуть ли не самой эффективной в мире. В качестве доказательства можно привести воспоминания начальника группы «С», созданной НКВД в 1944 году для координации работы разведки в сфере ядерных вооружений, Павла Судоплатова: «Уже через 12 дней после окончания сборки первой атомной бомбы в США описание её устройства было получено в Москве».