Помимо всей этой огромной работы по чтению, просмотру советской прессы, переводу, написанию статей, составлению обзоров, которую Юлия Данзас делает для «Russie et chrétienté», она участвует также и в экуменических встречах. В октябре 1935 г. ее отправляют в Страсбург для участия в конференциях по единению Церквей; в 1939‑м она принимает участие в «русской неделе», организованной в Англии, в Кембридже, отцом иезуитом Джоном Райдером. Она встречается там с отцом Полем Майё, который позже напишет книгу об экзархе Леониде Фёдорове, и с отцом Дмитрием Кузьминым-Караваевым (1886–1959, Рим) – бывшим большевиком, изгнанным из России в 1922‑м после перехода в католичество в 1920 г., первым мужем поэтессы Елизаветы Пиленко – будущей «матери Марии» (Скобцовой), православной монахини, творившей дела милосердия, участвовавшей в Сопротивлении, погибшей в газовой камере в Равенсбрюке и канонизированной Константинопольским патриархатом в 2004 году. Отец Дмитрий заметил в Юлии все тот же монархический патриотизм, абсолютное отрицание большевизма, романтическую верность императрице Александре Федоровне[56].
Вклад во «Всеобщую историю религий»
Юлию попросили также написать главы о Восточной и Русской церквях для третьего и последнего тома «Всеобщей истории религий» под редакцией Максима Горса и Рауля Мортье, вышедшей в издательстве «A. Quillet» после войны, в 1947 году. Среди прочих в этом проекте участвовали А.‑Ш. Пуэш (мандеизм, манихейство) и кардинал Э. Тиссеран, который закажет Юлии Данзас в Риме труд по апологетике. Две статьи Юлии занимают 120 страниц и иллюстрированы прекрасными черно-белыми фотографиями, подобранными, наверное, уже издателем. Работа над ними шла, по всей видимости, в 1936–1937 гг., так как последняя, неизданная, глава датирована апрелем 1937 года. Перед своим отъездом в Рим Юлия потребовала у издателя оплату остатка своих авторских прав[57]. И получила ответ, что в связи с «обстоятельствами» появление книги в печати «откладывается на гораздо более поздний срок» «и что все наши авторы, которые находятся точно в таком же положении, как и вы, получат плату за свой труд только тогда, когда книга выйдет»[58]. Юлия оставила отцу Дюмону доверенность (датированную 20 ноября 1939 г.) на получение «задолженных гонораров» за свои статьи[59].
В доминиканском архиве Сошуара (фонд «Истина») сохранились рукописи этих текстов Юлии Данзас, написанных с незначительным числом исправлений, словно на одном дыхании. Между двумя этими статьями там можно найти еще один текст, «Дополнение», о почитании Богородицы в России, который издатель не принял к публикации (мы его публикуем во второй части этой книги).
Юлия Данзас опирается здесь на отлично составленную библиографию трудов на французском, русском и немецком языках: по истории древней Церкви, в том числе и на труды аббата Дюшена, с которым она лично была знакома, по истории Соборов, Византии, истории патристики и на тексты отцов Церкви, богословские сочинения.
В статье о «Восточной Церкви» Юлия ставит себе задачу определить причины и этапы мировоззренческих различий между Востоком и Западом и зарождения религиозного национализма. Статья делится на две большие части: «Восточная Церковь в эпоху великих Соборов», «Византийская Церковь с момента раскола и до наших дней».
В первую часть вошли следующие главы: «Становление Византийской Церкви», «Восточное наследие Рима», «Апогей „Второго Рима“», «Византия и ислам», «Восток и Запад».
Юлия начинает изложение событий с Никейского собора, созванного Константином в 325 году. Она подчеркивает, что речь еще идет о единой Церкви и что соборное утверждение единого Бога было «направлено против языческого политеизма, но заодно и против гностических идей о последовательности божественных эманаций, которые в целом составили бы полноту Бога, а также против гностической идеи различия между Божественным Абсолютом и Творцом мира, считающимся всего лишь меньшим божеством. Именно против такой разновидности метафизической мифологии и восстает теперь чистое и простое исповедание единого Бога-Отца, Творца, и Его единосущного Сына». Читатель видит, насколько теперь Юлия Данзас далека от гностической «метафизической мифологии».
По поводу споров об арианстве, отрицавшем божественную природу Христа (или у полуарианцев – единство природы Отца и Сына), Юлия Данзас предлагает «отметить, что в этом первоначальном конфликте менталитетов Восток вовсе не был, как это часто пытаются преподнести, хранителем христианской мистики, противостоящей западному рационализму: совсем наоборот, именно арианство, столь полюбившееся Востоку, оказалось попыткой рационализма, тогда как Александрийская школа (Св. Афанасий, епископ Александрийский), поддержанная авторитетом Рима, настаивала на мистической глубине божественного, недоступной человеческому пониманию».
Константинопольский собор 381 г. (Второй Вселенский собор, хотя Западная церковь и не была на нем представлена) ознаменовал конец борьбы с арианством. Но, провозгласив (в третьем правиле Собора), что «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе, потому что град оный есть новый Рим», «впервые в истории христианства епископская кафедра стала связывать с политическими мотивами собственный авторитет, до сих пор признававшийся за древними кафедрами апостольского происхождения» – Антиохией, Александрией. Собор 381 г. можно считать «актом рождения Византийской церкви».
В завоевании Рима варварами в 410 г. Константинополь увидел признание «избрания» себя как наследника Рима: «Именно эта идея земной империи, христианской, освященной, но не отрешенной от славы римских орлов, и стала той мечтой, за которой теперь веками неустанно гнались на берегах Босфора».
«Различие мировоззрений» (которому Данзас придает решающее значение) усилилось с латинизацией Рима, оторванного отныне от своих эллинистических корней, а также с августинизмом: «Наболевшие вопросы свободы и благодати, вопрос об отношении человеческой души со своим Творцом – таковы были проблемы, над решением которых билось западное христианство, тогда как греческая мысль продолжала растрачивать себя на споры о божественной сущности».
«Религиозный национализм», родившись в Византии, усилится под влиянием арабских завоеваний. Но
«пренебрежительное отношение Нового Рима к варварскому Западу будет лишь усилено во множество раз. […] Его собственной мечтой стало заменить собою Рим. Сейчас, когда исторические события навсегда развеяли эти иллюзии, византийская гордыня приняла другой облик и стала пытаться подчеркнуть, что восточное христианство – это особый мир, высокомерно независимый от мира западного, которого тот так и не смог покорить. Было легко подпитывать эти чувства напоминанием о восточных и эллинистических корнях христианства. Так создавалось мировоззрение, по которому латинская Церковь была лишь ветвью, оторвавшейся от христианского ствола».
Вторая часть, «Византийская церковь с момента раскола и до наших дней», делится на главы: «После раскола», «Попытки объединения», «Конец Второго Рима», «Греческая церковь и Реформация», «Греческая церковь и современность».
Юлия Данзас датирует подлинный раскол между православным Востоком и латинским Западом с четвертого крестового похода. Взятие и разграбление Константинополя крестоносцами (1204), несмотря на запрет, наложенный папой Иннокентием III, нанесло «непоправимый» урон:
«Никогда отныне ни Константинополь, ни православный Восток не смогут забыть это страшное надругательство над столицей, которая девять веков считалась священной. Чувство, которое греки стали питать после этого к латинянам, было тем самым, которое римляне V века питали к варварам, разграбившим Рим. Подлинный разрыв между христианскими Востоком и Западом датируется именно этим роковым 1204 годом, в котором Константинополь был взят крестоносцами».
