Первый документ, который я взял в руки, раскрыв старый чемодан, была справка, заверенная неразборчивой подписью нотариуса о том, что все его содержимое принадлежало покойной Юлии Данзас. Затем внимание привлекла папка с машинописным текстом на французском языке «Lettres nocturnes», при внимательном изучении под этим титулом оказались пять автобиографических религиозно-философских эссе, написанных Юлией в одиночной камере иркутского политизолятора «Лак»[18] и там же уничтоженных автором, дабы они не попали в руки тюремщиков при обыске. В Риме в 1939–1940 гг. она восстановила их по памяти, но не успела опубликовать. Я сразу понял, что должен перевести на русский эти эссе христианской исповедницы. Сталкиваясь в процессе перевода с трудностями лексического и стилистического характера, я часто обращался к интернету и случайно нашел ссылку на недавно вышедшую французскую монографию профессора Мишеля Никё о Юлии Данзас, перевод которой сейчас перед нами; немедленно заказал эту книгу и вскоре получил. Быстро найдя адрес автора, я написал ему о чудесной находке архива и сразу же получил предложение поместить свой перевод «Ночных писем» в корпус его монографии, издающейся в Москве по-русски.

Я поразился, с какой стоической мудростью и глубиной описывает Юлия свой жизненный путь исповедницы Истины. На память пришли строки известной песни на слова Александра Солодовникова (1893–1974), не дожившего до публикации своих стихов (привожу в сокращении):

Нельзя оставить в стороне реакцию православной русской эмиграции на плоды религиозно-философского творчества русской католички. За пределами немногочисленных русских католических общин она была окружена стеной непонимания и неприятия даже в среде Парижской школы, объединившей лучших религиозных философов XX века вокруг Богословского института св. Сергия и издаваемого Н. Бердяевым журнала «Путь». В обретенном римском архиве Юлии есть единственный рукописный документ – фрагмент письма Ю. Данзас (вырезан ножницами из утраченного текста) переводчику своей статьи на итальянский[19]:

Дружески принимая сестру Иустину-Екатерину (Данзас) в своем доме в Кламаре, под Парижем, Николай Бердяев высоко оценил ее богословскую эрудицию и дерзновение, но не протянул руку поддержки в ее проекте сближения православных и католиков в противостоянии марксистскому безбожию и гитлеровскому нацизму. Однако Бердяев верил в некую глубинную народную духовность, сконструированную членами религиозно-философских обществ, выразившуюся в московском православии, которое «тянется из века в век к какому-то странному, самозатменному величию, подстегивая, а то и конструируя себя невежеством, серостью, воспламеняясь в жутком промежутке между верой и психозом истинности»[23].

Бердяев усмотрел в книгах Юлии Николаевны «неприятный тон высокомерного презрения. Слишком часто в петровский период таково было отношение русских бар, приобщившихся к западной цивилизации, к русскому народу. Укорененная в католичестве, г-жа Данзас обладает большой самоуверенностью, успокоенностью и благополучием. Этого нет у самих западных католиков, которые, несмотря на оптимизм официальной томистской теологии, принуждены чувствовать трагизм положения и не могут уже пребывать в покое»[24]. Какое трагическое непонимание души женщины, «все существо которой до последнего вздоха было пронизано непримиримостью с тем, что творится в России. Она углубленно изучала церковную историю, стремясь в ней найти объяснение безумной податливости русской души насилию, ее поразительной подверженности автократии и непризнанию достоинства личности»[25].

Двух монахинь – Иустину-Екатерину Данзас и Марию Скобцову – по праву можно назвать совестью России.

Было ли русское православие изначально, по самой сути своей, религией, связанной с национальным чувством, или же это всего лишь проекция «современных теорий, ретроспективно приспособившихся к прошлому» – славянофильства XIX века, прогрессировавшего затем в сторону расового национализма? Юлия Данзас отвергает широко распространенное представление о «сущностной связи между Россией и ее Церковью» и о «существенной разнице между русским религиозным мировоззрением и религиозным мировоззрением латинского мира». Если принять во внимание, что в наше время такое противопоставление религиозного пути России Западу стало в самой России общепринятым дискурсом, статья Юлии Данзас окажется фундаментальной для понимания, что речь здесь, по ее мнению, идет всего лишь об интеллектуальной конструкции, возникшей на месте первоначального идеала христианского всемирного государства, в которой утрачено различие между нацией и государством: «В России, как и везде – и даже более, чем везде, – не нация создала государство, а государство породило национальное сознание», и лишь в той мере, в какой государство у истоков своих было христианским, и мог развиться религиозный патриотизм:“Ты русский, потому что ты христианин, став христианином, ты становишься русским“». Критика филетизма (организации Церкви на основании этнической принадлежности), как и славянофильства (частично ответственного «за смешение в русском самосознании идеи нации и идеи государства»), положения которого выльются затем в «бездуховный расизм», «показывает, к чему приводит ложная и оторвавшаяся от своих корней идеология», критика эта особенно актуальна сегодня и показывает, кроме всего прочего, насколько Юлия Данзас была восприимчива к истории идей, ускользавших от многих ее современников, несмотря на исторический контекст нацизма и национал-большевизма.

Статья Юлии Данзас помогает понять роль православия в современной России – «феномен ревнивой привязанности и нерушимой верности Русской Церкви, часто сопровождающийся почти полным равнодушием к ее богословскому вероучению – и особенно к ее заповедям нравственной дисциплины». Деконструкция мифов при помощи подлинной истории идей стала для Юлии Данзас способом вернуться к общему христианскому идеалу, тому, к которому так стремился Владимир Соловьёв, но также и Сергий Булгаков в тексте 1923 г. (опубликованном только в 1991 г.), который очень созвучен данной статье [1] . Точка зрения Юлии Данзас может сегодня показаться слишком «унионистской» и недостаточно экуменической, но в свое время именно она предприняла немало усилий для того, чтобы высвободить православие из множества католических предрассудков о нем. Приведем здесь заключительный фрагмент ее книги «Религиозный путь русского самосознания»: