— Играйте в свои «игры патриотов», ублюдки! — крикнул им вслед Питер, и добавил потише:

— Быть может, впоследствии вы и победите, но беда в том, что впоследствии все умирают.

— Тонко подмечено, мой принц. Но это все равно, что собраться в путь и передумать из-за того, что впоследствии все равно вернешься домой.

— Никому не избежать смерти, Анлодда!

— Но пока мы живы, можно совершить замечательное путешествие. Питер нахмурился.

— Не забыла ли ты о данной мне клятве? Что-то ты расчувствовалась, а?

Анлодда смотрела на город — гораздо спокойнее, чем тогда, когда все они поняли, что Харлек захвачен. Ветер раздувал ее рыжие волосы, пряди закрывали лоб, глаза, из-за чего голова Анлодды стала похожей на горящее дерево.

— Моя душа выздоровела, Ланселот. Я думала, что она оторвалась от меня, что ее у меня отняли, как отнимают ребенка от материнской груди. Но теперь я знаю, что такое невозможно. Душа моя никогда не покинет меня, так же, как моя тень. Я больше не страшусь правды, Ланс, даже правды о себе самой. Думаю, именно это мне всегда советовал Меровий.

Она посмотрела Питеру прямо в глаза, и пламя страсти вновь охватило его.

«Она повзрослела. Она больше не маленькая девочка». Питер улыбнулся, заметив, что Анлодда сократила его имя. «Почему бы и нет? Ведь она принцесса, как-никак. Все они тут принцы или принцессы. По крайней мере она считает себя принцессой, а я нисколько не против».

Внезапно красота Анлодды поразила Питера почти с такой же силой, как прежде — красота Гвинифры. «Обе они понимают, что хороши собой, вот в чем дело. А я все еще ищу зеркало».

— Кстати, насчет Меровия, — проговорил Корс Кант и указал в сторону пристаней. Питер вздрогнул. Он, оказывается, напрочь забыл о том, что они с Анлоддой на стене не одни.

Два корабля весело пылали на ветру, а третий быстро уходил к югу. На горизонте показалось четвертое судно — вражеская галера, явно стремившаяся отрезать путь кораблю.

— Боги! — прошептала Анлодда. — Не там ли король?

— Я бы не сомневался, — отозвался Корс Кант. Он прищурился и запрокинул голову. — Гляньте на удирающую трирему. На ней цвета Меровия.

— Чтоб я помер! — рявкнул брат Кея, но теперь и Питер разглядел серебряно-белый флаг — наверняка то был разорванный плащ Меровия, поднятый на мачту.

— Вперед! — скомандовал Питер и подтолкнул Корса Канта к краю стены. — Всем спрыгивать на землю. Да поживее, если мы хотим убраться из этого пекла!

«Он не может быть Питером, — думал Марк Бланделл, глядя на короля Меровия. — Он слишком явно принадлежит этому миру. Здесь его хорошо знают, от этого никуда не деться».

Римская трирема качнулась, черпнула кормой воды и боком налетела на следующую волну. Марк упал на колени. Большинство изнемогающих в сражении воинов лежали на палубе ничком и пытались ухватиться за что угодно — за мачту, поручень, канат. Матросы носились по палубе босиком, нигде не задерживаясь надолго, и, видимо, поэтому не теряли равновесия. Капитан Нав то и дело выкрикивал зычным голосом команды — привыкал управлять новым для него судном.

На носу стоял Меровий, завернувшись в плащ, и следил за приближением ютской галеры. Гребцов у ютов было больше, и потому они выигрывали в скорости. Через несколько минут должна была состояться неизбежная встреча.

Король стоял, вытянувшись во весь рост, — мрачный, словно Зигфрид. На губах его застыла едва заметная сардоническая усмешка. Марк поежился, но отвернуться не смог. Меровий казался ему выше ростом и холоднее камня.

Ледяной ветер трепал паруса. Они ускользали из рук матросов, пытавшихся расправить их, как положено. Трирема снова замедлила ход. Горько-соленые волны хлестали через борт.

Марк нахлебался воды, закашлялся и еще крепче уцепился за какую-то палубную надстройку.

— Скорее, — произнес Меровий негромко, но голос его перекрыл шум волн и скрип такелажа. — Скорее.

Капитан что-то прокричал, но ветер заглушил его слова. Впрочем, команда и так знала, что делать. Часть матросов сгрудилась возле руля, гребцы налегли на весла, и вскоре судно лучше развернулось по ветру. Паруса среагировали на это подобно крыльям аэроплана, и «Святая кровь» (именно так было заново названо судно) помчалась вперед.

Но юты не отставали. Парусов на их корабле было больше и гребцов достаточно. И это притом, что ютские гребцы не добирались до судна вплавь четверть мили, не сражались на берегу.

Вражеский корабль был уже так близок, что можно было разглядеть воинов на палубе. Того и гляди они могли открыть пальбу по «Святой крови».

Меровий протянул руку и легко коснулся рукава капитана Нава. Капитан наклонился к Меровию, тот что-то прошептал ему. Когда Нав выпрямился, лицо его было белее снега. Он сглотнул подступивший к горлу ком и сказал:

— Слушаюсь, господин.

— Но не сейчас, — уточнил король. Он поднял руку — так, словно в следующий миг был готов махнуть флажком наподобие стартера.

Матросы застыли по местам в ожидании приказа. Пока молчал капитан Нав, никто не имел права и пальцем пошевелить. Юты приближались под углом в сорок градусов.

Первое ядро, пущенное из ютской катапульты, пролетело мимо, не задев носа «Святой крови», но ютский артиллерист был из тех, кто умеет учиться на собственных ошибках. Следующим выстрелом он угодил в верхний парус и частично повредил мачту. Будь выстрел поточнее, грот-мачта рухнула бы, и тогда «Святая кровь» потеряла бы ход в одно мгновение.

Меровий, не спуская глаз с ютов, поднял руку еще выше. Опустил голову, уставился себе под ноги.., и решительно опустил руку.

— Повернуть против ветра! — проорал капитан Нав. Кормчие развернули рулевое весло влево, а корабль крутануло вправо.

— Теперь гребите во всю мочь, подонки! — распорядился Нав.

Если бы ютский капитан удержал прежний курс или развернул судно противоположным бортом к «Святой крови», то корабли неминуемо разошлись бы в разные стороны, и к тому времени, когда ютская галера повернула бы на сто восемьдесят градусов, «Святая кровь» была бы от нее уже на расстоянии мили, не меньше.

Но если бы капитан ютов слишком резко развернулся против ветра, его тяжелая галера перевернулась бы вверх дном.

Единственное, что ему оставалось, — это совершить плавный, широкий разворот против ветра и надеяться, что при этом он окажется прямо перед «Святой кровью».

Однако при таком положении дел и мгновения играли немаловажную роль.

Ютский капитан соображал неплохо. На маневр бриттов он отреагировал почти мгновенно. И все же где было его гигантской галере сравниться в маневренности с маленькой легкой триремой!

А «Святая кровь» была легкой, ее лавирование было продумано, а команда доведена до отчаяния и движима отчаянием. Марку хотелось закрыть глаза, но какая-то сила заставляла его смотреть на происходящее.

Суда снова мчались наперерез друг дружке, но теперь атакующее положение занимала «Святая кровь».

— Ну, живее! — подгонял гребцов капитан Нав. — Еще чуть-чуть, еще поднажмите.., вот так!

«Святая кровь» взлетела на гребень волны, подпрыгнула, упала в котловину, взлетела на новую волну и содрогнулась. Обитый металлом острый таран, словно в масло, вошел в корму ютской галеры.

Трирему сильно качнуло против ветра, палубу залило волной. От удара многих вышвырнуло за борт, в бушующее море. Марк стиснул зубы. Ему стало дурно от жуткого скрежета металла и треска ломающегося дерева. Руки его не выдержали, отцепились и его покатило по палубе, словно бильярдный шар.

Марк ударился о грот-мачту, обхватил ее и удержался на палубе. В ушах у него все еще звенело, но в глазах мало-помалу прояснялось.

«Святая кровь» и ютская галера наконец распрощались. Что поразительно — трирема почти не пострадала, нанеся при этом ютскому кораблю ощутимые повреждения.

Да, ютам повезло куда меньше. Корму их судна словно ножом срезало. Судно сильно накренилось. Марк с восторгом и ужасом наблюдал за тем, как галера издала предсмертный стон, легла набок и медленно перевернулась вверх дном.