— Не знаю. Я просто подумал, что так будет лучше. Отдали же на съедение Посейдону спутников Одиссея за то, что они украли и съели быков Гелиоса. Артусу бы такое понравилось, это.., ну, это настоящая классика.

Юноша опустил глаза и принялся отрывать от камня маленькие ракушки и швырять их в воду.

— Смутился ты, как я погляжу, — усмехнулся Питер. — Никогда, небось, не видел раньше, как людей убивают?

Корс Кант был бледнее обычного и едва заметно дрожал. Подобные симптомы Питер много раз наблюдал у множества новобранцев после первого боя. «Пусть болтает, не давай ему замолкать. Шок лучше выговорить, в него нельзя погружаться».

Корс Кант исподтишка глянул на сикамбрийца.

— Ты же знаешь, сам видел, — сказал он негромко. — Моих отца, мать, сестру, тетку и дядю убили. Разве ты не помнишь, как саксы напали на Лондиниум? Ты же командовал войском, которое отбило их. — Голос у него стал грубее, старше. — Государь, прости меня за мой вопрос, но.., кто ты такой?

Питер почувствовал, что краснеет, нервы болезненно напряглись. «Он все знает!» Во рту пересохло, но все же он решил сблефовать. В конце концов Корс Кант ни в чем не мог быть уверен на все сто.

— Я-то знаю, кто я такой. Ланселот из Лангедока. А вот ты кто — еще вопрос.

Правильно, пригвоздить его к этому камню. Убить, пока не проговорился. Рука Ланселота скользнула к рукояти топора, отстегнула от пояса. Он потянул к себе оружие, готовый прикончить зловредного певца. Вдруг Питер окаменел, поняв, что рукоять топора сжимает не кто иной, как Ланселот!

«Господи Боже, что же я творю?» Сделав вид, что вовсе не собирался хвататься за топор, Питер поднял руку, провел ладонью по нагруднику, нашел завязку, как бы подтянул ее. «Вот ведь что странно, — удивился он, — я ведь собирался спросить у парня: „А ты кто такой?“ Заметил ли Корс Кант угрозу? Во всяком случае, юноша неловко заерзал на камне, сглотнул подступивший к горлу ком и уставился на море.

Питер до боли прикусил губу и мысленно загнал Ланселота куда поглубже. Сикамбриец рванулся на волю изо всех сил — так морская глубина давит на крышку люка подводной лодки. «В конце концов он прорвется, — в отчаянии думал Питер. — Это всего лишь дело времени. Дело времени — и ты получишь невинную жертву».

Корс Кант негромко заговорил. Питер не сразу догадался, что бард отвечает на заданный им вопрос. Вернее, даже на два вопроса — прозвучавший и не заданный.

— Она — сердце мое, а я всего лишь чаша, что проливает ложь.

— Ложь? Ты хотел сказать — стихи там, песни и всякое такое?

— Ну да. Прости, государь. Стихи и песни. «Вот оно как… Он знает, что я знаю, что он знает. Но ни он, ни я не в состоянии сказать об этом вслух».

— Нас предали, — сказал Корс Кант.

— Это кто говорит?

— Прин… Анлодда так сказала.

— Похоже, она права. Я видел: ты ночью по палубе бродил. Заметил что-нибудь подозрительное?

— Я видел… — Бард резко оборвал себя, он словно напоролся на невидимую стену и пытался прорваться сквозь нее. Он поднял руки, вытер глаза. — Будь проклят мой язык!

— Корс Кант, кого ты видел, говори!

— Я видел.., одного человека, но дал слово чести молчать. «О Господи, только не это! Опять он за свое! Странное у этого парня понятие о чести!» Казалось, будто нутро у Корса Канта девственно-чистое, белоснежное, а снаружи он весь перепачкан свиным дерьмом.

— Ты лучше забудь-ка про свою честь и развяжи язык. Если только не хочешь угодить под суд.

— Разве ты хочешь превратить меня в клятвопреступника? — с выпученными глазами вопросил Корс Кант. — Я уже как-то раз выдал тебе тайну Dux Bellorum, потому что дал слово. Тогда ты был доволен! — Он спрятал лицо в ладонях. «Три клятвы в день, — и ты предатель!» Питер свирепо оглянулся через плечо, постарался успокоиться. Позади, на каменистом берегу уцелевшие воины уложили раненых. Их прикрывали воины Меровия. Другие бритты постепенно смыкали кольцо вокруг сикамбрийцев.

Сам же король стоял посередине этих концентрических кругов. Затем он опустился на колени, и Питер перестал видеть его. Обернувшись, Питер увидел окаменевшее лицо Корса Канта.

«Он все скажет. Он просто мальчишка, он не сможет долго хранить молчание. Нужно только переждать, и я сломлю его кельтское упрямство». Питер решил поработать психологом.

— Ладно, молчи, — небрежно проговорил он. — Знать ничего не желаю, — Не желаешь? — недоверчиво переспросил бард.

— Да, не желаю. На что мне это все сдалось? Храни свою тайну. А в следующий раз твой изменник предаст Анлодду. С твоей помощью.

Парень зарделся. Крепко сжал губы, словно боялся, что с них сорвут нужные Ланселоту слова. «Совсем как сержант Конрой, Мак-Доннелл, О'Коннер, ну почему я никак не могу вспомнить его фамилию?» — Ланселот! — послышался позади них окрик Кея. — Тут я кое-что нашел среди обломков корабля. Думаю, тебе будет интересно.

Питер встал и пошел, увязая в мокром песке, к кромке воды. Призадумавшийся Корс Кант остался один.

— Что ты там нашел? — спросил Питер. Кей наклонился поближе. Он был весь мокрый, в сапоги Питера с его одежды капала вода.

— Ты только погляди, что уцелело — ни в огне не сгорела, ни о камни не разбилась, и в море не утонула! И он вытащил из-под плаща бутылку, ту самую.

— Клянусь, я ее из Камланна не забирал. — Питер так уставился на бутылку, словно у той вот-вот могли вырасти крылья, и она запорхала бы над берегом.

— Это точно, — кивнул Кей и заговорщицки подмигнул. — Она непонятно как угодила в корзину с мусором в пиршественном зале, а я ее увидел и прихватил с собой. — Кей зловеще осклабился. Судя по всему, он понимал, что бутылка угодила в корзину с мусором по вполне понятной причине. — Ты представь только! Когда мы будем праздновать победу в Харлеке, нам будет что поднести этому проклятому Длинноволосому Королю! Ну, а ты ведь не упустишь случая выказать свою верность Британии и старым добрым временам.., легат.

В устах Кея титул Ланселота — римский титул командира легиона — звучал чуть ли не обвинением в преступлении.

Тут внимание Питера отвлек чей-то громкий крик. Толпа возле раненых быстро расступилась. Воины пятились. Сикамбрийцы упали на колени, прижались лбами к земле.

Один из раненых лежал не шевелясь. Он явно умер. Другой лежал на боку, тяжело, прерывисто дыша. «Этот умрет через пять минут», — понял Питер.

Третий приподнялся и медленно сел. Его било в агонии, но он был еще жив. Он просунул руку под кожаную кирасу, сбросил ее и уставился на текущую по груди кровь.

Меровий встал. Его длинные черные кудри были заплетены в косу.

— Его раны не так тяжелы, как мы того опасались, — заключил он и возложил руку на голову раненого. Тот встал, покачиваясь, словно боксер после нокдауна.

Меровий повел его к прибрежному камню, поддерживая плечом. Кей присвистнул и щелкнул языком.

— Фортуна улыбается нам, — вырвалось у Питера.

— В задницу Фортуну, — фыркнул Кей. — Этого сукиного сына копьем прокололи. Насквозь, ты понимаешь, насквозь! А теперь, вишь ты, «его раны не так опасны, как мы того боялись».

Питер резко обернулся к Кею.

— И что же, ты думаешь, он сделал? Пожелал, чтобы его раны затянулись? Ты что несешь, Кей? Кей пожал плечами.

— Может, нам стоит сейчас угостить Меровия винцом? Пока этот мерзавец кого-нибудь из мертвых не воскресил.

Не сказав больше ни слова, сенешаль ушел в сторону, мимо камней, по пути сунув бутылку в найденный на острове судна дорожный мешок.

Я прыгала по песку туда и сюда, и песок казался мне мириадами острых игл — а что, в этом был смысл, ведь я теперь вышивальщица. Я видела, что Этот Мальчишка разговаривает с Ланселотом, и так волновалась, что готова была подойти и встать рядом с ними, хотя они могли разговаривать и обо мне.

Но что же мне делать, если Этот Мальчишка выдаст меня при первой возможности, — а было похоже на то, что он как раз этим и занимался. Выбор у меня вряд ли будет велик, как только принц проведает про то, что это я стала причиной неудачи нашего внезапного нападения. Он прикажет килевать меня на берегу, прямо здесь на песке — ну, понимаете, что я хочу сказать.