Они перебегали из тени в тень, прячась за шатрами, избегая встречи со случайными прохожими. Дозорных бояться не приходилось: как только они замечали Ланселота и Мирддина, они тут же давали им дорогу. В конце концов, немного не дойдя до высоченного командирского шатра Артуса, Питер и старый чародей залегли в тумане, скрытые ночными тенями и густым кустарником.

Питер Смит и чародей Мирддин лежали на земле молча. Один раз Мирддин начал было что-то шептать, но Питер одарил его таким свирепым взглядом, что старик тут же отполз в сторону и замолчал.

Время тянулось мучительно медленно. Судя по внутреннему хронометру Питера, вот-вот должно было рассвести, но затянутое тучами, низко нависшее небо не становилось светлее, чем в полночь. Питер ждал восхода, надеясь, что тогда развиднеется, но общая видимость осталась нулевой и тогда, когда по всем расчетам Смита, солнце уже взошло.

Что-то шевельнулось в тумане. Питер облизнул пересохшие губы. Он затаился и ждал, словно волк; выслеживающий зайца.

Наконец Питер разглядел какого-то человека, невероятно медленно приближавшегося к шатру Артуса.

Человек шел, выпрямившись во весь рост, но при этом старался держаться в тени — точно так же, как до того Питер с Мирддином. «О Боже!» — мысленно воскликнул Питер. У него противно засосало под ложечкой. Он узнал силуэт этого человека. К шатру приближался тот самый, кого Питер видел ночью в покоях Dux Bellorum.

Анлодда вернулась, чтобы завершить работу — лживая принцесса все-таки явилась, чтобы убить Артуса.

Питер чуть было гневно не окликнул девушку, чуть не вскочил, хотя понимал, что поступи он так, в его действиях было бы желание удержать Анлодду от убийства.

Но тут злодей оглянулся через плечо и шагнул на открытое пространство. Свет фонаря, озарявший окрестности шатра Артуса, выхватил из тумана лицо злоумышленника: то был Медраут.

«Жаль, что это он, — подумал Питер. — Но хвала Иисусу и Богородице за то, что это не Анлодда».

Мирддин нервно коснулся плеча Питера и указал на Медраута, что в общем-то было совершенно не нужно. Питер молчал. Пока Медраут приближался к шатру, Смит заметил, что за юношей кто-то крадется. Оказалось, что это гвардеец из преторианской гвардии. Стало быть, личная охрана Артуса заметила Медраута.

Вскоре пятеро гвардейцев окружили юношу, но узнав его, препроводили ко входу в шатер. Один из стражников вошел внутрь, и почти тут же вышел обратно. Гвардейцы откинули полотнище на входе и пропустили Медраута в шатер.

— Пора, — сказал Питер. — Представление началось. Завидев Питера, гвардейцы вытянулись по струнке и отсалютовали ему. Питер ответил на приветствие и шагнул ко входу в шатер.

— Гм.., государь… — неуверенно проговорил один из стражников. — Dux Bellorum просил, чтобы его не беспокоили.

— А теперь побеспокойся о том, чтобы не беспокоили нас, — распорядился Питер тоном, не допускающим возражений.

— Но у него там сейчас этот парень. Тот, который.., ну, в общем, ты знаешь, о ком я говорю, государь.

— Медраут здесь? Вот и прекрасно, не придется за ним посылать. Вернись на свой пост, легионер.

Явно сомневаясь в том, правильно ли поступает, слушаясь Ланселота, гвардеец из команды Какамври посторонился и пропустил главнокомандующего войска Артуса в шатер.

Следом за Питером туда же скользнул Мирддин. Питер быстро пересек «прихожую» и нашел дверь, ведущую в «штаб». Оттуда доносились голоса Артуса и Медраута. Питер отыскал щелочку и заглянул в нее.

— Гвинифра здесь, в лагере? — удивленно спросил Медраут.

Артус кивнул.

— Я сам предложил ей поехать с обозом на следующий день после нашего выступления. Они прибыли вчера, через некоторое время после того, как мы встали лагерем. Предстоит самое славное сражение в моей жизни, и мне бы хотелось, чтобы в этот день со мной рядом были моя супруга.., и мой сын.

Медраут озадаченно смотрел на Артуса.

— Да, ты не ослышался, — кивнул Артус. — Как только мы сломаем хребет королю Грюндалю и изгоним ютов с наших северных земель, я наконец объявлю о том, что признаю тебя своим сыном и наследником, как мне следовало поступить много лет назад, мальчик мой. Пока я не могу передать тебе легионы. Это право ты должен заслужить, как заслужил в свое время я. Легионы — не моя личная собственность, и потому я не могу просто так отдать их тебе. Наверное, я мог бы просто объявить тебя следующим Dux Bellorum, но как я всегда говорю, cucullus non facit monachum. He сутана делает монаха монахом. Они не пойдут за тобой, сын мой.

Но у меня достаточно много богатств, земли, домов и вилл, и все это будет поделено между тобой и Гвинифрой, когда я умру.., и боюсь, что это произойдет очень скоро.

Артус прижал руку к груди и печально улыбнулся.

«У него жуткий цвет лица. Землисто-серый!» — ужаснулся Питер. Артус явно страдал тяжелой болезнью сердца — скорее всего, это сердечно-сосудистая недостаточность в довольно запущенной стадии. По сравнению с тем, как выглядел Артус в день выступления из Камланна, здоровье его явно ухудшилось. Когда Питер беседовал с Артусом этой ночью, он решил, что, скорее всего, все дело в тусклом освещении. Теперь же было ясно: сердце Dux Bellorum пошаливало, и притом серьезно.

Медраут смотрел на Артуса — своего биологического отца. Но разум его витал в миллионе миль вдали.., или в пятнадцати сотнях лет.

«Юноша» был испуган, он весь дрожал от волнения. «Господи, — думал Питер, — Медраут явно готовится к прыжку».

— Но пока я жив, мне еще многое нужно успеть, — сказал Dux Bellorum, — и я хочу, чтобы ты помог мне. Меровий мертв. Наверняка ты слышал об этом. Он отнял у себя жизнь в споре со своей совестью — почему, это мне не ведомо.

Однако из-за этого я, как говорится, остался на дереве, а лестницу унесли. Я обязан расширить Новую Римскую империю от Британии до Сикамбрии, а оттуда — по всей Европе, пока не померк свет, пока мои легионы не отступились от меня, пока люди не возвратились к звериному варварству и почитанию Павла.

«Бог мой, — подумал Питер, — да он пророк!» Безусловно, Питер и сам верил в то, что именно Церковь предотвратила окончательный откат человечества к варварству в Темных Веках, но, по всей вероятности, интерпретировать эти события можно было по-разному.

Речи Артуса повергли Медраута в замешательство. Он попятился, отступил в тень и оказался совсем недалеко от Питера. Дышал он хрипло, прерывисто. «Она вот-вот решится — эта сучка все-таки осуществит задуманное!» Марк был прав.

Медраут завел руку за спину, сжал в пальцах рукоятку кинжала, но почему-то растерялся. Артус ничего не заметил. Питер видел, что Dux Bellorum — на волосок от гибели.

И сразу все стало ясно. Естественно, Селли Корвин мечтала о том, чтобы «Новая Римская империя» Артуса распалась, и чтобы власть перешла в руки Церкви.., потому что Селли Корвин, или как там ее звали по-настоящему, была ревностной, фанатичной католичкой.

План Селли, начиная с первого и заканчивая сорок девятым днем, состоял в том, чтобы убить короля Артура до срока, прежде чем он выиграет свое последнее сражение и сделает Англию великой страной и великой нацией.

Так вот почему во времена Питера все исчезло, постепенно превратилось в девственный лес.., потому что Англия так и не достигла величия во времена правления легендарного короля Артура!

Мир замер в неподвижности. Артус застыл в позе оратора с вытянутой рукой, не успевшей очертить воображаемые границы земли, которой суждено будет стать прекрасной, зеленой Англией. Медраут не шевелился, сжав в руке вынутый из чехла кинжал и пряча его за спиной. Почему-то он медлил — то ли не мог, то ли не желал нанести удар.

Совсем, как принц Датский.

Питер отлично видел спину Медраута — нет, спину Селли Корвин, и у него времени на растерянность не было, и на этот раз он не чувствовал ни сомнений, ни угрызений совести.

Он резко шагнул вперед и выхватил клинок, даже не подумав прятать его. Пока ни Артус, ни Медраут его не видели.