— Думай, что говоришь, Корс Кант Эвин. Ты оскорбляешь моего супруга. — И Анлодда, гордо откинув назад голову, отстала от барда и поравнялась с королем Лири.

Они пробирались сквозь мятущуюся толпу. В лагере царила полная неразбериха. Когда легионеры не дождались Артуса, они решили, что их владыка на самом деле убит. В конце концов преторианские гвардейцы признались в том, что это правда.

Никто не понимал, как быть, и что теперь будет. Состоится ли сражение с ютами? Или будет приказано отступать? Что скажет Ланселот? Как поступит Кей?

На последние два вопроса ответы пришли быстро. Легион Ланселота прибыл в лагерь Артуса в боевом строю под командованием Хира Амрена. Легионеры потребовали освободить своего легата, но оказалось, что того никто и не собирался пленять.

Затем прибыл и Кей со своими легионами, и вскоре стало ясно, что как только найдется невесть куда подевавшийся Ланселот, Кей объединится с ним. При этом со смертью Артуса оба легиона отделялись от какой бы то ни было империи.

В конце концов пришли в движение легионы Орла и Дракона. Хотя воины Артуса и не построились к бою, числом они значительно превосходили мятежников и лучше действовали в пешем строю. Разгорелась короткая гражданская война, которую быстро погасили уважаемые легаты и младшие военачальники. Войска были разведены. Вот через какой хаос предстояло пробраться Лири, Корсу Канту и Анлодде. Девушка ехала верхом на Мериллуин, Корс Кант — на лохматом пони, а король Эйра — на упрямом осле, который, по мнению барда, как нельзя лучше ему подходил.

Ланселот из Лангедока наконец оправился после долгой болезни и избавился от демона, завладевшего его душой и телом. Теперь он рассматривал загадочные письмена на обрывках пергамента и гадал, что же это такое. Он догадывался, что записи сделаны на языке последователей апостола Павла, но смысл слов оставался ему недоступен.

Он подумывал о том, не спросить ли у Кея, что бы это могло быть такое, но, поразмыслив, решил, что делать этого не стоит: старый сенешаль хоть и был верным другом, но все же упорно отказывался верить в то, что рассказывал ему Ланселот про то, как им овладел демон. Легат боялся, как бы то, что записано на пергаменте в то время, как он был одержим бесом, не уронило его в глазах Кея.

Кей был нужен сикамбрийцу, как союзник.., по крайней мере — пока.

Но что делать с письменами? Сжечь их Ланселот не решался: мудрые женщины утверждали, будто бы демоны обретают полное могущество, если их слова швыряют в пламя. Только богам предков было известно, какие злобные заклинания могли быть записаны на клочках пергамента.

Тихий, еле слышный голос, туманные воспоминания, сохранившиеся в разуме Ланселота, упрямо твердили: «Закопай пергаменты, закопай, закопай». Пожалуй, стоило внять этим увещеваниям.

Ланселот вышел из шатра, где он сам, Кей и генерал Какамври, ранее командир преторианской гвардии, а нынче — легат личных легионов Орла и Дракона Dux Bellorum, только что завершили подписание зимнего соглашения о мире.

Ланселот неторопливо шел к шатру своего бывшего лучшего друга, своего покойного полководца, Артуса Пендрагона, некогда — Dux Bellorum, которым ему, увы, никогда более не быть.

Он смутно помнил жуткую сцену: кинжал в своей руке, чью-то кровь, обагрившую его душу. «Нет! Отбрось эти мысли! Пока вспоминать об этом опасно. Быть может, позднее».

А быть может — никогда.

Здесь, решил он. Самое подходящее место. Здесь он закопает злобные бесовские письмена.

«Запечатай их, — подсказывала память, — защити их, не дай времени их разрушить!» Ланселот поискал глазами что-нибудь годящееся для этой цели, нашел небольшую, но крепкую деревянную шкатулку, обитую железом. В шкатулке оказались планы сражений с ютами, теперь совершенно ненужные. Ланселот вытащил бумаги из шкатулки и быстро набил ее бесовскими пергаментами. Затем он закрыл шкатулку и крепко-накрепко перевязал шнурами от занавеса. На всякий случай легат скрепил шнуры хитрейшим кельтским узлом, вязать который его когда-то научил сам Артус.

Наконец Ланселот удовлетворенно кивнул. Теперь он твердо верил, что из созданной им темницы ни за что не вырваться бесовским письменам!

Он прошагал до середины шатра Артуса и выкопал кинжалом яму. Опустил туда шкатулку и забросал ее землей.

Потом он долго утаптывал землю и еще немного набросал сверху, дабы все выглядело, как раньше. Завтра или послезавтра легионеры с грустью и печалью свернут шатер Артуса, уложат на повозку и увезут прочь, и никто никогда не узнает, что здесь произошло. Время смоет воспоминания с никчемных душ бриттов.

Ланс улыбнулся, довольный проделанной работой, вышел из шатра, разыскал Эпонимуса, дал подзатыльник рабу, не удосужившемуся почистить боевого коня, и во весь опор поскакал к своему легиону.

Взошло солнце. Испарило туман, но не прогнало тучи. Поглядев на северо-запад, Корс Кант заметил вдали облако пыли.

— Юты отступают, — устало вздохнула Анлодда. — А я надеялась, что они все-таки атакуют, а потом присоединятся к остаткам войска Артуса, но — увы. Они отходят. Наверное, хотят дождаться исхода гражданской войны.

Корс Кант спешился, подошел к возлюбленной.

— Тебя это вправду заботит? — спросил он. Она прижалась к нему, дала обнять себя. Лири сделал вид, что не замечает этого. Он возился со своим ослом, поудобнее укладывал на его спину дорожные тюки.

— Больше нет, — ответила Анлодда негромко, но решительно.

— Куда мы держим путь?

— Я хочу поскорее убраться отсюда, Корс Кант. Куда угодно.

— Куда? — снова спросил бард.

— Может быть, дождешься ответа, а потом будешь задавать новые вопросы? Куда угодно, любимый. Куда угодно, где не слышали об Артусе, Ланселоте, Кее и Каэр Камланне.

— Непростой выбор, моя принцесса. Придется шагать до Африки, потом на юг Египта, а потом — в пустыню. Она снова вздохнула.

— Чудесная мечта, Корс. Но, конечно же, на самом деле мы направляемся в Эйр. Таков мой долг, любовь моя. Корс Кант сплюнул через левое плечо.

— — К черту долг!

— Не напоминай мне! — испуганно воскликнула Анлодда и вдруг просияла. — Африка… Не там ли живут слоны, про которых рассказывает Кей?, — Наверное. Если верить Кею. Они здоровенные, как дома, а носы у них похожи на змей. — Он усмехнулся. — Если такие звери на самом деле существуют, я готов съесть мою арфу.

— Арфы у тебя нет, — напомнила барду Анлодда. — И вообще я бы предпочла, чтобы ты ел что-нибудь другое. Меня, к примеру.

— Тебя? Ты о чем?

Анлодда украдкой глянула на Лири и подмигнула бывшему барду.

— Придет время, и ты поймешь. Корс Кант Эвин. И Анлодда, смеясь собственной шутке, смысл которой так и остался скрытым от юноши, повела Мериллуин вниз по склону холма на восток, подальше от ютов и бриттов.

Вот так. Моя песнь спета. Хотелось бы закончить ее словами о том, что мы с Корсом Кантом потом жили долго и счастливо во дворце Лири в Таре, но этого я пока не знаю. Пока мы едем по высоким холмам, и жесткая трава царапает мои ноги, хоть я и верхом на Мериллуин. Холмы такие высокие и крутые, что я завидую Этому Мальчишке, едущему на приземистом лохматом пони, а про то, что будет завтра, я знаю не больше того, кто едет со мной рядом — правда, рядом со мной едет дядя Лири, а уж этот про завтрашний день все знает так же хорошо, как я про вчерашний, да только помалкивает, старый мерзавец.

Я наконец научилась любить, а это уже кое-что. Еще я научилась ненавидеть, бояться и побеждать страх. Теперь я более настоящий воин, чем была прежде, и более настоящая принцесса! Вот только от прежней Анлодды во мне осталось не так много, и это меня печалит.

Мне бы не хотелось с ней расставаться, оставлять ее позади, на руинах Харлека. Может быть, это ее повстречал Этот Мальчишка, когда бродил один-одинешенек по подземельям — я не знаю, а он все не рассказывает мне, кого же он там повстречал.